Как помочь? Почему, когда мы проповедуем, все большее количество людей не желает нас слушать? Каким образом наш электронный век сказывается на проповеди? Может ли когнитивистика с ее самыми последними открытиями в области функционирования головного мозга помочь нам лучше доносить до людей Слово Божие?
Изучая работу головного мозга современные исследователи выяснили, что его правое и левое полушарие функционируют совершенно по-разному и обладают разными способностями. Критическое мышление, чтение и логические операции осуществляются за счет работы левого полушария, тогда как творческие способности, образная память, чувство и воображение представляют работу правого полушария.
Однако какое отношение все это имеет к утренней воскресной проповеди? Около пятисот лет назад изобретение печатного станка радикальным образом изменило мир. Изменились самые основы человеческой коммуникации, что не замедлило сказаться на самом характере мышления. “Поймав” человечество на крючок печатного слова, Гуттенберг способствовал тому, что значительная часть нашей мозговой деятельности стала осуществляться по принципу работы левого полушария с присущей ему линейной логикой. На протяжении пяти веков почти вся наша проповедь и наставление строились на этой основе. Сегодня это старое основание потрясается тяжелой поступью новой революции. Печатный станок перестал быть незаменимым средством, позволяющим собирать и передавать другим плоды человеческой мысли. Сегодня почти вся информация накапливается на микрофильмах или в памяти компьютера, а затем распространяется путем передачи на экран или с помощью фотоэлектронной распечатки. И если правы специалисты в области коммуникации, которые говорят, что единственным решающим фактором, определяющим характер нашей цивилизации, могут стать средства передачи информации, а также накопление ее основного объема, то в таком случае мир телекоммуникационных связей сулит нам такие же драматические перемены, какие в свое время принес подвижный шрифт Иоганна Гуттенберга.
Мы уже переступили порог новой эры - эры визуальной грамотности. Если мы не видим это, то просто потому, что не хотим это замечать. Ученики средней школы, закончившие ее в этом году, за все 12 лет учебы больше времени провели не в классе, а за телевизором. Прихожанин, у которого на посещение церкви уходит 50 часов в год /или 100, если он ходит туда и в воскресенье вечером/, каждый год за телевизором проводит около 2000 часов. Наш мир меняется, и он уже изменился.
Но как все это сказывается на нашей проповеди? С точки зрения когнитивистики, традиционные формы проповеди можно расценить как деятельность левого полушария головного мозга
/причем, это касается как тех, кто проповедует, так и тех, кто слушает/. Гомилетика в значительной степени опирается на анализ, логику и язык. Когда читается проповедь, то нередко внимание ей уделяется не столько образам и догадкам, сколько отвлеченным понятиям, не целостному взгляду, а какой-то последовательности, не чувствам, а фактам, не ориентации на какую-то связь, а установке на рациональное осмысление.
Однако революция в области коммуникации ведет людей в другую сторону. Сегодня визуальная связь изменяет наше сознание. Впервые за пять веков правое полушарие начинает настойчиво заявлять о себе, требуя, чтобы к нему почаще обращались, как в самой жизни, так и в учебе.
Наши слушатели больше “не ловятся” на печатное слово и логику. Вместо этого они предпочитают переживать действие
и испытывать чувство вовлеченности, которое дает им работа правого полушария. Первое, что им приходит на выручку - это телевизор. Телевизор дает им возможность как бы самому участвовать в происходящем. Зритель перестает быть простым наблюдателем и включается в действие. Микрофон позволяет уху стать вместилищем всех звуков вокруг. Камера дает возможность как бы принять участие в драке, в футбольном матче или каком-то развлечении. То, что прежде было далеким, существовало только в воображении или вообще казалось нереальным, благодаря алхимии телеэкрана в один миг становится живым, ярким и достоверным.
Подобно тому, как в век космонавтики человек, благодаря космическим полетам, стал преодолевать гораздо большие пространства, наш электронный век за счет компьютеров дает нам возможность увеличить наши мыслительные способности, за счет микрофона - возможности слуха и благодаря телекамере позволяет увидеть то, чего иначе мы бы не увидели. Вовлеченности в происходящее становится образом жизни, а сенсорное восприятие превращается в первостепенный метод обучения.
Если мы слишком привержены пятисотлетней проповеднической традиции, мы довольно скоро обнаружим, что между живым восприятием действительности, поисками, открытиями и творчеством, в котором наши слушатели имеют возможности попробовать свои силы на протяжении недели, и сравнительно скучными, банальными призывами воскресной проповеди пролегает непроходимая пропасть. Если мы не предпримем решительных шагов, чтобы радикально изменить манеру нашего проповедования, нам довольно скоро станет ясно, что для наших слушателей внутренняя жизнь постепенно становится чем-то далеким, духовная реальность кажется вымыслом, а то, что должно стать живой истиной Слова Божия, становится всего лишь легкой дымкой субъективного переживания. Многие молодые люди, не преуспевшие в духовном развитии и с головой погруженные в деловой мир нашего эмпирического общества, уже сейчас чувствуют, что сложившаяся традиция или обходит их, или относится к ним свысока, поскольку наша проповедь не столько подводит к открытию, сколько просто основывается на дедуктивном повелении, и поскольку, стремясь сосредоточить внимание слушателей на нашем призыве, мы не стремимся к тому, чтобы объяснить его и позволить пережить самому.
Почему люди не хотят слушать? Как нам увлечь их? Что должна говорить Библия? Каким образом Иисусу и другим великим библейским проповедникам удавалось завладеть вниманием своих слушателей? Нет ли в их опыте, сложившемся еще до Гуттенберга, того ключа, который позволил бы нам понять, как надо проповедовать сейчас, когда эпоха печатного станка миновала, а также в будущем?
Когда проповедовали Иисус, пророки и апостолы, они особое внимание обращали на индуктивную манеру проповеди. Однако разве кто-нибудь вспоминает об этом? Хоть кто-то подумал об Иисусе как проповеднике? Почему наши тексты по гомилетике обходят его пример стороной? Кто-нибудь помнит о том, что простые люди с радостью слушали Иисуса, когда он проповедовал индуктивно, стремясь войти в ту ситуацию, в которой они находились?
Разве кто-нибудь следует примеру Иисуса, включая в свою проповедь какую-нибудь притчу, рассказ или сравнение? Кто знает, что на Нагорную проповедь уходит 18 минут и что в ней множество примеров, наглядных образов, сравнений, различных приемов, которые захватывают внимание и среди которых можно назвать загадки, обыгрывание физической привлекательности или обращение к повседневному опыту?
Может ли Иисус что-то дать нам в смысле построения проповеди? Могут ли другие талантливые проповедники прошлого дать нам какой-нибудь простой пример, который помог бы нам в нашем деле? Являются ли наши слушатели чем-то случайным по отношению к проповеди или их можно сделать ее соучастниками?
Может ли она привлечь их внимание и заставить включиться в происходящее? Могут ли наши проповеди задействовать оба полушария человеческого мозга?
Вопросов много, но ответы не оставляют в покое.
Давайте посмотрим на проповедование с новой точки зрения. Иисус и последующие за ним талантливые проповедники учат нас простому подходу, и мы легко раскроем их секреты, если как следует изучим их проповеди. Они обещают дать нам лекарство, которое пойдет на помощь этим немощным и поверхностным проповедям, столь обычным сегодня. Кроме того, они познакомят нас с различными способами, используя которые мы сможем привлечь внимание наших слушателей.
Эта книга - не философское, метафизическое или гносеологическое исследование. В ней мы изучаем жизнь. Исследуем опыт. Изучаем Слово Божие. И, кроме того, исследуем логику здравого смысла и поиска.
Какова цель? Быть проще, - проще, но не глупее. В этой книге мы пытаемся быть максимально простыми, так же простыми, как прост здравый смысл. Такими же привычными, как привычен повседневный опыт. Столь простыми, чтобы люди услышали нас. И даже прислушались. И увлеклись.
ГЛАВА 1
Когда Сэм Смит, выруливая на своем форде, который служит ему уже добрых три года, подъезжает к автомобильной стоянке у церкви, он видит, что она заполнена новыми шевроле, бьюиками и тойотами. Он вспоминает, что завтра, уплатив тридцать шестой по сч¨ту взнос, он получит этот автомобиль, как раз в то время, когда приспела пора купить другой - поменьше. По дороге в церковь его жена Сюзанна без устали говорила, что ей надо больше денег: на четырехлетнюю Сюзетту, на покупку бакалейных товаров, цены на которые, как известно, на месте не стоят, на то, чтобы к весне обновить гардероб и спокойно появиться на конференции в Нью-Йорке, куда ее приглашает хозяин. Нужны новые наряды, и поэтому надо копить побольше денег и побольше работать, чтобы их зарабатывать, чтобы купить что-нибудь из одежды, и чтобы что-нибудь купить, надо ... Слушая все это, Сэм едва находит в себе силы, чтобы ехидно не пошутить насч¨т издержек женской эмансипации.
Он задумчиво смотрит, как Сюзанна вместе с маленькой группой других девушек направляется в класс, организованный для деловых молодых женщин. Он припоминает, что согласно определению из “Reader’ Digest”, совместимость - “это когда у обоих супругов голова болит в одно и то же время.” Он с гордостью смотрит, как его шестнадцатилетний Стив в компании подростков живо обсуждает игру, которую они смотрели в прошлую пятницу вечером. Он хочет, чтобы старший сын поступил в колледж: ведь в таком случае у него в этой жизни будет шанс получше. Быть может, для того, чтобы как-то покрыть постоянно растущую плату за обучение в университете, можно будет хоть что-то поиметь через страховку, однако похоже, что сейчас Стив не столько думает о колледже, сколько о подержанном автомобиле.
Его четырнадцатилетняя Салли, смущаясь, проходит мимо небольшой группы школьников и за минуту до начала воскресной школы растворяется в компании своих подруг. Во время рождественских каникул ей надо походить к стоматологу и привести в порядок свои зубы.
“Быть может надо с кем-то поговорить обо все этом, - думает Сэм. - Он бы, конечно, так и сделал, если бы хоть кто-то проявил желание послушать и понять. Хозяин грозит увольнением, если компания не заработает “еще один миллион в год”. Распродажа уменьшается, и управляющие буквально сбились с ног, охотясь за новыми клиентами. Глядя на все это, Сэм чувствует, что намеченный им пятилетний план, который должен привести его к благосостоянию, на самом деле не очень-то реален. Несколько минут спустя он уже в воскресном классе для мужчин и, усевшись в углу, пытается настроиться на то, что происходит, и прекратить свой внутренний монолог. Почти прекратить. Он опять начинает перебирать варианты, которые позволили бы ему найти деньги, необходимые для его семьи. Он мог бы занять в страховой кассе, однако в таком случае ею уже не воспользуешься, чтобы оплатить обучение Стива в колледже. Можно, правда, продать автоприцеп, но другого такого уже не достанешь. Он начинает думать, что, в конце концов, можно что-нибудь перезаложить, и тут замечает, что сидит на уроке воскресной школы.
Его охватывает острое чувство вины за то, что он не слушает учителя, однако тут же он вспоминает, что вообще не хотел идти в церковь. Настояла Сюзанна. “Она должна быть счастлива, что я пришел”,-говорит он себе. Ощущение вины проходит, и его мысли опять начинают плавать.
Наконец раздается звонок: урок окончен. Сэм выходит из класса, проходит через коридор и входит в притвор, где договорился встретиться с Сюзанной. Войдя в храм, они садятся на свое обычное место, в середине помещения на правой стороне. Сэм слышит слова знакомого песнопения и на какое-то время забывает о пронзительном шуме рынка. Мягкая мелодия успокаивает и как-то странно отличается от этого трескучего радио, которое он слушает всю неделю. Сэм не спеша впитывает тонкое, священное дуновение; на смену прежних воспоминаний приходит ощущение одиночества, неторопливого раздумья и благоговения.
Однако Сэм человек светский, и, решив в воскресенье отправиться на остров под названием “церковь”, он захватил весь культурный багаж, долгими буднями накопленный на материке, который называется “жизнь”. Этот остров кажется ему необитаемым, и он не хочет высаживаться. Сомнение, противоборство, ужас, - все это постепенно возвращается к нему. И вот он снова мучительно решает, где добыть денег для семьи и как преуспеть в карьере.
Пастор начинает читать отрывок из Писания, и, взяв в руки распечатку, Сэм ищет наименование проповеди:”Вся истина для всего современного мира”, - акцент на особое миссионерское служение, согласно порядку совершаемой службы.
Пастор читает, а Сэм опять начинает решать свои вопросы. За последние десять лет он слышал так много проповедей, что, пожалуй, и сам мог составить определенный план. Сегодня он решает наметить семь пунктов. “Странствование по семи дорогам”, - такое название дает он своей теме и едва сдерживает улыбку. На первом месте деньги. Затем автомобиль. Одежда. Проблема совместимости. Карьера. Колледж. Нынешний кризис. Решив еще раз проехать по этим семи дорогам, Сэм не успевает сделать это. Пастор начинает проповедь для детей.
“Когда я был маленьким”, - начинает пастор, и Сэм наклоняется вперед, чтобы получше рассмотреть сидящих впереди детей и послушать, что им скажет пастор. Затем начинается “обычная проповедь”, и Сэм видит, как люди начинают беспокойно двигаться на своих местах. Они пытаются усесться поудобнее, чтобы опять начать думать о своем или вовсе ни о чем. Сэм делает слабую попытку как-то по-иному взглянуть на намеченную им схему и затем пускает мысли на самотек. Лишь иногда в своих воспоминаниях и мечтах он возвращается к тому что происходит в храме. Он совершенно забывает о пасторе, и его мысли плывут на материк “жизнь”. Он раздумывает, каким в понедельник утром станет его возвращение в этот безумный мир. Что я скажу хозяину? Что я решил? Может, не стоит скандалить? Слегка наклонившись в его сторону, Сюзанна прижимается к его руке. Воспоминания опять овладевают им. А ведь это была хорошая жизнь. Конечно, было всякое, но обычно мы довольно хорошо ладили. Были просто чудесные минуты, а потом родились дети. Конечно, кое-что пошло не так быстро, как хотелось бы, но все-таки жизнь - штука хорошая. Конечно, надо бы побольше денег. Как ни крути, деньги - это первое в моем плане.
За пятнадцать минут до конца проповеди Сэм начинает прикидывать, как бы ему выйти. Интересно, а что сегодня на обед, думает он. Сюзанна, вроде бы говорила о курице? А, может быть, рис по-испански? О, чуть не забыл, ведь сегодня в 12.30 игра по телевизору.
Поглядывая на выход, Сэм прикидывает, как бы ему улизнуть, когда начнут петь последний гимн. Звучит последняя нота, раздается “аминь”, и Сэм трогает с места. К несчастью, кратчайший путь пролегает неподалеку от пастора, у задней двери. Иногда удается улизнуть незаметно, но сегодня, увидев его, пастор Джонс кивает головой. “Ну вот и попался,”- думает Сэм. - Что бы такое сказать?” “Вы прекрасно говорили,”- роняет он, в то время как в уме копошатся какие-то другие, более честные слова. Пастор протягивает ему руку, и он неуклюже ее пожимает. Протиснувшись сквозь толпу, он выходит на стоянку, садится в машину, включает радио и начинает слушать полуденные новости - голос из реального мира. Через некоторое время все выходят из машины. “Наверное, курица уже готова,”- говорит Сюзанна, и все направляются домой.
В этой воскресной утренней драме Сэм и его товарищи - не единственные раздосадованные актеры, хотя они, конечно, никогда не догадались бы, как скверно чувствовал себя пастор Джонс. Вот как протекало для него то утро. Как овец ведя собравшихся по каменистым тропам заранее расписанного богослужения, пастор Джонс все больше и больше впадал в уныние. Песнопения объединяют почти всех. Все слушают, что он скажет, но, начав читать Писание вслух, он чувствует какую-то перемену. “Между нами как будто бы какая-то невидимая стена. Почему они не слушают? Быть может, я читаю слишком громко? Или слишком медленно? А может быть, слишком быстро?” Закончив читать, он садится.
Начинается сбор пожертвований, и он опять обдумывает, как ему быть. “Быть может, когда я начну читать проповедь для детей, позвонить в колокольчик? Похоже, что иногда это заставляет их встрепенуться. Что с ними? Быть может, мои проповеди слишком сильны для них? Но ведь им надо учиться слушать?”
Сбор пожертвований завершается, поется славословие, и затем пастор Джонс рассказывает детям случай из своего детства: простую историю, благодаря которой он понял, как опасно лгать и как важно быть честным. Он завершает свой рассказ словами о том, как важна истина для Бога, и затем отправляет малышей к боковой двери, где их ждут руководители детской церковной программы.
Наступает время проповеди. Вернувшись на кафедру, он поправляет галстук, откашливается и ждет наступления тишины. Открыв Библию, он читает:”Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте /Флп.4:8/. “Почему они уставились куда-то мимо? Ведь я их пастор; они должны внимательно меня слушать. Так почему же они не слушают?”
Глубоко вздохнув, он начинает отрепетированным голосом:
“Да, дорогие мои друзья, истина - любезна, она достославна. Она заслуживает того, чтобы мы поразмыслили над ней, и давайте подумаем над этим.” Он говорит, что такое истина, он возвещает ее. Он ее защищает. Его правильные, хорошо подобранные слова возносятся к потолку и, долетая до вестибюля, мягко отскакивают от противоположной стены.
“Интересно, - думает он, - слушает кто-нибудь или нет?” Кто-то согласно кивает, однако он знает, что это почти ничего не значит, потому что спустя какое-то время эти монотонные кивки замедляются, и затем, словно встрепенувшись, люди опять начинают кивать. Это обескураживает его еще сильнее. Где-то в середине проповеди, когда он приводит пояснительный пример, все поднимают головы и устремляют на него глаза, однако воодушевление, которое он испытывает, тут же проходит, потому что он видит , что за его словами следят уже не так внимательно и народ начинает суетливо ¨рзать на стульях. Когда проповедь подходит к концу, его воодушевления хватает только на то, чтобы более- менее выразительно произнести последние слова, которые, как он надеется, заставят собравшихся с пониманием отнестись к тем огромным задачам, которые предусмотрены церковной миссионерской программой. “Что толку?”- спрашивает он себя. Когда он начинает свой последний пример, человек шесть-семь украдкой поглядывают на часы. “Какое им дело до голода, который царит в третьем мире и нуждах медицины? Интерес к этим глобальным проблемам исчезает за пять минут до полудня.”
Наконец, он приглашает всех встать для последнего благословения. Он чувствует искусительное желание честно помолиться о том, чтобы как-то уменьшить свое отчаяние, или даже зачитать псалом, в котором призывается проклятие. Однако, поборов в себе это искушение и не дав волю своим чувствам, он нараспев произносит привычную формулу. Теперь свое благословение поет хор, а он отходит в боковой предел. Едва смолкают последние звуки, все в храме оживает. Глядя на эту внезапную перемену, пастор ловит себя на тихой, циничной мысли. “Интересно, - думает он, - будет ли когда-нибудь на мою проповедь такая же реакция, которая возникает всякий раз, когда я произношу благословение?”
Предел, в котором он стоит, заполняется людьми, все толпятся вокруг него, и он пытается отогнать от себя разочарование и сомнения. Криво улыбаясь, он пожимает тянувшиеся со всех сторон руки и терпеливо слушает то, что ему говорят. “Рад вас видеть.” “Прекрасная проповедь, пастор”. “Счастливой вам недели”. “Вы прекрасно говорили сегодня”. “Меня всегда радует, когда в начале служения вы немного говорите с детьми”. Всегда кажется, что в этих безобидных замечаниях что-то недосказано и что они не так уж искренни, однако хорошо, что в это воскресение пастор Джонс не слышит хвастливого:”Я по телевизору видел эту хорошую проповедь”.
Когда Сэм и все остальные, кто сегодня был в церкви доканчивают свою курицу и, усевшись перед телеэкраном, готовятся смотреть футбол, пастор, пообедав, задумчиво расхаживает по кабинету. Чувство разочарования вновь возвращается к нему, и он опять проигрывает все это утреннее представление.
“Но что же им, в конце концов, надо? Я проповедую им Слово Божие. Почти по каждому поводу я цитирую им Писание. Почему они не отвечают? Не могу понять.” “Не могу понять, Господи, - говорит он, обращаясь к небу.- Ведь Ты же, Господи, сказал, что Твое Слово не возвратится без ответа. Но похоже, что каждое воскресение происходит именно так. Где же ответ?” “В конце концов, нельзя сказать, что я не проявляю никакой заботы и не пытаюсь что-то сделать”, - говорит он самому себе. Он вспоминает, что последние пять лет он тратил свой отпуск на то, чтобы побывать в самых живых церквях в надежде узнать у преуспевающих проповедниках какие-нибудь секреты. Он посещает все конференции священнослужителей, какие только может, и на тему проповедования у него накопилось столько книг и статей, что из них можно составить небольшую библиотеку. Всю энергию своей юности и силу воображения пастор Джонс направил на то, чтобы, по-настоящему благовествуя, изменить мир или, по крайней мере, какую-нибудь его часть. Желание служить в нем никогда не угасало, но каждое воскресное утро это высокое стремление обращается какой-то заурядностью. Похоже, что люди всегда остаются одними и теми же. Его проповеди не так уж много для них значат. Интересно, есть ли какой-нибудь смысл в его служении вообще?
“Быть может все хорошие проповедники от рождения наделены даром слова? Быть может, от рождения на них почила харизма?”- думает он. “Но как же тогда быть с божественными обетованиями об умножении сил человеческих?”
Нужды его общины вполне очевидны: здесь и личные проблемы, и семейные неурядицы, и просто все то, что присуще человеку. У веры есть ответ. Пастор Джонс знает это. Он знает это по своему опыту. Он читал историю. Он верит в то, что говорит Библия. Нужды высятся до небес, и порой кажется, что богословская лестница слишком коротка.
Год назад он всерьез подумывал бросить это служение. С его образованием можно устроиться на социальную работу. Имея ограниченную врачебную нагрузку и работая с 9 до 5 он мог бы больше времени уделять семье. Кое-кто из бывших университетских друзей подшучивает над его пасторской должностью. Как можно тратить жизнь на то, чтобы рассказывать людям вещи, которые им и так известны? Они говорят, что в его проповедях содержится хороший совет, но потом добавляют, что “в мире, где предложение превышает спрос, совет - единственный товар”.
Одолев сомнение, пастор Джонс решил продолжать свое служение. Он верит, что к этому его призвал Бог, и знает, что, когда секулярный Сэм и все остальные из его общины в понедельник утром приступят к работе, он придет в свой кабинет, чтобы начать подготовку к следующей воскресной проповеди. И будет молиться, чтобы Бог хоть как-то благословил и использовал его старания, его проповедование.
И все-таки уныние остается.
Каждое воскресение по всей стране, в тысячах церквей разыгрывается все тот же сценарий под названием “Секулярный Сэм и пастор Джонс”. Секулярный Сэм и тысячи таких же, как он приходят из своих трудовых будней отягощенные и измученные казалось бы неразрешимыми проблемами. Они приходят оттуда, где каждую неделю уличные торговцы назойливо предлагают им около 600 печатных изданий со всеми теми новостями, от которых они сознательно пытаются отключиться. Они приходят буквально напичканные газетной информацией и уставшие от своих сугубо личных проблем. Проблема собственного достоинства, поиск смысла и целей жизни, потребность в безопасности, успехе и необходимость выживания, - от всего этого просто разламывается голова. Каждое воскресное утро пастор Джонс и целый легион других пасторов читают свыше 350000 проповедей. Они видят, в каких борениях живет современное общество и глубоко страдают от этого. Они видят, как от развода страдает семья, видят, как боится умирать больной раком, какую тревогу испытывают потерявшие работу мужчины средних лет, видят, как неуверенность переполняет молодых людей, достигших опасного возраста. И они готовы со всеми поделиться теми ответами, которые дает Бог и в которые они верят.
Но что-то не так, непонятно почему, но ответ не помогает, Секулярный Сэм и пастор Джонс расходятся, удрученные.
Быть может, это разочарование объясняется той тревожной тенденцией, которая приводится в июньском 1978 года опросе Комиссии Гэллопа. “Какую роль играет религия в вашей жизни?”- такой вопрос был задан американцам? В упомянутом году только 53% ответили, что религия для них “весьма значима”. 26 лет назад, в 1952 году, на этот вопрос таким образом ответили 75 % опрошенных. Где- то посередине этого периода, 1965 году, такой же ответ дали 70% . Серия опросов показало, что в первую половину уменьшение составило 5%, тогда как в последние годы наметился тревожный спад в 17%.
В чем смысл проповеди сегодня? Может ли она снова сделать религию “весьма значимой”?
Вряд ли кто сегодня станет сомневаться в том, что назрела необходимость в более действенном проповедовании? Посмотрите вокруг. Обратите внимание на симптомы безразличия, отчужденности и апатии. Полистайте список какой-нибудь церкви, и вам наверняка встретятся “мертвые души”. Поговорите с секулярным Сэмом или пастором Джонсом. Наконец, припомните свой собственный опыт.
Где решение? Быть может, еще можно сделать что-то, что умерит разочарование, которым сегодня окружена проповедь?
Вовлеченность. Это примелькавшееся слово
содержит многообещающий ответ. Во всем проповедовании 20 века вовлеченность - главная цель и задача. Именно этого ждет в воскресное утро секулярный Сэм. Именно этого хотел бы добиться и пастор Джон. Но как увлечь слушателей? Есть ли верное, надежное средство?
В последнее время это пытаются сделать с помощью диалога и дискуссий. Церковь экспериментирует с драматургией и танцем. Проповедь меняет содержание. Стиль и манера произнесения все в большей степени опираются на фольклор, становятся диалогичными и непосредственными. Однако все эти новшества, измерения и творческие находки не слишком оживляют современную проповедь и не очень на нее воздействуют. Несмотря на творческий подход, похоже, что мечта об увлеченных слушателях остается далеким миражом. Собираются толпы, чтобы послушать тех немногих проповедников, которых, по-видимому, удается увлечь своих слушателей. Быть может, у этих “собирателей толп” есть какие-то секреты, которым надо выучиться? Различия, однако, столь велики, что в их проповедях, вероятно, нельзя выявить общие закономерности. Обстоятельное обследование тех немногих гигантов, которые всегда могут увлечь слушателя, не дает общей картины. Похоже, что чаще всего они “плывут” не по правилам и плану, а следуя интуиции и опыту.
По-видимому, успех в этом деле не зависит от выучки. В большинстве растущих церквей служат пасторы без семинарской степени /согласно недавнему исследованию - в 555 растущих общинах/. Наверное, в деле проповедничества образование не гарантирует успеха. Но где же в таком случае искать ответ? Быть может, современная проповедь не оставляет никакой надежды, и Бог просто не думает о ней? Есть ли какое библейское основание, опираясь на которое можно найти выход? Дает ли Иисус какой-нибудь образец надежды для нашей проповеди? Может ли пастор Джонс и тысячи других столь же разочарованных служителей надеяться на то, что их проповедь станет действенною?
Где ответ? Можно ли найти решение, которое бы позволило увлечь людей, то есть, можно ли справиться с основным кризисом современной проповеди?
Да, можно.
Эта проблема так же современна, как все прочие сегодняшние проблемы и так же стара, как само Писание.
Рассмотрению этого решения мы и посвятим остальную часть нашей книги.
ГЛАВА 2
После уроков меня ждал Ренди, студент моих гомилетических курсов. “Почему, когда я проповедую, люди смотрят на коров, которые пасутся рядом с церковью?”- сгоряча выпалил он. “Я стараюсь изо всех сил, но всегда найдется кто-то, кто будет смотреть в окно. Они и так всю неделю могут видеть этих коров, так почему же они делают это тогда, когда я пытаюсь привлечь их внимание к моей проповеди? Как быть?”
“Как вы думаете, почему они делают это?” - спросил я в ответ. Мы обсуждали причины его недовольства. Я спросил, как он начинает проповедь, и на что больше всего обращает внимание: на богословие или тех, кто собрался его послушать. Кроме того, я поинтересовался, какие примеры он использует.
Мы проговорили несколько минут и, по-прежнему пребывая в расстроенных чувствах, Ренди сказал:”Я попытаюсь сделать все, что вы говорите. Я действительно хочу завладеть их вниманием.” Мы поговорили о том, в чем именно ему следует попытаться, и Ренди поклялся, что с еще большей силой будет стараться завладеть вниманием собравшихся на своих воскресных проповедях. Отправляясь на свою студенческую проповедь, Ренди был настроен решительно. Выходные прошли, и в начале следующей недели Ренди пулей ворвался в класс. “На этот раз никто не поглядел на коров”, - выпалил он. Я видел, что ему не терпится рассказать о том, как все было. “Ну, и как же тебе это удалось?” - спросил я. “Понимаете, профессор, когда я начал, я сразу сказал: в субботу вечером, в 10.30 популярный танцор постучался в дом пастора...” Широко улыбнувшись, он продолжал:”За всю проповедь никто даже не поглядел на тех коров, никто не глянул в окно и даже вокруг себя никто не глядел. Все как будто замерли, ожидая, что я скажу дальше. Как здорово, когда все их внимание целиком отдано тебе. Они, вообще-то, всегда относились ко мне тепло и участливо, но я ни разу не видел, чтобы они так внимательно слушали мою проповедь”.
История Ренди еще раз обращает наше внимание на ту проблему, которую мы подняли в предыдущей главе. Любой проповедник /начиная с молодых взволнованных семинаристов, наподобие Ренди, и кончая таким старым, усталым умельцем, каким является уже известный нам пастор Джонс/ ломает голову над тем, как увлечь своих слушателей.
Итак, как же нам увлечь их? Конечно, не каждый проповедник начнет свою проповедь с такой фразы, которую сказал Ренди, ибо это вовсе и не требуется. Если вы тоже так сделаете, то что вы скажете в следующее воскресение? Ведь вы уже не сможете просто упомянуть о каком-то субботнем часе. Однако начать наш ответ мы можем именно с этого эпизода.
Проанализировав его, мы увидим, что надо обратить внимание на три момента, если мы действительно хотим увлечь людей своей проповедью. Эти три аспекта далеко не новы. 2300 лет назад или более того Аристотель разделил выступление оратора на три части: этическую /то, что касается самого оратора/, эмоциональную /слушатели/ и логическую /та роль, которую играет сама весть/. Все это можно отнести к основам гомилетики, и любой свежий подход, направленный на то, чтобы увлечь слушателя, неизбежно будет включать в себя эти аспекты. Поэтому давайте рассмотрим, как все это может послужить более эффективной проповеди.
ОРАТОР ИЛИ ПРОПОВЕДНИК
Если мы, действительно, решили увлечь слушателя, то начинать надо с установки проповедника. Он должен стремиться к тому, чтобы увлечь его, и это желание непосредственно должно вырастать из участия и заботы проповедника. Никого не волнует, как много мы знаем, если не видно, с каким участием мы относимся к слушателям. В начале моего служения я знал одного сельского пастора, которого все сильнее угнетало сознание того что его община не идет с ним на контакт. В одно из воскресений он был так удручен этим, что прямо обозвал собравшихся “сборищем тупоголовых голландцев” /а надо сказать, что его община состояла из американцев голландского происхождения/, с шумом вышел из боковых дверей церкви и гордо прошествовал к своему дому, чтобы там успокоиться и прийти в себя. Он, конечно, показал, что он человек небезучастный, однако, проявив свою заботу таким образом, он, тем самым развеял всякую надежду на то, что в его приходе можно будет совершать действенное служение.
Пастор Джонс и Ренди - лучшие примеры. В какой-то мере, они чувствовали себя такими же удрученными, но, испытывая сострадание к членам церкви и заботясь о них, пастор Джонс сдержался и не осудил их в заключительной молитве. Что касается Ренди, то его забота и участие помогли ему сдержаться: он обуздал свое желание перестрелять коров и начал искать какой бы то ни было помощи у профессора. В отличие от пастора, который стал просто ругать собравшихся, за свой неуспех, они готовы были возложить ответственность и на себя. Именно в нашем проповедовании сокрыт первоисточник всякой надежды на то, что мы сможем увлечь своих слушателей.
Служение начинается в уме и сердце того, кто служит. Частично об этом условии упомянул Павел, сказавший:”Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе
/который / уничижил Себя Самого, приняв образ раба ... смирил Себя, быв послушным даже до смерти и смерти крестной”
/Флп.2:5/.
Дальнейшие вехи служения наметил Иисус, сказавший, что:
“Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода”
/12:24/. “Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, то чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих”/Мф.20:28/. “Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее”/Мф.10:39/.
Однако как все это может послужить тому, чтобы мы смогли увлечь наших слушателей? Если мы хотим увлечь их, мы сами должны быть готовыми увлечься. Забота истинного пастыря такова, что он готов отождествить себя со своим народом, подобно тому как Пастырь Добрый готов отдать Свою жизнь за Своих овец.
Итак, служение требует жертвы и жертвы рискованной. Если вы хотите, чтобы ваша проповедь стала действенной, вы должны с готовностью пойти на риск эксперимента. Вслед за Ренди нам надо спросить:”Что мне делать, чтобы мои слова стали более проникновенными? Как мне изменить свою проповедь, чтобы слушатели увлеклись ею? “ Такая перемена рискованна. Однако служение, исполненное смысла, призывает нас рисковать не только нашими проповедями. Оно призывает, чтобы мы
рисковали собой. Это значит, что нам надо сесть на одну
церковную скамью вместе с нашим народом, показав себе и другим, что вы тоже человек, и проповедуя с убеждением, что все мы -”соработники у Бога”/1Кор.3:9/.
Чтобы увлечь слушателей, приходится рисковать собой, м поэтому проповедник становится уязвимым. Впрочем, любовь и служение всегда требуют такой цены. Если сам проповедник увлечен, то ему чужды стремление к комфорту, самодовольство и безразличие. Вслед за Учителем он должен сказать:”Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего”
/Ин.18:37/. Однако, несмотря на то, что надежда на увлекательную проповедь берет начало в уме и сердце проповедника, этим дело не ограничивается. Стремление принять”образ раба” должно выразиться в его характере. Говоря о силе проповеди, добрый характер проповедника мы обычно воспринимаем как нечто само собой разумеющееся, однако ни в коей мере нельзя умалять его значения.
Известно, что личную привлекательность оратора Демосфен ставил выше всего остального; хороший оратор - это добрый человек, который хорошо говорит. Аристотель тоже затрагивает вопрос о нравственном облике или личной привлекательности оратора, подчеркивая, что ум оратора, его характер и добрая воля имеют важное значение.
Библия и христианское предание говорят об ораторе в более широком аспекте, наряду с нравственными качествами и поведением подчеркивая значение цельности, искренности, доброжелательной установки. Если мы решим на практике осуществлять то, о чем проповедуем, то речь пойдет о чем-то гораздо большем, нежели простое повторение нашей проповеди.
На протяжении многих веков христианская мысль исследовала, что значит быть добрым человеком. Позиция, которую занимает проповедник, характер его отношения с другими людьми, его убеждения и поведение, - все должно подтверждать то, о чем он говорит. В Иельских Лекциях, посвященных основам проповедования, больше всего говорится о том, каков характер проповедника.
Сегодня многие наши слушатели просто жаждут увидеть проповедника, который сам готов выслушать, проявить заботу и участие и который не останавливается в своем развитии, постоянно углубляя отношения с членами общины. Большинство общин желает видеть проповедь, а не слушать ее раз в неделю. Если мы действительно хотим, чтобы нашей проповедью увлеклись, нам не мешает вспомнить четвертый принцип взаимообщения, автором которого является Кьеркегор и согласно которому “говорить о христианстве может только тот, кто сам преображен христианством”.
В 1980 году в сентябрьском номере “Review of Relegios Research” лютеранский пастор Вильям Эйвери и профессор из Пенсильвании Роджер Гоббел поместили сообщение, в котором рассказывалось о двух исследованиях, посвященных тому, как слушают проповедь лютеране центральной и южной Пенсильвании.
В статье “Слова Божии и слова проповедника” они пишут:
“Верят оратору или нет ... зависит от того, какие у него отношения со слушателями”. Около 83 процентов респондентов сказали, что теплоту, дружелюбие и доброту, которые чувствуются в проповеди, они ценят также высоко, а может быть, даже и больше, чем богословскую осведомленность и интеллектуальную обоснованность.
“Прихожане не требуют, чтобы их священники нравственно были более совершенными, но хотят видеть стремление к последовательности между словами и делами. ... На них влияют личные отношения с пастором, которые воспринимаются ими довольно чутко. Когда они чувствуют, что их служитель готов проявить доброту и понимание и что он, действительно, заботится о них, выражая это в сочувствии своем, открытом поведении и теплом отношении, они серьезно воспринимают те толкования Евангелия, которые могут расходится с их собственным пониманием. Когда отношения действительно хорошие, они с большой готовностью заявляют ... что слышали Божие Слово. ...”
Проведенное исследование подтверждает то, что говорит Писание и наш опыт. Вовлеченность слушателя должна начинаться с той позиции, которую занимает проповедник, которая коренится в его уме и сердце и о которой свидетельствует его характер, жизнь и проповедь. Тем не менее, правильная установка не является достаточной гарантией того, чтобы слушатель действительно увлекся. Проповедник - лишь одна часть процесса взаимообщения.
СЛУШАТЕЛИ
Вовлеченность, отправной точкой которой является оратор, может развиваться только при том условии, если собравшиеся будут его понимать. Люди - единственное основание для того, чтобы проповедовать. Складывается, однако, впечатление, что есть слишком много книг, посвященных гомилетике, а также проповедей, где такое осмысление ситуации утрачено. Гомилетика нередко просто игнорирует аудиторию. Второй момент, на который обращал внимание Аристотель, сводился к стремлению , чтобы сказанное могло быть понято /и чтобы оно было понято/ всеми слушателями, при всех условиях и во всех ситуациях. Сегодня исследования в области рыночной экономики изменили характер рекламы, торговли и индустрии общения. Если мы на самом деле хотим, чтобы наша проповедь была эффективной, нам, наверное, не мешает узнать немного больше о том, что исследователи говорят относительно демографии, психографии и ощущаемых нами потребностях. Если мы действительно собираемся понять людей и затем увлечь их, нам надо задать несколько актуальных для этой ситуации вопросов. Кто те люди, которые утром приходят на воскресную проповедь: все эти секулярные Сэмы и созерцатели коров? Что их беспокоит? Что заставляет идти их на контакт? Как они учатся? На все эти вопросы нам надо дать ответ.
Итак, кто они, эти люди? В наше время не только философы не могут дважды вступить в одну и ту же реку. Во многих пригородных церквях складывается впечатление, что проповедь обращена к некоему подобию бесконечной процессии. Люди приходят и тут же исчезают. Даже те, кто остается, меняются каждую неделю, влекомые мощным потоком современной общественной жизни. Кто они? Можно сказать, что их внутренний мир - это сочетание многих взаимодействующих факторов, однако, в первую очередь, они - порождение нашей культуры. Бросим на нее беглый взгляд. Какова она? Это культура, где половина браков кончается разводами, где два миллиона американцев предпочитают просто жить парами без благословения каких-то ни было свадебных обрядов. В этой культуре подростки зарабатывают и тратят два миллиарда долларов в год. Как никогда раньше люди зарабатывают все больше денег и их свободное время постоянно увеличивается. 60 процентов женщин работает вне дома. Возможности передвижения доносят нас до Луны и далее. Каждые 10 лет полмиллиона американцев становятся жертвой автомобильной революции. Телевидение вторгается в дом, отнимая у средней американской семьи 48 часов в неделю. Год за годом безработица медленно пожирает сбережения и самоуважение миллионов людей. Миллионы сидят на велфаре, тогда как высококлассные спортсмены зарабатывают по миллиону долларов в год. Полиции - больше, чем когда бы то ни было, и в то же время наши дома незащищены и сама наша жизнь находится под постоянно растущей угрозой насилия. Третья часть денег, расходуемых на продукты, оседает в кассах закусочных.
Среди бесконечных особенностей нашей культуры есть много широких черт, которые играют огромную роль в формировании наших воскресных слушателей. Рассмотрим лишь четыре примера.
Во-первых, никто не станет отрицать, что наша культура секулярна. В значительной степени, благодаря той революции общения, которое пережило прошлое поколение, сегодняшние члены церкви все более и более секуляризуются. Каждый вечер они усаживаются у экранов телевизоров, чтобы, подобно миллионам невоцерковленных американцев, смотреть те же самые сцены, испытывать те же чувства, принимать те же ценности, и вообще переживать все то, что переживают они.
Сегодняшний член церкви впитывает в себя секулярное окружение, а оно в свою очередь впитывает его. Секуляризация, характерная для нашей культуры и наших общин, еще более усугубляются второй основной особенностью: сосредоточенностью на себе. Многие посвящают свою жизнь накоплению власти и денег, многие сносят свои гаражи /а также дома и семьи/, чтобы в безумной погоне за удовольствиями обзавестись еще большими.
Процветает гедонизм. Для миллионов людей главное в жизни - безопасность и успех. Материализм буквально лезет изо всех щелей. Хорошая жизнь это та, где есть возможность покупать вещи. На смену прежним ценностям, бескорыстным отношениям, преданности и простым радостям приходит погоня за деньгами и влиянием. Семья, дом и общественная жизнь, - все приносится на алтарь богини Производства. И в то же время, несмотря на рост валового национального дохода, на шкале счастья наши очки идут вниз. В какой-то мере наша сосредоточенность на самих себе является, наверное, естественным механизмом самозащиты, который дает нам возможность бороться с этим безличным миром. В век компьютеризации человеку приходится буквально драться за выживание. Миллионы одиноких уходят в себя, чтобы защитить себя от мира, где они чувствуют себя лишними, беспомощными, запуганными и лишенными общения. И в то же время незримые приметы наших улиц напоминают пожилым людям, что были времена, когда народ пытался не утопать в своих заботах и не боялся сказать “здравствуй”.
Третьей и, наверное, самой ошеломляющей особенностью нашей культуры, являются перемены. Порой кажется, что самое постоянное в этом мире - это они. Для того, чтобы понять это, вовсе не надо читать Тоффлера или Саган, достаточно своего опыта. По-новому взглянуть на перемены, которые происходят в культуре, мне довелось тогда, когда я впервые пригласил свою восьмидесятилетнюю мать в торговый центр. Она поразилась невероятному выбору товаров и величине магазина. В свою очередь, ее изумление удивило меня, но потом я все понял. Она выросла, вышла замуж и прожила неподалеку от фермы, где и родилась в бревенчатом доме, который построил ее отец-переселенец. Она читала журналы и книги, вместе с мужем и семьей время от времени ездила по дорогам Мичигана, около 30 с лишнем лет вела библейский класс для взрослых, ни разу не повысив голоса, вырастила четырех сыновей, но ее прочный, знакомый ей мир не знал таких торговых центров. Я сравниваю жизнь моей матери с жизнью моей семьи и моей собственной. Недавно мой сын вместе с женой и ребенком прилетел в Техас на деловую встречу. В тот день, когда она завершилась, они позавтракали в Сан-Антонио, затем сели на самолет, приземлившись, провели два часа в Атланте, где еще раз позавтракали с родственниками жены и к ужину добрались до дому, который находится неподалеку от Чикаго.
Разница между “вчера” и “сегодня” просто пугает. “Что день грядущий нам готовит?” - никогда этот вопрос не был столь уместным и тревожным. Здесь не просто жалоба или недовольство:”Будущее не такое, какое оно обычно бывало”. Согласно исследованию компьютерного центра в городе Ханствиле, начиная с 1960 года раз в два года удваивается объем информации, составляющей сферу человеческого познания. Сегодня, однако, он удваивается каждые шесть месяцев. Никто точно не знает, как эти головокружительные перемены влияют на человека. Однако, влияние налицо. Шок будущего - это не просто теория. В какой-то мере, четвертая особенность нашей теории, довольно сильно влияющая на всех и каждого, является результатом трех предыдущих: речь идет о замешательстве и смущении. Со всех сторон нас отступили парадоксы. Рассмотрим несколько противоречий, характерных для нашей культуры:
Неслыханные богатство и доход и в то же время рост неуверенности и бедности;
доступная информация о жизни и половом воспитании и в то же время резкий рост беременности среди девочек-подростков;
беспрецедентные гражданские свободы, личная свобода человека и в то же время все большая актуальность проблемы прав человека;
увеличение числа компьютеров и уменьшение сострадания=
рост благосостояния и уменьшение заботы о человеке как личности;
беспрецедентные возможности и мобильность в средствах передвижения и доставке и в то же время отсутствие необходимого распределения, отравляющее жизнь стран третьего мира;
сотни книг, издающихся каждый день, и растущая неспособность читать; каждые двенадцать минут появляется новая книга о Шекспире и в то же время экран телевизора заполняют секс, насилие и мыльные оперы;
члены той или иной общины могут каждую неделю совершать путешествие в какую-нибудь другую страну, однако нельзя сказать, что это способствует еще большему их участию в удовлетворении тех нужд и потребностей, которые есть в нашем мире;
постоянно растет количество снарядов, ядерных боеголовок и других видов вооружения, однако возможность международного конфликта увеличивается;
совершенствуется технология изготовления продуктов питания, однако лишь одна четвертая от одного процента валового национального дохода Америки расходуется на то, чтобы решить проблему голода в мире;
нас окружает комфорт и всевозможные удобства, однако опросы показывают, что большинство люде не удовлетворены своей работой и что она не дает им счастья;
за период с 1920 по 1980 годы число миллионеров в Америке возросло от 24 человек до нескольких тысяч, и в то же время резко возросла безработица и теперь вместо одного миллиона составляет 8-10 миллионов человек.
Этот перечень, конечно, можно продолжить, однако и этого достаточно, чтобы понять, как, на самом деле, тревожна и встревожена наша секулярная, замкнутая на себе, постоянно меняющаяся, смятенная культура /мы, конечно, перечислили далеко не все определения/. Поняв это, мы хотя бы отчасти поймем, кто такие наши слушатели.
Что их волнует? Ответ на этот вопрос, по сути дела, вытекает из первого. Не особенно вдаваясь в подробности
/однако, в то же время, надеясь, что наш ответ не будет слишком простым/, мы можем сказать, что наших слушателей волнует все то, что их формирует. Это значит, что их опыт, те трудности, с которыми они борются, а также соответствующее культурное влияние оказывает на них непосредственное воздействие и вовлекает их в ту или иную ситуацию. Те чувства, которые в результате этого возникают, исследователи маркетинга называют ощущаемыми потребностями.
Так, например, углубляющаяся секуляризация нашей культуры приводит к тому, что многие люди все острее ощущают потребность в обретении определенного духовного смысла. Люди эгоцентричные нередко ощущают потребность в том, чтобы найти в своей жизни нечто более значимое, чем они сами и чему они могли бы предаться. В нашем мире, который постоянно меняется, ощущается потребность в надежности и стабильности.
Если вокруг царят хаос и бессмыслица, то естественным образом ощущается потребность в каком-то порядке и разумном осмыслении происходящего.
Говоря более конкретно, можно сказать, что люди одинокие нуждаются в общении, а те, кто не чувствует себя в безопасности - в ободрении и поддержке. Заботы наших слушателей определяются тем, что они из себя представляют. Есть проблемы, которые можно назвать почти универсальными, другие - более индивидуальны, однако, в общем и целом, можно сказать, что наши современники очень хотят найти ответ на то, что их заботит, ответ разумный, актуальный, практический, конкретный и здравый. В то же время их не интересует все абстрактное, непродуманное, темное, неактуальное и умозрительное.
Как они учатся? Все мы учимся несколькими способами. Прежде всего, на собственном опыте и не примере других людей. Мы сравниваем, противопоставляем, запоминаем. Все, что мы накопили, все, что нами собрано мы пропускаем через наш индивидуальный фильтр. Мы учимся мимолетно, урывками и понемногу. Последовательное обучение почти утрачено. Утром мы слушаем краткую сводку новостей, пробегаем заголовки, быстро прочитываем вчерашние итоги, что-то уточняем у секретаря или проверяем по компьютеру, сопоставляем схемы и чертежи, подслушиваем то, что говорит начальник, завтракаем с коллегами, вечером смотрим ЗО-минутную программу новостей или тратим десять минут на рекламу. Нас учат компьютеры, сводки, какие-то выводы, специалисты, целые команды, несогласованные обрывки информации и прочие куски отовсюду.
Кроме того, нас учат и те связи, которые мы имеем. Мы опять-таки общаемся со специалистами, консультантами, с теми, кто наделен мудростью, силой, мастерством, проницательностью, с теми, кто получил огласку в рекламе, кто просто доступен или полезен.
По сути дела, все мы учимся несколькими способами:
1/ учимся слушая /и это предполагает какое-то сообщение/
2/ обсуждая /и здесь предполагается разговор/
3/ глядя на все вокруг /наблюдение/
4/ изобретая /эксперимент/
5/ думая /размышление/
6/ припоминая /рефлексия/
7/ увязывая одно с другим /воображение/
8/ моделируя /имитация/
9/ устанавливая отношения /соотнесенность/
10/ выбирая /решение/
11/ отыскивая /исследование/
12/ читая и молясь /откровение/
Продолжая свои исследования психологи и эксперты в области образования дают нам новые сведения относительно того, как мы учимся. Сегодня некоторые из них приходят к выводу, что человек учится только благодаря участию в процессе обучения, благодаря вовлеченности в него. Они утверждают, что нет таких людей, которые бы учились только слушая: то, чему мы учимся, должно быть укоренено в реальности нашего собственного опыта.
В течение многих лет на курсах по подготовке учителей используется графическая пирамида, показывающая, какую роль в образовании играет личный опыт человека и его вовлеченность. Из того, что мы слышим, мы усваиваем только 10 процентов, из того, что видим - 30 процентов и из того, что делаем - 60 процентов. В своей новаторской книге доктор Бернис Маккарти, более подробно и на более сложном уровне описывая теорию обучения, анализирует 8 его способов
[The 4-MAT SYStem; Oakbrook, Illinois, EXCEL, 1980]. Рассмотрев взгляды известных психологов и преподавателей, она подытоживает работу восемнадцати исследователей и приходит к выводу, что лишь в одном способе обучения слушание играет доминирующую роль и что в идеале нам надо учиться воспринимать все остальные способы, а не только вербальный.
Кроме того, она говорит, что 70 процентов учащихся не обладает навыками аналитического мышления и это тот тип студента, который преуспевает в нашей системе образования и который всегда доволен собой. С ее точки зрения, из 10 учащихся младших классов средней школы 8 или 9 не могут логически мыслить, 6 из 10 предпочитают не отвлеченное размышление, а конкретный опыт. Маккарти указывает на то, что традиционные методы образования акцентируют внимание на вербальном обучении и развитии, в ущерб невербальному. Она заключает, что каким-то образом надо покончить с этим довольно долгим и ложным противопоставлением двух способов обучения. Процесс обучения должен оставаться традиционным, но в то же время быть обращенным к конкретной личности, должен предполагать как работу интеллекта, так и интуиции, акцентировать внимание не только на содержании, но и на учащемся и ориентироваться не только на разум, но и на сердце.
Согласно Роджеру Сперри, лауреату Нобелевской премии за 1980 год в области исследований головного мозга, “наша образовательная система, равно как и наука в целом, тяготеют к тому, чтобы обходить стороной невербальную /правое полушарие/форму интеллекта. В итоге современное общество проводит дискриминацию против правого /визуального/ полушария”/The Psychophysiology of Thinking, McGuigan and Schooner, editors, New York: Academic Press, 197/.
Сегодня наши проповеди ориентированы только на слуховое восприятие, и мы редко используем другие пути, позволяющие добраться до мозга нашего слушателя. В этой книге я вовсе не призываю обойти стороной или просто прекратить возвещение Божьего Слова: речь, скорее, идет о том, чтобы призвать к использованию дополнительных возможностей, которые, способствуя более глубокой вовлеченности наших слушателей в содержание проповеди, смогли бы увеличить ее воздействие.
Независимо от того, все виды обучения или только его основная часть требуют непосредственного участия ученика, мы, как проповедники, стоим перед вызовом. Если мы хотим сильнее воздействовать на нашу общину, мы должны увлечь ее своими проповедями. Возможности человеческого разума поистине потрясают, и он буквально молит о том, чтобы его вовлекали и использовали. Не так уж важно, насчитывает ли средний мозг всего лишь 10 миллиардов клеток или /согласно утверждениям некоторых исследователей/ гораздо больше. От ста тысяч до одного миллиона различных химикалий воздействуют на наши нейроны, образуя бесконечные мозговые взаимосвязи и психические структуры. Используя самую малую
из названных цифр, психологи полагают, что в мозгу человека количество вариаций может составить цифру, превышающую цифру 10 с восемьсот одним нулем.
В то же время мы знаем, что количество атомов в известной нам Вселенной /то есть в том, больше чего мы ничего не можем помыслить/ измеряется цифрой 10 плюс тридцать четыре нуля. Таким образом получается, что мыслительные способности любого члена нашей общины превышают количество атомов всей Вселенной. Такое открытие тоже ставит нас перед выбором. Что нам делать , чтобы задействовать эти бездонные возможности? Есть, однако, еще одна особенность процесса обучения, которая проливает интригующий новый свет на нашу церковную жизнь в ее отношении к проповедованию.
Все мы давно знаем, как умеют говорить женщины: они могут это делать почти без остановки и, к тому же, не испытывают всех других проблем речевого общения, которые встречаются у мужчин. Мы знаем, что женщины стремятся сказать, тогда как мужчины - показать. Мужчины учат действием, женщины - словами.
Сегодня все больше исследований свидетельствуют о том, что мозг тех и других функционируют по-разному. Такое открытие приводит к некоторым интересным вопросам, вселяющим определенное беспокойство.
Нельзя ли сказать о том, что почти стопроцентная установка на декларативную проповедь в какой-то мере связана с тем фактом, что во многих общинах женщины составляют большинство? Быть может, привыкнув проповедовать без стремления увлечь наших слушателей, мы упрочиваем ту структуру, которая ориентирована на женское восприятие?
Не является ли такая установка дискриминацией по отношению к мужчинам, которая создает еще одно препятствие на пути к их воцерковлению?
Можно предположить, что вовлеченность в проповедь имеет крайне важное значение для того, чтобы мужчина смогли стать причастниками Божьего Царства. Нельзя надеяться, что мы сможем увлечь наших слушателей и понять их, если мы не знаем, как они учатся /и равным образом, нельзя понять наше аудиторию, если мы не знаем, что она из себя представляет, что ее заботит и заставляет идти на контакт/.
Однако, как и в случае с установкой оратора, о которой мы уже говорили, это знание не является достаточной гарантией того, что наша проповедь станет увлекательной.
Как перейти к третьему фактору общения, о котором говорил Аристотель: тому фактору, в котором должна отражаться установка оратора и который должен вбирать в себя все то знание о наших слушателях, которым мы располагаем.
ВЕСТЬ
На протяжении многих веков, как проповедники, так и их наставники, сосредотачивали значительную часть своих раздумий и усилий на этой завершающей части акта общения. Известно, что гомилетика сосредотачивает внимание и порой излишне рассуждает о содержании, об упорядоченности и логической выверенности самой проповеди. Однако, несмотря на то, что наше внимание почти целиком уделяется вести, немногие отваживаются что-либо менять в структуре проповеди и потому эта основополагающая структура остается дедуктивной.
В большинстве дедуктивных проповедей мы с самого начала заявляем основную мысль, не скрывая, куда будем двигаться в последствии. Найдется немало слушателей, и особенно среди тех, кто скептически настроен к нашей вести, которые смогут охарактеризовать наше вступление примерно так:”Ну, вот, ребята, это мой вывод, а теперь я начинаю проповедовать и докажу вам, что я прав”.
Хотим мы или нет, но такое начало, конечно, не будет способствовать формированию общего ответа на нашу весть или развитию коллективного участия в нашей проповеди. Надежд на вовлеченность становится еще меньше, когда утверждение, с которого мы начали, выглядит неактуальным, эгоцентричным, когда автор готов непременно его отстоять или когда оно не имеет никакого отношения к нашим слушателям. Надо, однако, сказать, что на всем протяжении истории проповедничества встречались проповеди, которые давали какую-то надежду. Вступление, в котором мелькали проблески реальной жизни
/популярный танцор Ренди, какой-нибудь пример, повествование, аналогия, конкретное исследование/ как бы освещало дорогу к той дедуктивной структуре, которая просматривалась в наших проповедях. Однако довольно часто проповедник, что называется, бросает в лицо собравшимся свой основной тезис и вся проповедь превращается в дуэль между пастором и общиной. На первый взгляд может показаться, что я преувеличиваю, однако, обратите внимание, как сильно дедукция подрывает все то, что, как мы говорим, нам надо знать о наших слушателях. На рыночной площади жизни они видят те или иные конкретные события, как-то пытаются справиться с ними и одолеть их, в семье они воспринимают их на уровне переживания; реальные проблемы нашей жизни обступают их со всех сторон, и они, в первую очередь, учатся на собственном опыте и благодаря тем отношениям, которые у них складываются.
С другой стороны, наша дедуктивная проповедь, разворачивающаяся как простое изложение, нередко ориентирована на то, чтобы увести их подальше от повседневной жизни, в те края, где легче предпринять одинокое путешествие, а не совместный поход. Порой получается так, что возможность всякого открытия исчезает и исследование завершается, когда пастор в субботу вечером заканчивает свои заметки, посвященные завтрашней проповеди.
Когда, отправляясь на кафедру, он запирает за собой дверь, вполне возможно, что исчезает всякая вероятность совместного приключения. Когда он начинает свою дедуктивную беседу, то она выглядит так, словно он говорит:”Я так решил. Мо¨ повеление окончательно. Процесс закончен. Здесь все то, что я собираюсь сказать. Не обращайте внимание на то, что я страдаю комплексом Иеговы.” Прежде чем сказать, что это явное преувеличение, давайте честно ответим, на несколько вопросов. Не случилось ли так, что хотя бы отчасти наше долгое использование дедуктивного метода сказалось на способности увлечь наших слушателей? Не способствует ли дедукция тому, что наши проповеди, как это кажется многим, кто их слушает, напоминают жужжание где-то в вышине, причем весьма далекое от обычной жизни. Не появится ли хоть какая-нибудь надежда и не окажем ли мы себе хоть какую- то помощь, если попытаемся переосмыслить структуру нашей проповеди? Быть может существует какая-либо другая структура, в которой по самой ее природе отражается самоотверженная установка проповедника и люди имеют возможность увидеть, что все мы, действительно, “соработники”? Быть может, существует подход, благодаря которому в наших проповедях мы сможем обратиться к культурному опыту, эмоциональным потребностям и реальным жизненным заботам наших слушателей, обыгрывая то, как они привыкли учиться, и в большей мере используя почти неправдоподобные возможности человеческого разума? Все это может сделать индуктивная проповедь. Так почему же в своих проповедях мы отвергаем возможности индуктивной структуры и логики? Индукция начинается с учета конкретных особенностей жизненного опыта и затем подводит к тем или иным принципам, понятиям и выводам. Индуктивное развитие может возникать не столько из-за неуверенности проповедника, сколько из конкретных потребностей слушателей. Проповедник стремится к тому, чтобы не толкать, а вести. Сначала он ищет вместе с собравшимися, а уже потом объясняет, что они нашли. Индуктивная проповедь - это призыв к открытию. Она может убрать негативную установку слушателя, а также заинтересовать его и вовлечь в поиск, положительно обыгрывая психологический процесс на основе опыта.
Конечно, индуктивная проповедь не сможет полностью заменить нашей сегодняшней проповеди: она, скорее,, обогатит те сильные стороны и навыки, которые у нас уже есть. Однако, если мы возьмем ее на вооружение, мы, быть может, все-таки сумеем привлечь внимание наших слушателей и подключить их к естественному, нормальному и полезному процессу. Поступая таким образом, мы, возможно, сумеем добиться того, что воскресная утренняя проповедь из созерцательного мероприятия превратится в совместное возрастание, озарение и сотрудничество. Индукция не сделает так, что проповедник, как говорится, на последней остановке покинет всех собравшихся в поездку, причем как раз в тот момент, когда они ровно в 11 утра соберутся вознестись в “небесные пределы”.
Однако не будет ли все это сопровождаться разрушением самих основ проповедования? Не приведет ли индуктивный метод к тому, что нам придется отбросить все, когда-либо известное и практикуемое? Откуда мы начнем, если решим ввести индукции в наше проповедование? Есть ли хоть какая-та практическая польза и помощь в подготовке и произнесении таких проповедей? Действительно ли индукция дает ответ на современную проблему вовлечения слушателей в проповедование? Мы обратимся к этим и другим вопросам, когда продолжим наш поиск того механизма, который позволил бы увлечь наших слушателей.
ГЛАВА 3
После того, как семинар по гомилетике закончился, ко мне подошел один из его участников, офицер Армии Спасения. Он сказал, что в течение семи лет работает на знаменитом побережье Атлантик-Сити. “До сих пор я ни разу не слышал об индуктивной проповеди. Такие термины, как индуктивная последовательность и индуктивная структура - нечто совершенно новое для меня, - сказал он. - Однако вот, что я вам скажу; никто никогда не стал бы слушать меня, если бы я не использовал тот метод, который вы сейчас описали как “индуктивную проповедь””.
Если вы только и делаете, что соревнуетесь с коровами или пытаетесь отвлечь человека от повседневных забот, то вам довольно трудно увлечь тех дружелюбно настроенных людей, которые в воскресное утро сидят на церковной скамье. Но как бы вы отнеслись к тому, если бы вам надо было как-то задержать равнодушных или, быть может, даже враждебно настроенных прохожих, чтобы отвести их в вашу церковь и там, наконец-то, получить возможность обратиться к ним с проповедью? Как бы вы отнеслись к тому, если бы вам пришлось излагать вашу весть тем, кто появляется в вашей церкви очень ненадолго, чтобы потом уступить место другим? Как бы вам понравилось, если бы каждую минуту вы были бы поставлены перед возможностью завоевать или потерять всю вашу аудиторию? Проповедуя, упомянутый офицер Армии Спасения часто сталкивался со всем этим, и любой свой успех он связывал с индуктивным построением проповеди, с тем методом, на который он наткнулся случайно и который в ходе своего служения освоил на практике.
Почему традиционная теория проповеди приводит к тому, что по обширной пустыне бродит множество усталых и разочарованных проповедников, которым лишь случайно, в силу того или иного испытания или по ошибке, удается наткнутся на индуктивный метод?
Почему те немногие, кто добился успеха в своих проповедях, как правило открывают индукцию после того, как на горьком опыте ощутят несостоятельность дедуктивной гомилетике? Некоторые евангелисты, используя в своей работе перечень определенных историй или прибегая к ярким сценам
на тему жизни и смерти, сами того не подозревая становятся первопроходцами в области индуктивного метода. Так, например, Д.Л. Муди, обратив свою простую весть к обычным людям, просто собирал истории по той или иной теме. Он чувствовал, сколь актуально служение для тех, кто ничего не знает о Божием Слове и не стремится к Нему. Поэтому, путешествуя из города в город во время евангельских компаний, он каждый день собирал свои путевые истории и заметки в конверты и затем тасовал собранный материал в различном порядке. Отталкиваясь от конкретного опыта жизни и подводя своих слушателей к простым выводам, он, таким образом, обращал непосвященных. Либеральные богословы середины 20 века с характерными для них проповедями, направленным на разрешение той или иной проблемы, открыли другой способ, позволивший акцентировать внимание на индукции. Стремясь удовлетворить человеческие потребности, они сочетали библейские и небиблейские компоненты. Порой они не торопились прибегать к утверждениям или упускали их вообще. Встречались проповеди, в которых не слышалось авторитарного “так говорит Господь” и которые завершались на неопределенной ноте предположительных выводов. та касается проповедников консервативной ориентации, то многие из них, рассекая проповедь пополам, свидетельствуют о своем нерешительном подходе к индуктивному способу проповедования. В первой половине речь у них идет о том, что было “тогда и там”, а вторая редко переходит к тому, что совершается “здесь и теперь”. Вся беда, однако, в том, что, по мнению слушателей, эта “пара” нередко так и не находит друг друга.
Надо сказать, что успешные проповедники, пользуясь богатым богословским наследием, сами открывали некоторые приемы индуктивного метода. В Приложении 3, помещенном в конце книги, мы рассмотрим индуктивные компоненты многих величайших проповедников истории. Однако, несмотря на дилетантов, несмотря на тех исследователей, которые доходили до этого метода путем проб и ошибок, несмотря на всех остальных, кто, благодаря своей прозорливости, убеждался в его эффективности, традиционная гомилетика по-прежнему как будто не замечает его силы и сокрытые в нем возможности.
В како-то мере усвоив его, мы не стремимся его признать и использовать все его возможности. Почему?
Касаясь всего многообразия форм человеческой мысли, философы обнаружили только две основные структуры: индуктивную и дедуктивную. Почему проповедники сосредоточивают внимание на одной в ущерб другой? Неужели мы надеемся, что в воскресное утро наши слушатели просто отключат одно полушарие мозга? Разве мы не можем задействовать их богоданную способность самостоятельно мыслить и делать выводы и затем использовать ее, чтобы увлечь их той вестью, которую мы хотим им сообщить?
Почему мы этого не делаем? Быть, может, основная причина кроется в том, что большинство проповедников просто не понимают всей эффективности индуктивного подхода. Лишь немногие вообще знают, что это такое. Решив во время моего последнего научного отпуска отыскать какую-нибудь книгу, посвященную этой теме, я посетил много богословских библиотек. Всякий раз, объясняя цель своего посещения, я ловил на себе непонимающий взгляд библиотекаря. Индуктивная проповедь? Он никогда об этом не слышал? Чем больше я искал необходимый мне материал, тем меньше меня удивлял ответ этих профессиональных исследователей. Наконец, просмотрев около миллиона с половиной наименований, имевшихся в межбиблиотечном фонде, компьютер выдал мне только одну диссертацию по этой теме.
Однако больше меня удивило не то, что на эту тему никто не пишет, а то, как на не¨ отвечали преподаватели гомилетики, которых я посетил. Кто-то отвечал также неопределенно как и упомянутые библиотекари. У большинства мысль об индуктивной проповеди вызывала интерес, однако в ходе разговора становилось ясно, что никто об этом почти не думал.
Итак, вряд ли стоит удивляться, что большинство проповедников никак не использует индуктивную проповедь или не понимает, что это такое. Почти во всех семинарских курсах и учебниках по гомилетике, не проводится никакой связи между индуктивном методом и проповедью. В результате этого индукция рассматривается как некая сомнительная, запутанная и отвлеченная теория, никак не связанная с тем высоким призванием, когда в воскресное утро вы обращаетесь со своим словом к общине.
Надо сказать, что это большое и трагическое недоразумение. Большое потому, что сила индуктивной проповеди - в ее практичности, в том, что она не умозрительна. Трагическое потому, что используя этот метод, можно, наконец, достичь той цели, которая нередко остается недостижимой - увлечь слушателя. Я намеренно не расстаюсь со словом “вовлеченность”, поскольку это ключ к объяснению и осмыслению объективной проповеди. Благодаря ему я смог самым лучшим образом ответить на те непонимающие взгляды, которыми встречали меня работники богословских библиотек. Я говорил, что индуктивная проповедь , это способ, благодаря которому мы можем своими проповедями увлечь слушателя. В ответ на это несколько упрощенное объяснение обычно с пониманием кивали, ухмылялись или делали глубокомысленные замечания, наподобие:”Да, это достойное дело” или “Моему пастору это ,наверняка бы, помогло”. Потребность увлечь , это нечто такое, что все мы понимаем и ценим, однако, как этого достичь? Как применить индукцию к проповеди, чтобы вовлечь слушателя? Что же это такое - индуктивная проповедь?
Наверное, для того, чтобы понять, что это такое, надо сделать выборочный анализ тех компонентов, которые являются общими. Даже тем, кто само наименование “индуктивная проповедь” воспринимает как странный новый термин, некоторые
из них покажутся на удивление знакомыми.
Повествование.
Я знал одного импульсивного проповедника, который прыгал на кафедру и “погонял” ее, как верблюда, которому предстояло проскакать 800 миль, чтобы найти невесту для Исаака. Он качался из стороны в сторону, изображая, как Елеазар, отправившись на поиски Ревекки, идет по песчаным холмам. Находились и такие, кто, желая доходчиво пояснить, как гигант Голиаф возвышался над мальчишкой Давидом, влезали на обитое бархатом кафедральное кресло. Однако, для того, чтобы поддерживать интерес слушателя, повествование не нуждается в таком драматизме. Сценическое искусство может оставить незабываемое впечатление, однако образно-реалистический характер рассказываемой истории не требует фейерверка и мелодрамы, посредством которого пытаются достичь желаемого внимания.
Все на свете любят истории, и на протяжении веков хорошие рассказчики, как правило, обращались к тем, кто в чем-то превосходил среднюю толпу. Рассказ /повествование/ увлекает: он не дает интересу угаснуть и удерживает в напряжении до тех пор, пока рассказчик и слушатель вместе не придут к определенному выводу. Рассказ может индуктивно подвести слушателя к тому, что он придет к такому же выводу, который предлагает оратор, однако не будет заранее защищать и одобрять все, что тот говорит. Слушая и принимая весть, облаченную в форме рассказа, человек, в силу самой природы такого повествования не будет утрачивать к нему интереса.
Вы замечали, что происходит, когда проповедник переходит к какому-нибудь рассказу? Почти всегда в собрании наступает явная перемена: все превращается в зрение и слух и наступает полная тишина. Рассказы почти всегда увлекают, однако в большинстве наших проповедей этот повествовательный элемент всегда отсутствует. В последнее время появилось много книг, посвященных рассказу в проповеди, и это, наверное, хорошее предзнаменование, свидетельствующее о том, что мы вновь начинаем понимать значимость повествовательного изложения. Утверждение, согласно которому рассказ сам по себе представляет проповедь находит много подтверждений в Писании /и об этом мы поговорим в 5 главе/.
В своей превосходной небольшой книге /The Homiletical Plot| The Sermon as Narrative Art Form.Atlanta:Iohn Knox Press,1980/ Юджин Лаури в главе, посвященной библейской повествовательной проповеди, дает двенадцать полезных советов, которые мы и приводим:
1. Обращайте внимание на любую “незначительную” строку;
2. Читайте между строк;
3. Улавливайте любое сюжетное столкновение и образно
представляйте, как это выглядит;
4. Пользуйтесь своим опытом и воображением;
5. В своем исследовании идите дальше наличествующего поведения, чтобы отыскать тот комплекс мотивов, который за ним стоит.
6. Усматривайте за фактами изначальные движущие силы.
7. Обращайтесь к чувствам;
8. Добивайтесь острого переживания той борьбы и печали, о
которой идет речь;
9. Используйте активные грамматические формы с яркими существительными и глаголами в активном залоге;
10. Употребляйте 1 и 2 лицо единственного числа, рассказывайте, а не показывайте;
11. Переходите от субъективного к объективному, от частного к общему и наоборот;
12. Подготавливайте почву для восприятия предсказанием основного развития событий.
Вопросы.
Наверное, найдется ни один пастор, который, перейдя на пониженные тона и риторически спросив “Кто сделал это?”, в ответ слышал, как в храме раздавался дрожащий детский голос:”Не знаю, но только не я”.
Уже давно считается, что риторические вопросы способны привлечь внимание слушателей. Для того, чтобы заинтересовать и увлечь его, многие проповедники прибегают к этому приему.
Согласно Реджису Даффи /Liturgy, May 1974/ слушатель может ответить только на “громовой” вопрос, и поэтому чуткий проповедник, бросив этот пробный камень, всегда сделает после него паузу. Если мы дерзаем использовать этот прием, говорит автор далее, то в таком случае необходимо, чтобы “проповедник по-настоящему глубоко и безусловно принимал каждого слушателя и уважал его” и сам тоже пытался дать ответ.
Независимо от того, имеем ли мы дело с действительными вопросами, требующими какого-то ответа на словах, или с чисто риторическими, все они рассчитаны на слушателя, давая ему возможность как бы вступить в разговор и тем самым принять участие в проповеди. Вопросы увлекают.
Беда, однако, в том, что есть проповедники, которые, по-видимому, никогда ни о чем не спрашивали. Поступая таким образом, они просто упускали возможность воспользоваться преимуществами того действенного индуктивного элемента, который мог бы присутствовать в их проповедях.
Притчи.
Этот жанр всегда индуктивен по самой своей природе. Притчи доносят весть посредством определенного сюжетного развития, определенного сценария. По мере восприятия той или иной притчи, слушатель улавливает ее суть и делают определенные выводы, актуальные для него самого.
Нередко под словом “притча” мы подразумеваем только библейские примеры, в частности, истории, рассказанные Иисусом или другими библейскими персонажами: Например, притча Нафана об овечке, которую он рассказал для того, чтобы обличить царя Давида. Однако это слово имеет гораздо более широкий смысл. Это может быть художественное повествование, открывающее для читателя более глубокий смысл
/так например, “Хроники Нарнии” Льюиса можно воспринимать, как расширенные притчи/. В жанр притч можно облечь исторические примеры и даже тот или иной современный опыт.
Согласно Дональду Капсу /Pastoral Counseling and Preaching.
Philadelphia; Westminster Press,1980/, притчу отличают следующие особенности:
1 подвижные отношения /что-то происходит, что постоянно меняет отношения между персонажами/;
2 смысл рассказа явствует из его деталей /весть, которую несет притча как бы вплетена в описания и события самого рассказа/;
3 открытый финал /притча символизирует двусмысленность жизни и позволяет слушателю самостоятельно сделать хоть какие-то выводы/;
4 экзистенциальное прозрение /жизнь меняется подобно персонажам рассказа, и слушатели как бы прозревают относительно себя самих, Бога и мира/;
5 другое восприятие / притча помогает слушателю взглянуть на мир другими глазами, а затем вновь прийти к своей собственной точке зрения/.
Таким образом, даже какое-то конкретное исследование или простое пересказывание событий повседневной жизни могут в какой-то мере стать притчей, если им присущи некоторые из перечисленных особенностей.
Аналогия.
Любой проповедник знает, что, как в Новом, так и Ветхом Заветах, содержится много аналогий. Многие богословские понятия Библия поясняет с помощью образов дерева, жениха, дома, краеугольного камня, овцы, пастыря, воды. Рассуждение по аналогии - довольно обычное дело в любом разговоре, а также в любой аргументации или исследовании, где надо прояснить незнакомые понятия. Здесь мы имеем дело с индуктивным приемом, с помощью которого неизвестное поясняется с помощью известного и дается возможность сделать общие выводы из каких-то конкретных идей. Однако надо быть осторожным: аналогия как одержимая несется через века, терзая христианскую церковь дикими крайностями. Вполне приемлемая библейская аналогия может дойти до полного абсурда, если проповедник позволил разыграться своему воображению, никак его не сдерживая и не чувствуя за собой никакой ответственности.
Опасность такого злоупотребления понимали давно. В эпоху раннего христианства Климент и Ориген пытались сформулировать научные правила, которые бы служили определяющим фактором в том, что касается природы аналогии и аллегории, однако им так и не удалось создать жизнеспособную методологию. Даже Августин впал в заблуждение, когда аллегорически осмысляя Эдемский сад, представлял в нем ту воображаемую флору и фауну, а также те события, которые впоследствии послужили основой для сомнительной теории.
Такие крайности привели к тому, что в эпоху Реформации сложился основополагающий экзегетический принцип, согласно которому каждый библейский отрывок обладает только одним значением. Против аллегорий боролся Кальвин, а Лютер, например, говорил, что аллегории Оригена никуда не годны и чрезвычайно безнравственны.
Противоборство в церкви не прекращается: одни говорят, что сущность христианства отыскивается / и определяется/ в изначальных вербальных конструкциях этого учения, тогда как другие считают, что проповедь утратит свое качество, если в ней, равно как и в истолковании Писания, не будет обстоятельной “спиритуализации”.
Нередко стремление к расширению смысла превращается в злоупотребление, в результате чего истина искажается произвольными фантазиями, вымыслом и прочей игрой воображения. Тем не менее, библейские образцы дают основание полагать, что может быть и вполне законное использование аналогии. Несмотря на то, что в истории проповедования есть свидетельства, которые настораживают, она может стать действенным индуктивным компонентом наших проповедей.
Диалог.
У меня есть знакомый пастор, который начал проводить регулярные дискуссии со своими членами церкви. Для того, чтобы увлечь их, он проводит беседу в форме диалога.
Однажды в воскресенье, едва он закончил читать Писание, со скамьи быстро поднялся один человек и сказал:”Я часто думаю об этом вопросе, который возникает из этих стихов. Как вы думаете, что имел в виду Иисус, и какое значение это имеет сегодня для нас? Кроме того, мне очень хотелось бы послушать, что об этом думают собравшиеся ...”
Последовала оживленная дискуссия, которая заняла полчаса. Затем последовало , как всегда прозвучал орган, и служение завершилось. Когда, стоя у выхода, пастор обменивался прощальными приветствиями с участниками собрания, он увидел мрачное лицо того человека, чья реплика послужила поводом для дискуссии. “Послушайте, пастор, - выпалил расстроенный прихожанин, - я в таком сильном замешательстве и весьма сильно сожалею о случившемся. Я только сейчас понял, что в это воскресенье вы не намечали проводить дискуссию. Какую проповедь вы планировали на сегодня?” Улыбнувшись, пастор попытался ободрить своего собеседника:”Если то, о чем собирался сегодня поделиться с вами, не доживет до следующего воскресенья, то, стало быть, Джон, оно не так уж и важно. Сегодня у нас было хорошее собрание, и поэтому, чтобы ты ни делал, пожалуйста, не беспокойся”.
Диалог, вне всякого сомнения, увлекает слушателей, однако не является ли это той же самой дискуссией? Как можно его совместить с современной проповедью?
Иногда диалогическая проповедь представляет собой развитие диалога между тем, кто стоит за кафедрой и представителями общины В других случаях разговор ведут два проповедника, а собравшиеся получают возможность их послушать. Однако оба подхода могут стать тяжеловесными и искусственными, если мы не предпринимаем особых мер предосторожности, которые дают гарантии подлинности происходящего. В истории проповеди встречались успешные проповедники, которые умели создать атмосферу диалога с целой общиной. Многие пророки как бы торговались со своими слушателями и подшучивали над ними, а уличные евангелисты нередко учились в ответ на реплики, бросаемые из толпы сочетать разговор с проповедью.
Однако, как в наши дни, имея перед собой уравновешенную и молчаливую общину, заставить диалог работать на нас, и как затем добиться того, чтобы в следующее воскресение богослужение не превратилось в дискуссионный клуб?
Один из выходов заключается в том, чтобы где-то перед концом проповеди оставить время, когда слушатели могут сделать свои замечания. Кроме того, пастор может попросить, чтобы кто-нибудь из собравшихся привел свои примеры, подводящие к намеченной теме. Например, если в проповеди говорится о Божией воле, то проповедник может обратиться к двум-трем членам церкви и попросить, чтобы они привели свои примеры, показывающие, что Господь руководил ими /при этом он может даже, по ходу дела, задать несколько вопросов, чтобы пояснить их слова, а затем перейти к проповеди/.
Иногда необязательно, чтобы диалог действительно состоялся, даже установка на него может увлечь слушателя. Представьте себе, что было бы, если бы каждый проповедник проповедовал так, как будто ему непременно надо втянуть их в разговор? Многообещающим гомилетическим приемом может оказаться и воображаемый диалог, в котором даются ответы на возможные вопросы.
На первый взгляд может показаться, что настоящий диалог /разворачивается он самом деле или только предполагается/ содержит в себе определенный риск. Тем не менее, он может быть свидетельством подлинной христианской любви, поскольку указывает на действительное, явное желание призвать к диалогу собравшихся. Идя на него, проповедник стремится к тому, чтобы слушать их ушами и смотреть их глазами. И даже если порой, результат будет немного непредсказуемым /как это случилось с моим другом, у которого целая проповедь оказалась отодвинутой на второй план/, авторам слишком многих обычных современных проповедей не на что будет возразить.
Опыт.
Нередко современные проповеди касаются наших слушателей только на умозрительном уровне, предполагающем разговор о вероучении, том или ином убеждении или мысли. Мы можем пользоваться ортодоксальными терминами, такими, например, как “возрождение” или “освящение”. Можем даже каждое воскресение призывать к “рождению свыше” и в то же время видеть, что в жизни наших слушателей ничего не происходит, поскольку все, о чем мы говорим, остается отвлеченным умозрением. Для того, чтобы вера, о которой мы проповедуем, на самом деле была свидетельством, необходимо в повседневной жизни увязывать между собой наши убеждения и то, как мы себя ведем. В нашем жизненном опыте голова и сердце должны сочетаться. Наши проповеди должны показать, как это происходит, и наше богословие должно вплетаться в повседневную жизнь.
Самым типичным решением этой проблемы является двухчастное деление проповеди, когда какие-либо понятия, вероучительные соображения и богословские моменты обсуждаются вначале, а затем, подводя итог, проповедник пытается связать все это с конкретной жизнью собравшихся.
“И в эту неделю, когда нам приходится сталкиваться с испытаниями и соблазнами рыночной жизни, мы должны помнить, что мы говорили относительно предостережений Павла к коринфянам ...”
“Если в это утро мы подумаем, что означает эта весть, если мы внимательно проанализируем слова Иисуса, наши семейные отношения, а также наши отношения по работе уже не будут прежними ...”
Если мы задумали сослаться на опыт наших слушателей, то лучше это сделать поздно, чем никогда, однако этот неожиданный переход предполагает и столь же быструю ответную реакцию, если они, конечно, предполагают вас слушать, чего, правда, может и не быть.
В своей книге /As One Without Authority, Phillips University Press, 1974/ Фред Крэддок пишет:”Все дело в том, что мы стремимся общаться с людьми, чей опыт вполне конкретен. Все живут индуктивно, а не дедуктивно. Любой фермер имеет дело не с “телячеством”, а с тем или иным теленком. Женщина на кухне занята не кулинарным искусством в общем смысле слова, а вполне конкретным жареным мясом или пирожным. Столяру довольно трудно вести отвлеченный разговор на тему “стульности”, однако он мастер изготовлять просто стулья” /стр.60/. День за днем наши слушатели живут в сфере опыта. Опыт определяет их восприятие реальности. Всякую новую идею, с которой им приходится сталкиваться, они оценивают прагматическим вопросом:”Будет ли от этого толк? И согласуется ли это с опытом?”
Поэтому, если мы решили до конца нашей проповеди, то есть до того момента, когда мы перейдем к выводам, удерживать внимание наших слушателей, ориентированных на свой собственный опыт, все разделы нашего сообщения должны быть тесно связаны с этим опытом. Однако, как этого достичь?
Вместо того, чтобы начинать с абстрактных умозаключений и говорить, например, что все человечество смертно, нам надо начать с вполне конкретного опыта и сказать:”В прошлом месяце дьякон Адамс умер от рака”. Мы можем приводить примеры из семейной и трудовой жизни членов нашей общины. Для того, чтобы пояснить тот или иной момент или провести какую-либо аналогию, можно использовать такие вещи, которые всем хорошо известны: рождение ребенка, еда, прогулка или рыбная ловля.
Нельзя сказать, что человеческий опыт становится основой нашей вести, однако он может обосновать то, что мы говорим, может в каком-то смысле переплетаться с Божьим Словом, давая собравшимся возможность легко его понять. Ссылки на повседневную жизнь становятся чем-то большим, нежели те связки, которые мы делаем в конце проповеди: на всем ее протяжении они служат вехами, указывая на ту истину, которая ждет в конце пути.
В следующей главе мы более подробно поговорим о том, как это сказывается на структуре проповеди. Тем не менее, уже сейчас не мешает упомянуть о структуре проповеди как об одном из основополагающих элементах индуктивного проповедования.
Можно было бы перечислить и другие элементы индуктивного метода, однако в данном случае уместно не делать этого, потому что опыт представляет собой нечто большее, нежели просто какой-то компонент индукции. Опыт - это само ее основание, и для осмысления индуктивного проповедования понять это столь же важно, как важно знать те слагаемые, из
которых рождается индуктивная проповедь.
Индукцию можно просто описать как процесс рассуждения, посредством которого конкретные примеры из опыта ведут к формированию общих понятий. Например, основываясь на конкретном предыдущем опыте, связанном с механизмом затачивания карандашей, телефоном или торговым автоматом, мы приходим к общим выводом относительно этих вещей и решаем, как реагировать и управлять другими /иной раз очень непохожими/ точильными механизмами , телефонами или торговыми автоматами.
Однако, механизмы - это не единственное, чему мы учимся с помощью индуктивного опыта: общаясь с людьми и обращаясь к идеям, мы тоже используем индукцию. Конкретный предыдущий опыт нашего общения с медиками влияет на наше отношение к любому врачу, с которым мы сталкиваемся и в значительной мере определяет наше общее отношение к этой профессии и даже к медицине как к науке.
Предыдущий опыт, связанный с математикой /например, в средней школе или в попытке разобраться в той путанице, которая царит в чековой книжке/ в значительной мере определяет наше отношение к целой области знания. Такого рода индукция - это не что иное как человеческая привычка. В нашей повседневной жизни мы используем ее всякий раз, когда, реагируя на какую-то ситуацию или решая какую-нибудь проблему, сравниваем их с теми ситуациями и проблемами, с которыми уже сталкивались. Индукция - это процесс, посредством которого жизнь нас учит. Мы все в значительной мере учимся на самой жизни.
В то же время нам, конечно, известно, что такое знание не совсем надежно. Опыт не может гарантировать полную предсказуемость. Исходя из этого философы говорят, что наша почти врожденная и основанная на опыте вера в возможность индуктивного вывода в действительности не имеет под собой основания. Они пишут книги, в которых говорят о серьезном разрыве между опытом и предсказанием, между “вчера” и “завтра”. Они настаивают на том, что невозможно сделать абсолютно предсказуемый вывод и поэтому, по сути дела, индукция нелогична. Тем не менее, она заявляет о себе как глубоко укоренившаяся человеческая привычка.
Индуктивный процесс проявляется во всех аспектах современной жизни. Будучи чем-то большим, нежели метод проб и ошибок, индукция используется как в технологиях, так и естественных и социальных науках. Кроме того, она напрямую служит нам как некая основа повседневной жизни, так как, живя в условиях современной изощренной технологии, человек в значительной мере зависит от своего опыта /конечно, более сложного, чем тот, который имел место в прошлом, но, тем не менее, опыта/ и здравого смысла.
Каждую минуту мы рискуем своей жизнью, делая ставку на индуктивный опыт: видя, что с минуту на минуту можем врезаться в остановившуюся перед нами машину, мы жмем на тормоза, поскольку доверяем им; едем на зеленый свет, не убедившись, прекратилось ли поперечное движение. Перебирая целые горы житейских мелочей, мы постоянно пытаемся отыскать в них какие-то общие принципы, общие закономерности, образцы, выводы и истины, которые позволят нам решить, что делать в настоящем, предсказать будущее и улучшить жизнь.
Таким образом, можно сказать, что индукция закладывает основы нашей повседневной жизни. Она представляет собой то первостепенное средство, которое позволяет приобрести знание, необходимое для того, чтобы выжить.
Таким образом, нет ничего удивительного в том, что она стала нашей привычкой. Мы стали в нее верить, потому что она подтверждается нашим опытом. Мы знаем, что в нашей повседневной жизни она хорошо нам служит. Пусть философы смеются над ней, заявляя, что там нет никакой логики, - мы верим в нее, как верим в свой опыт. В реальной жизни конкретный опыт оттесняет наше абстрактное мышление на второй план. Индукция перевешивает дедукцию, и поэтому проповеди, напичканной замкнутой на самой себе абстрактной логикой, мы предпочитаем обычную, основанную на здравом рассудке. Здравая индукция, основанная на опыте, дает современному слушателю больше, чем те надежные постулаты, которые родились в башне из слоновой кости. Тем не менее, большинство проповедников целиком и полностью полагаются на дедуктивный подход. Это все, что они знают, и все, чему их учили. Индукция - это всего лишь слабый след, еле начертанный на песке.
Каким образом, индуктивное рассуждение, восходящее от конкретных деталей к общим выводам, можно соотнести с проповедью? Ключом здесь опять является вовлеченность.
Индуктивная проповедь начинается с той ситуации, в которой находятся люди; она использует вполне конкретные элементы /повествование, диалог, аналогия, вопросы, притчи, конкретный опыт / и затем подводит к общим выводам. По сути дела, индуктивную проповедь отличают не столько присущие ей компоненты, сколько их использование.
Дедуктивная проповедь начинается с того, что проповедник возвещает о своем намерении и затем доказывает обоснованность того, что уже и так было определено как истинное. Что же касается индуктивной проповеди, то в ней проповедник, ссылаясь на какие-либо свидетельства, приводя примеры не торопится ни о чем возвещать, не спешит делать никаких утверждений, давая, таким образом, возможность слушателю взвесить все, что он услышал, как следует продумать все, что это может значить, и затем в конце проповеди вместе с проповедником прийти к тому или иному выводу.
Такой подход увлекает слушателя, поскольку дает ему возможность участвовать в проповеди, он дает ему думать вместе с проповедником или даже забегать вперед. Он увлекает. Сама проповедь становится частью знакомого слушателю опыта, частью известного ему индуктивного способа познания. В выводах и утверждениях, полученных в конце проповеди чувствуется личная убежденность, достигнутая на основании собственного размышления и опыта, а также проверенная ими. Выводы приобретают личностную окраску, и их значимость для жизни слушателя становится вполне очевидной, по сути дела, бесспорной.
Очевидно, что получение любой информации, когда слушатели получают возможность самостоятельно достичь истины и принять ее, имеет явное преимущество перед простыми указаниями на то, во что ему надо верить. В первом случае больше шансов на то, что истина станет личностной, а в этом и заключается конечная цель тех, кто проповедует Божие благовестие.
Дополнительная польза от индукции в том, что она заставляет человека думать. Благодаря индуктивному исследованию пассивное интеллектуальное восприятие, превращается в активное размышление, и вместо того, чтобы просто смотреть, мы начинаем видеть, что-то конкретное.
Расшевеленное сознание перестает просто воспринимать и с молитвенной настойчивостью начинает исследовать. В индукции слушатель присоединяется к процессу исследования, к рискованному продвижению вперед, к допущению возможных неприятных моментов, к пристальному созерцанию неведомого, к синтезу и проверке.
Являя собой своеобразную логику открытия, индукция дает людям возможность превратиться в любознательных детей, перестав быть рабами прошлого. Послушное и нудное исполнение того, что приписывает традиция, сменяется волнующим исследованием. Поэтому, несмотря на то, что опыт /этот сырой материал индукции/ имеет дело с прошлым, он не просто привязывает нас к традиции. Индуктивное исследование шаг за шагом ведет нас к новому восприятию истины, к новому ее познанию. Оно идет по восходящей, от известного и неизвестному. В принципе, индукция - это открытие, осуществляемое не за счет новых фактов, а за счет использования старых. Соотнесенность с этими фактами и составляет ей славу. Вот почему индуктивные выводы так правдоподобны. Они согласуются с фактами и с реальностью человеческого опыта.
Однако для того, чтобы понять суть индуктивной проповеди недостаточно просто знать ее компоненты, иметь общее представление об индуктивном процессе и положительно оценивать этот метод. Мы не сможем полностью понять смысл индуктивной проповеди, если не признаем и не примем ту установку, которая ей присуща.
Во второй главе мы коротко говорили о позиции проповедника, однако здесь надо еще раз обратить внимание на то, какую роль она играет в индуктивной проповеди. Если у проповедника нет терпимости, любви, уважения, доверия, желания сотрудничать со своими слушателями, а также простого терпения, то этот вид проповеди не для него. И наоборот, все перечисленное сразу дает о себе знать, если проповедник позволяет слушателю включиться в проповедь и если его проповедь пронизана примерно таким девизом:”Когда вы сами увидите, что это так, вы уверуете и начнете так делать.”
Используя индуктивный подход, служитель как бы говорит:
“Идем со мной. Мы вместе рассмотрим существенные для нас примеры и затем придем к общим понятиям и выводам. Мы начнем с того места, где стоим, мы будем использовать то, что является общим достоянием нашего повседневного опыта. Мы пойдем нога в ногу, не забывая о ваших интересах и не избегая ваших проблем, и в результате в Слове Божием мы найдем необходимые для вас ответы.
Позиция, занятая проповедником, а также его характер /сочувствие, смирение, готовность помочь и послужить/ позволяет ему не торопиться с утверждениями, советами и заявлениями до тех пор пока он и его слушатели не почувствуют под ногами общую почву. Он не занимает никакой отстраненной авторитетной позиции: благодаря той установке, которая очевидна в индуктивном изложении, он как бы становится одним из них. Отбросив гордость, он становится их соработником. Он действует как тренер, который сам участвует в игре, а не возвышается где-то в стороне, вооружившись мегафоном и “свысока” давая наставления. Он не уподобляет себя верховному монарху или его представителю, свысока взирающему на свои обширные владения: вместо этого он готовит для себя место среди собравшихся.
Индуктивная позиция предполагает так много установок, что здесь мы можем привести лишь примерный перечень. Тем не менее если проповедник действительно хочет обладать индуктивным методом, если он хочет, чтобы его проповедь на самом деле была построена по индуктивному принципу, то и он, и она должны характеризоваться следующими установками:
1. Принимать, а не санкционировать;
2. Сообразовываться с ситуацией, а не соглашаться с неохотой и не вести себя назойливо;
3. Спрашивать, а не требовать;
4. Манить к себе, а не придираться и не унижать;
5. Сострадать, а не компрометировать;
6. Сотрудничать, а не заставлять;
7. Быть смелым, но не идти на конфликт;
8. Вести диалог, а не диктовать свою позицию;
9. Направлять, а не понуждать;
10. Вдохновлять, а не обижать;
11. Входить в ситуацию, а не противостоять;
12. Быть смиренным, а не жестким;
13. Исследовать, а не настаивать;
14. Изыскивать, а не давать указания сверху;
15. Включаться, а не уклоняться;
16. “Зондировать” проблему, а не “проповедовать по поводу”;
17. Уважать, а не отвергать.
Заголовок упомянутой книги Фреда Креддока стремится вселить тревогу в представителей евангелических церквей, но в то же время как бы резюмирует суть индуктивного метода. Проповедник, который им пользуется, становится руководителем исследовательской группы. Вступая на эту территорию, он не говорит, что знает все, с чем в повседневной жизни сталкиваются его слушатели, или не знает ничего. Единственное, к чему он стремится, - это привести их оттуда, где они есть, туда, где они хотят быть, не оказывая при этом никакого давления и не злоупотребляя своим авторитетом.
Имена Креддока и Серена Киркегора, третий принцип коммуникации которого гласит, что настоящий учитель учит не прибегая к авторитету, я привел не для того, чтобы призвать к отрицанию всех и всяческих авторитетов /о роли авторитета в индукции мы поговорим в 9 главе/. Тем не менее отказ от догматической установки и общение по принципу “я с вами” являются необходимым условием индуктивной проповеди.
Современная культурная ситуация требует, чтобы проповедники были настроены именно таким образом. Наши слушатели требуют какой-то доли участия, они хотят быть соучастниками процесса. Вряд ли найдется человек, который захочет, чтобы кто-то, поедая его воскресный обед вместо него, описывал, что он при этом чувствует: таков и современный слушатель, не желающий, чтобы во время его воскресной проповеди за него думал проповедник, оставляя ему возможность молча проглатывать пасторские изречения.
Современные проповедники должны понимать смысл и значение индуктивной проповеди, так как современные слушатели требуют, чтобы их вовлекали в этот процесс, а это как раз и обещает сделать индукция.
ГЛАВА 4
Почему, сидя на воскресной проповеди Секулярный Сэм не следит за ней, а думает о своих финансовых проблемах? Почему сельская община, в которой проповедует Ренди, созерцает коров за окном, не обращая внимание на его слова? Почему офицер Армии Спасения изо всех сил старается привлечь внимание тех, кто прогуливается по побережью Атлантик-Сити? Почему нет ни одного слушателя, который просто принял бы слова пастора как закон? Почему сознание не принимает устного слова? Ответ прост| потому что люди хотят быть вовлеченными и нуждаются в этом. Однако, как мы дошли до этого? Почему индукция стала так важна человеку? Как развилась эта привычка?
Борьба против авторитета началась в Эдемском саду. С тех пор недовольство человека постоянно растет, и человек не хочет подчиняться коллективному единообразию и оставаться анонимным. На протяжении всей истории человеческая природа протестует против этого, и человек как бы говорит:”Я не такой как все. Уважайте меня. Считайтесь с моим мнением. Я буду делать так, как я хочу”.
Человеческое своеволие заявляет о себе еще раньше того, как едва научившийся ходить ребенок может сказать “Нет.” Задолго до поры мятежной юности он с раздражением воспринимает своеволие авторитета. По-видимому, мы никогда не перерастем стремление к самоопределению. Сегодня во всем мире свободолюбивые и независимые потомки Адама протестуют против того, чтобы чье-то своеволие метлой смело их в обыкновенную кучу пыли. В силу своей человеческой природы мы по-прежнему продолжаем отстаивать независимость, причем, щеголяем ею не только по отношению к родителям, тем или иным установлениям и земным властям, но и по отношению Богу.
Но, быть может, все дело в человеческой развращенности, которая пробуждает в нас горделивое желание к соучастию и, тем самым, к индукции?
Нет.
Индукция - часть нашей природы, сотворенной “по образу Божию” - эта фраза означает нечто большее, нежели послушное поведение, выражающееся в послушном следовании за руководителем. Наш создатель замыслил жизнь не просто как безмолвное цирковое представление, в котором слоны движутся друг за другом по бесконечному и бессмысленному кругу.
Можно ли еще как-нибудь объяснить невероятную сложность человеческого разума? Во второй главе мы уже говорили, что в обычном человеческом мозгу число возможных мыслительных структур почти в бесконечное число раз превосходит количество атомов во Вселенной. Способность к безграничному творчеству существует в человеке с момента творения. Это часть той божественной печати, которую Бог наложил на Адама. Индукция - один из двух способов, с помощью которых функционирует наш невероятный мозг.
По-видимому, впервые индуктивная структура мышления была охарактеризована Платоном. Вероятно, само слово “метод” - его изобретение: впервые оно появляется в диалоге”Федр”, где Сократ противопоставляет приемам софистов искусство и технические приемы риторики. Слово “метод” означает “тропу” или “дорогу”, являясь производным от meta и odos и указывая на движение по какому-то пути.
Для того, чтобы ясно и эффективно мыслить и приводить свои доводы, необходимо понимать природу того пути, сообразно с которым совершается процесс мышления. Методом обладает тот, кому известен такой путь и кто знает его направление. Логика дедуктивного рассуждения систематически изучалась на протяжении двух тысяч лет. Что же касается логики индуктивного, или эмпирического, вывода то она тоже на протяжении многих веков была предметом основного философского интереса.
Логика и метод - не одно и то же. Логика, конечно, необходима для метода. Она представляет собой тот внутренний механизм, который ведет нас по этому пути и наделяет теми тактическими приемами, которые мы используем.
В своих трудах Аристотель больше внимания уделял дедуктивной логике, отводя на второй план индуктивный метод анализа. Однако, говоря в “Физике” о процессе обучения, он подчеркивает, что “мы должны идти по этой /индуктивной/ тропе”.
Что касается Бога, то в Своем общении с человеком именно эту тропу он и использует. В дальнейших главах мы увидим, что в Библии содержится довольно много элементов индукции и что Христос подчеркивает ее значение, используя немало тех компонентов и технических приемов, о которых мы упомянули в третьей главе.
В противоположность тем установкам и приемам, которые использовал Иисус, книжники и фарисеи, не расставаясь с дедуктивным ракурсом, чтили предания старейшин, объявляя, что они представляют собой нерушимые правила. Ранние христиане боролись с этим унаследованным от иудаизма акцентом на законе и разрастанием различных вероучительных аспектов. Стремясь защитить молодую веру, они разработали свод регулятивных догматов.
На протяжении шестисот лет, пришедшихся на темное средневековье, в латинских монастырях хранились остатки этих основополагающих верований. В это время представители схоластики смешали дедуктивную установку Аристотеля с учением римско-католической церкви. На протяжении всего этого долгого периода процесс обучения совершался не столько на основании индуктивного подхода, сколько с учетом того или иного догматического постановления. Питалось уважение к авторитету, почтение у преданию и полное принятие дедуктивных выводов. Таким образом, на протяжении нескольких столетий в принципе не происходило ничего такого, что способствовало бы развитию того индуктивного ракурса ветхозаветного повествования, который практиковал Иисус. Его акцент на обучении посредством опыта, свободе от предания, значимости индивидуального восприятия и других мобильных установок в значительной мере оттеснялся на второй план законнической и богословской косностью‘.
Современная обстановка с присущей ей ориентацией на индуктивный подход сложилась не на пустом месте. Можно назвать много исторических обстоятельств, которые сформировали нашу позицию, обусловили наши потребности, сказались на нашей терпимости к тем или иным постановлениям, определили масштаб того автократического влияния, которое будет ограничивать наши действия, а также уровень нашей готовности учиться на собственном опыте.
По мере того, как мужественные первопроходцы обогащали сокровищницу человеческих знаний своими проницательными открытиями, в области индуктивного эксперимента наблюдалось неустойчивое развитие, которое медленно освобождало культуру от полной ее зависимости от прошлого. В 13-ом веке Роджер Бэкон выпустил книгу /Opus Majus/, в которой порвал с традиционной установкой, подчеркнув, что в деле достижения полезного знания опыт важнее отвлеченного рассуждения. Труд этого основателя современной науки довел его до тюрьмы, поскольку властям показалось, что в его сочинениях по анатомии, оптике, филологии и алхимии содержатся “подозрительные нововведения”. Его можно назвать первооткрывателем современного научного метода.
Ему на смену пришел Френсис Бэкон, взявший на себя смелость
доказывать значимость опыта и индуктивного эксперимента. Он утверждал, что сначала надо собирать факты, а затем на их основании формулировать теории. Хотя он и не был крупным ученым, его сочинения способствовали научному прогрессу. Стремясь определить, какое влияние может оказывать снег на сохранение продуктов питания, он заболел и умер.
Индукция, однако, представляет собой нечто большее, чем опрометчивые опыты с электричеством, порохом, стремлением человека к полету, магнетизмом, микробами и снегом.
Если мы возьмем философию, то здесь надо упомянуть Канта, который считал, что человеческий разум активно вовлечен в бытие тех объектов, наличие которых он опытно переживает, причем впоследствии этот опыт упорядочивается им в конкретные структуры. В то же время Кант считал, что абсолютное познание невозможно. Его акцент на внутреннем опыте привел к тому, что многие философы и богословы начали обсуждать проблему интуиции и религиозных переживаний.
Надо, однако, сказать, что религиозный опыт представляет собой нечто большее, нежели ненадежное и скоротечное религиозное переживание, с помощью которого хотят доказать бытие Бога. На протяжении многих столетий наша цивилизация накопила тысячи страниц, посвященных научным изысканиям, и тем не менее они не дают хоть в какой-то мере удовлетворительной общей истории индуктивного метода. Учитывая это, будет полезно проследить развитие индукции в нашей интеллектуальной истории.
Где и когда акцент на индукцию был наиболее явным? Какие течения и события способствовали ее развитию?
РЕНЕСАНС /1350-1600гг./
По-новому индукция заявили о себе в эпоху Ренессанса. Начавшись в Италии, это культурное движение распространилось по всей Европе. Возрождение литературы и искусства,
сопровождавшееся резким подъемом в области науки и коммерции, привело к “открытию мира и открытию человека”.
Петрарка и другие деятели культуры мечтали о культурном пробуждении, а в это время печатный станок способствовал ширящемуся потоку информации как в области культуры, так и образования. Ренессанс будил тягу к приключениям, любовь к классическому образованию, способствовал резкому подъему философской рефлексии возобновлению экономической активности. Коперник, Галилей и многие другие способствовали развитию науки и технологии. Гуманизм отправился на поиски универсального человека, прославляя “рыцарей пера” и призывая освободиться от оков прошлого. Возрождение платонизма и неоплатонизма привело к возрождению идей потустороннего мира и акценту на духовном.
Акцентировав внимание на индуктивном аспекте риторического метода, разработанным Аристотелем, Френсис Бэкон соотнес его с природой и вся Европа объединилась в желании оставить городскую жизнь с ее сложностями и устремиться к простым радостям жизни сельской. В более благоприятной атмосфере утилитаризма и поисков удовольствий буйным цветом расцвел скептицизм. На волне нового образования в Европу мощным потоком устремилась оккультная мудрость из Египта, Халдеи и Палестины. Повсюду ширился интерес к греко-римскому миру.
В это время произошел сдвиг от схоластики к секулярной ориентации мировосприятия, от осмысления на уровне предрассудков к научному объяснению, от религиозной ориентации на запредельное к пониманию человека как некоего сосредоточия мироздания. От стремления просто выжить в развитию науки, культуры и коммерции. В архитектуре соборы сменяются жилыми домами, в искусстве происходит поворот от религиозных тем к изображению природы и человека; в области вооружения на смену мечам приходит черный порох, а в обществе намечается тенденция от коллективного сознания к индивидуальному. Повсюду расцветают ремесла, торговля и рынок.
Моряки бороздят моря и океаны, совершают кругосветные путешествия и открывают новые континенты. Человеческое “Я” заявляет о себе; индивидуальность, свобода, человеческое достоинство и независимость становятся высшими ценностями.
Предания и приверженность прошлому утрачивают свою силу.
Ослабляется вера в авторитет. Повсюду основными движущими силами становятся опыт, исследования и эксперимент. Создаются благоприятные условия для развития индукции. Индивидуальность заявляет о себе. Общественные институты перестают быть единственной руководящей силой. Люди начинают принимать непосредственное участие в том, что происходит.
РЕФОРМАЦИЯ /1500 - /
Реформация 16-го века стремилась к тому, чтобы мировосприятие Ренессанса вновь ощутило Бога своим средоточием. Однако само это наименование /Реформация/ относится не столько к конкретным достижениям эпохи, сколько к определенным устремлениям.
После падения Римской империи более тысячи лет церковь была определяющим фактором европейского единства. Она гордилась тем, что занимает верховное положение, являясь средоточием культуры, защиты христианства и залогом народного благополучия. Церковь представляла собой некий каркас, объединяющий различные государства Западной Европы.
Будучи довольно сильным и почти повсеместным ее авторитет определял образ жизни человека. В 1200 г. все европейские императоры признали Папу и его верховную власть. Однако с 1300 по 1500 годы политические столкновения, религиозные расколы и коррупция внутри церкви ослабили ее. Кроме того, ее влияние было ослаблено требованиями реформы и тем давлением, которые оказывали еретические секты. Среди других факторов можно назвать возрастание национального чувства, вновь заявившее о себе стремление к образованию, разрыв с феодальным укладом, обнищание крестьянского населения, развитие торговли и усиление роли среднего класса.
В 1517 году Мартин Лютер прибил к дверям дворцовой церкви в Виттенберге, и огонь Реформации покатился по Европе.
Акцент на том, что каждый человек обладает священством подготовил почву для положительного восприятия человеческого опыта. Простые люди ощутили свою значимость и осознали, что они тоже участники того, что происходит вокруг. Благодаря распространению печатного станка эти новые идеи стали распространяться довольно быстро. Индуктивный метод нашел более благодатную почву.
НАУКА И ТЕХНОЛОГИЯ /1600 - /.
Когда в 1600 году итальянский физик Галилей начал свои эксперименты, эмпирический метод перестал быть уделом одного только естественнонаучного исследования и распространился на другие области научных изысканий. Среди тех, кто удостоился чести стать первооткрывателями эмпирического метода можно назвать Кеплера, Ньютона, Дарвина, Менделя, Пастера, Эйнштейна, Ферми и многих других. Астрономия анатомия, естествознание, медицина, математика, химия, механика, физика, биология электричество, энергетика, магнетизм, теория ядерных частиц, космонавтика, - во всех этих сферах научного исследования в значительной мере используется индуктивный метод. Накопление фактов настоятельно требует индуктивного подхода, в то время как дедукция стремится к отысканию определенных структур и точек соотнесения.
Научная индукция представляет собой лишь одну форму этой универсальной практики, однако она подготавливает почву для развития индуктивной методологии. Технологический прогресс предполагает нечто гораздо большее, нежели строительство ветряных методов, изобретение пуговиц, компаса, очков и механических часов. То быстрое развитие, которое мы наблюдаем в области коммуникаций, транспортировки, компьютеризации, а также других аспектов нашей повседневной жизни, берет начало из первоисточника, называемой индукцией.
РЕВОЛЮЦИЯ /1755- /.
Бунт портив определенного государственного правления возникает и продолжается в контексте определенного человеческого опыта. Когда мы говорим об Американской или Французской революциях, то такие понятия как мятеж, предательство, неповиновение приобретают новую окраску.
В 1776 году бы ли предприняты широкомасштабные попытки достичь свободы, установить конституционную форму правления и утвердить человеческие права, легшие в основу идеи революции. В некоторых отношения американская война за независимость стала “выстрелом, прозвучавшим на весь мир.”
В истории человечества это было нечто большее1, чем просто война, затянувшаяся на 8 лет и приведшая к формированию нового государства; в то же время это было и нечто гораздо большее, чем просто борьба за права человека и демократию.
Согласно Томасу Пэйну, война за независимость “ как никакое другое событие в прошлом человечества способствовала просвещению, а также распространению духу свободы и широты взглядов”.
Общий термин “революция” вобрал в себя индустриальное, технологическое, научное, культурное, сексуальное, институциональное, образовательное, этическое, расовое, политическое, экономическое движения, а также прогрессивное развитие в области свободы перемещения и коммуникации. Достаточно просто подумать обо всем, что может означать это слово, чтобы увидеть, какой сдвиг произошел от веры в авторитет и дедуктивное возвещение к свободе, опыту и принятию индуктивного метода.
В этот период, когда формируется демократия и возникает самоуправление, авторитет, дедукция, традиция и прочие силы поставлены перед новым серьезным испытанием. Индуктивный метод энергично связывается с требованием свободы, с признанием индивидуальной ценности и всеобщей вовлеченности в происходящее.
ОБРАЗОВАНИЕ.
В конечном счете, образование в школе и средних специальных заведениях берет начало в том интересе к приобретению знаний и образованию, который зародился в эпоху Ренессанса. Церковь потеряла монополию на образование. Миряне тоже захотели учиться. В Средние века европейские университеты превратились в центры народного обучения. Американская университетская система образования, выросшая из той модели, которая сформировалась в Старом Свете, характеризовалась быстро нарастающим отходом от традиционной ориентации на классическое обучение и установку на практическую значимость приобретаемых знаний. Вскоре право на всеобщее образование стало одним из основных требований демократии, в результате чего широкий размах приобретает потребность и возможности индивидуального участия в происходящих процессах, а также ширится обращение к индуктивному методу.
Однако нельзя сказать, что развитию этого метода способствовал один лишь всеобщий характер образования: в немалой степени этому помогли сами методы обучения. В 19-ом веке, характеризовавшемся столь многими открытиями, в американских школах наметилась четкая тенденция к эмпирико-индуктивному исследованию. В 70-х годах в Гарвардской Юридической Школе был введен метод конкретного исследования материала, в результате чего юридические принципы осмыслялись и формулировались на основании тех прецедентов, которые имели место в прошлом. Когда один из учеников этой школы стал профессором в Гарвардской Школе Бизнеса, этот метод был освоен и там. С тех пор приемы исследования той или иной проблемы широко распространились почти во всех областях образования, включая семинарские курсы.
Теория прогрессивного образования /и особенно это характерно для 20 века/ начала бросать вызов традиции, ставя под угрозу неведомое и требуя полных и окончательных ответов. Призыв к большей свободе, деятельной ориентации, упразднению формальных отношений, а также к групповому и внеаудиторному обучению /наряду с учетом интереса индивида/, - все это способствовало формированию новых возможностей, основанных на конкретном изучении как прошлого, так и настоящего опыта. Индукция сделала еще один необратимый шаг вперед.
ГУМАНИЗМ.
Поначалу сосредоточив свое внимание на исследовании классической литературы Греции и Рима, гуманисты затем объявили человека центром Вселенной. Нередко христианский призыв к тому, чтобы в этой и будущей жизни считать ее средоточием Бога, заглушался той сиреноподобной песней, которую человечество возгласило на заре нового дня. Даже сегодня страсть и великолепие этой новой свободы заставляет многих позабыть о том, что является источником жизни, ее опорой и смыслом.
События в культурной, религиозной и политической жизни
породили чувство личного могущества и значимости. В свете новых возможностей протест против авторитетов вбирает в себя призыв к независимости от традиционной культуры, классического языка, католической религии, церкви и сложившихся институтов. Новая эра охарактеризовалась тем, что человечество оказалось в самом средоточии всякого исследования, производства и постижения истины. Новый человек решил, что он - мера всех вещей. Индукция становится обычным явлением. Звучат призывы к тому, чтобы во всем господствовал эксперимент и опыт.
Разнообразные факторы.
Можно назвать много разнообразных факторов, которые “подливали масло” в огонь индуктивного метода. Это различные профсоюзные и реформаторские движения, движения за всеобщее равенство, женская эмансипация, молодежные революции, развитие ситуационной этики, правительственная политика невмешательства, борьба за права чернокожего населения, людей преклонного возраста, а также гомосексуалистов и других меньшинств, возрастание роли здравого смысла, личный опыт и личное участие.
Быть может, мы лучше поймем контекст развития индуктивного метода, если рассмотрим и связанную с ним концепцию, которая, как нить, вплелась в историю этого развития. Эта нить - авторитет. Вернувшись к нашему историческому обзору, мы увидим, что история развития индуктивного метода - это история существования авторитета, а также история человеческих установок по отношению к нему.
Например, в эпоху Реформации авторитет сместился с общественной организации /Церковь/ на документ /Библия/.
Со временем, однако, бунт против авторитета Библии стал таким же неудержимым, как в свое время мятеж против церковной организации. Для современных либеральных богословов авторитетом стал живой опыт. Библейский критицизм настолько умалил авторитет Библии, что для многих она стала просто “хранилищем религиозного опыта”. Поэтому сегодня нередко можно наблюдать ситуацию, когда служитель проповедует слушателям, для которых Библия утратила почти весь былой авторитет.
Если в утвердительных сентенциях, характерных для дедуктивного изложения, чувствуется сильный акцент на авторитете, то индуктивный метод, напротив, позволяет слушателю признать что-либо авторитетным только после того, как он достигнет необходимых выводов. Дедукция придерживается традиции и авторитетов прошлого, тогда как индукция считается с веяниями современности.
Анализируя связь между индукцией и авторитетом, мы не только лучше постигаем историю, но гораздо основательнее знакомимся с современным миром. В последние годы 20-го столетия авторитет / а также та реакция, которую он вызывает у человека/ по-прежнему остается основной проблемой. В последние десятилетия он в значительной мере утратил свою силу. Его ослабление чувствуется в семье, на уровне правительственной политики, в жизни церкви и в ее вероучении. Традиция, власть, престиж - все это больше не определяет ни наших убеждений, ни нашего поведения.
Такое положение дел обусловлено многими причинами и среди них можно назвать: работы доктора Бенджамина Спока, деспотизм родителей, рост подростковой преступности, антивоенное движение во время войны во Вьетнаме, современное образование, распространение материалистических воззрений, равнодушие разного рода организационных структур, средства массовой информации, правительственная политика подавления, коммунистические заговоры и множество других тем, ставших объектом современной критики. Независимо от причин, надо признать, что в нашей культуре авторитет, в значительной мере, утратил свое влияние.
Складывается впечатление, что люди не осознают своего внутреннего скептицизма и той установки, которую можно выразить словами “хочу увидеть сам” и которая основывается на индуктивных доказательствах человеческого опыта. Порой стремление участвовать в происходящем превращается в неосознаваемую культурную потребность, однако в данном случае речь идет об определенной доли индуктивной устремленности, которая живет во всех нас.
Присмотревшись к ткани сегодняшней действительности, мы увидим в ней нити прошлого, которое и вывело нас на этот уровень. Однако, живущую в нас склонность к индукции нельзя рассматривать только как конец той петляющей дороги, которую человечество своевольно пролагало на всем протяжении истории. Наше внутреннее стремление к творчеству тоже сыграло свою роль в формировании более утонченной системы восприятия, в желании отправиться на поиски приключений, в жажде нового и в бесконечной устремленности к тому, чтобы стать свободным, не связанным излишними условностями, чтобы обрести полную индивидуальность и принять участие в том, что происходит в жизни.
Каждый из нас, являясь представителем культуры 20 века, шагает по тропе индукции каждый день. Всех нас объединяет общая потребность быть вовлеченными в происходящее. Она родилась в Эдемском саду и подпитывается в нас тысячелетиями человеческой истории. Учитывая все это, можем ли мы надеяться, что собравшиеся увлекутся нашей проповедью или хотя бы станут слушать ее, если, проповедуя, мы не обращаем внимания на существенные особенности человеческой природы? Надежд мало. Можем ли мы найти в Библии какой-нибудь пример, который бы оправдывал наше обращение к богоданной, исторически обусловленной индуктивной установке и позволял бы нам стремиться к тому, чтобы своею проповедью увлечь собравшихся?
Этот вопрос мы и рассмотрим в следующих двух главах.
ГЛАВА 5.
В жизни профессора семинарии редко встречаются серьезные столкновения с другими людьми. Те редкие стычки со студентами, которые случались за 20 лет моей работы, по шкале Рихтера выглядели не очень серьезно, поэтому, во время последнего семестра, когда я читал курс “Проповедь и коммуникация”, меня озадачила реакция одного из моих слушателей. По мере развития курса я чувствовал, как неприятие медленно перерастает в возмущение. Каждый день он угрюмо приходил на занятия, говорил только тогда, когда я к нему обращался, и даже тогда не мог скрыть своего недовольства. Несмотря на внимание, которые я ему уделял, частные собеседования в моем кабинете и другие попытки как-то наладить общение, я не мог войти в контакт с этим юным проповедником. Он не раскрывался и не говорил, что его терзает, пока не наступил последний экзамен, и вот тут-то ситуация полностью прояснилась.
Кроме всего прочего, он писал: “Что касается меня, то я мыслю дедуктивно, и почти все великие проповеди, которые я слышал построены по дедуктивному принципу. Чтобы хоть как-то поверить индуктивному проповедованию, я сначала должен убедиться в его эффективности. По отношению к нему я занял позицию, которую можно охарактеризовать словами: ”Жди и смотри”. Я удручен, поскольку в ходе курса мало внимания было уделено пояснительной проповеди, самому важному типу проповедования. Содержание курса меня разочаровало. Я сильно встревожен, потому что хотел научиться убедительно выстраивать пояснительную проповедь. За годы моей учебы редко случалось так, чтобы, заканчивая курс, я не знал, чему я научился и зачем я это учил. От этого курса у меня осталось одно лишь чувство разочарования, потому что мои надежды не оправдались. Я хотел научиться проповедовать, излагая библейский материал: я ничего не знаю о разделении проповедей на дедуктивные и индуктивные и никогда это не делал. Меня крайне разочаровало, что во время наших занятий мы рассуждали о дедукции и индукции, вместо того, чтобы освоить какие-то общие моменты, касающиеся библейской пояснительной проповеди”.
Моя неспособность найти с этим студентом контакт так сильно встревожила меня, что я предпринял еще одну попытку.
Я дал ему набросок первых четырех глав этой книги, сказав, что готов заплатить, если он их прочтет и выскажет свое мнение. Вернув рукопись, он отказался от оплаты, ничего не сказал о прочитанном, и я чувствовал, что не могу тянуть из него впечатления. Когда он ушел, меня еще больше удручила наша неспособность начать разговор. Однако, раздумывая о финальном экзамене этого молодого проповедника, я понял, что меня беспокоит его довольно однозначная, хотя и не выраженная установка. Она звучала примерно так: “Если мир действительно в чем-то нуждается, так это в авторитете, непогрешимой Библии и проповедниках, у которых хватает мужества проповедовать истину, не идя ни на какие компромиссы”. Мой призыв к тому, чтобы понять слушателя, рассмотреть все обстоятельства, в которых он находится, и попытаться как-то сообразоваться с ними, он воспринимал, как компромисс, то есть как вероломный уход от высокого божественного призвания проповедовать воистину библейски и непримиримо.
Поразмыслив над тем, что произошло между нами, я понял, что найдется немало читателей, которые разделят его сомнения. Может быть, я действительно призываю к малодушному компромиссу? Может ли индуктивный подход быть библейским, если он согласуется с потребностями и интересами наших слушателей?
После довольно обстоятельного и молитвенного исследования и повторного анализа Божьего Слова я написал эту и последующие главы, которые являются моим ответом на эти вопросы.
Давайте откроем Библию и начнем сначала. Есть ли в Писании то, что мы называем элементом повествования? Перед нами длинный список, который мы читаем не торопясь:
творение, Рай, первый человек, первая женщина, грех, первый младенец, первое убийство, потоп, вавилонская башня, обетованная земля, бегство в Египет, испытание веры, замысел человека о Божьем обетовании, завет, безрассудство Лота, Содом, обетование о рождении сына, семейные неприятности, близнецы, столкновения и бегство, лестница в Вефиле, замедлившая любовь, примирение братьев, Иосиф, проданный в египетское рабство, гнев отвергнутой женщины, Иосиф, позабытый в темнице и освобожденный оттуда за истолкование сновидений, безвыходное положение братьев Иосифа, празднества и голод, пастухи в Египте. Эти истории /а мы перечислили их далеко не все/ содержатся в первой книге Библии. Ускорив наше путешествие по Ветхому Завету, мы столкнемся с еще большим их количеством, среди которых, как вехи, возвышаются следующие: младенец в корзине, наемная кормилица, кирпичи без соломы, бегство, горящий куст, язвы, исход, странствование по пустыне, обретение закона, манна, перепись, правила, скиния, переход через Иордан, вступление в обетованную землю, судьи, цари, вавилонский плен, возвращение, пророки.
Мы обращаемся к Новому Завету, и здесь нас снова обступают различные истории, среди которых назовем остальные: глас в пустыне, Агнец Божий, последователи, земная жизнь Христа, распадающаяся на четыре периода, смерть воскресение, вознесение, Пятидесятница, деяния апостолов, первый мученик, “апостол языков”, миссионерские путешествия, послания к различным церквам, Апокалипсис.
Делая этот беглый обзор, мы чувствуем, как в нашей памяти всплывает множество других библейских историй. В нашем воображении вырисовываются лица Фамари, Мариам, Саула, Эсфири, Руфи, Вирсавии, Симеона, женщины у колодца, богатого молодого правителя, Иуды, Фомы, Неемана, Онисима и бесчисленного множества других. Можно ли исчерпать этот бесконечный перечень библейских повествований? Тех, кто стремится нести Слово Божие современному миру, такая ситуация заставляет задуматься и о других вопросах. Почему в Библии так много повествования и почему его так мало в наших проповедях? Не может ли сам факт того, что Бог столь пространно использует повествовательный элемент /быть может, самый индуктивный из всех потенциально возможных/ сказать нам об основах божественной философии общения? В третьей главе мы перечислили несколько других слагаемых индуктивного проповедования. Посмотрим, можно ли их отыскать в Писании?
Вопросы.
Вопросы не утрачивают своей значимости на протяжении всей Библии: от первого вопроса, заданного Богом /”Адам, где ты? Почему ты спрятался?”/, до тех душераздирающих и жаждущих ответа, которыми исполнены Псалмы: ”Доколе, Господи, доколе? Разве ты навсегда позабыл меня? Доколе должен я противоборствовать? Доколе будет торжествовать враг мой? Почему ты оставил меня? Кого мне страшиться? Чего я жду, Господи? Где Бог? Куда мне бежать? Что нам делать, когда рушатся устои? Что есть человек? Кто может пребыть в Твоем святилище? Кто Бог, кроме Господа?”.
Отвечая на обвинения Иова, Бог сам прибегает к вопросам, и кроме того, мы слышим, как по холмам и долинам Израиля эхом перекатываются вопросы Божьих пророков: ”Почему вы упорствуете в мятеже вашем? Что ваши жертвы для Бога? Что замышляете вы, сокрушая Мой народ? Что вы видите? Какое прегрешение отыскали во мне отцы ваши? Где Господь, где боги? Почему вы возносите обвинения против меня? Почему народ мой говорит: мы можем странствовать? Разве девица забыла свои украшения? Почему вы столь суетны и изменяете пути ваши? Возвратитесь ли вы ко мне ? Доколе будете давать пристанище своим порочным помыслам? Господи, разве Ты совсем уничтожишь Израиль? Что надобно Господу от вас? Разве они не вернутся? Кто мудр? Кто может снести? Кто не устрашится? Не лучше ли вы тех царств? Как спасется Иаков? Разве не вострепещет от этого земля? Разве я не уничтожу премудрых? Что сделали вы? Разве гневен Дух Господень? Разве он совершает сие? И почему вы вопиете ныне: разве у вас нет царя? Разве погиб ваш наставник? Кто устоит перед гневом Его? Доколе это пребудет? Почему вы оскверняете завет отцов ваших, нарушая веру друг друга? Кто устоит, когда он появится? Что обрели мы?”
Заставляя умолкнуть своих собеседников Иисус прибегал не к каким-то догматическим утверждениям, не к косной самозащите, но к тем же вопросам: ”Чье это подобие и написание? Что сделал Давид? Что сказал Моисей? Кто твой ближний?” Призывая своих учеников к истине и самоотверженному служению, Он использовал следующие вопросы: ”Что говорят обо мне люди? Петр, любишь ли ты меня?”
Другим средством индукции является диалог. И опять, перелистав Писание, мы видим, что эта книга преисполнена диалогов между человеком и Богом, сатаной и человеком, а также между людьми. В этой божественной истории разговор играет значительную роль. Некоторые из основополагающих библейских вестей запоминаются благодаря записанным беседам.
Грехопадение человека описывается посредством разговора Евы со змием. Вопрос о верховной власти Бога нигде не живописуется столь красочно, как в тех доводах, которые Ему приводил Иов. Что касается загадки благовестия, то она, пожалуй, нигде не выражена столь ясно, как в разговоре Иисуса с Никодимом. Для того, чтобы донести свою весть Бог вновь и вновь использует и записывает диалоги.
Наверное, не стоит напоминать о том, как Бог относится к использованию такого индуктивного элемента, каковым являются притчи. Кроме того, в третьей главе мы показали, сколь широко он использует и аналогию. Многие из его принципиально важных учений, основываются на таких аналогиях, как взаимоотношения отца и сына, виноградной лозы и ее ветвей, невесты и жениха, овец и пастыря, дома и его краеугольного камня.
Занимаясь поисками индуктивных элементов, используемых в Библии, в данном случае следует упомянуть и библейские образы, которые можно рассматривать как производные слагаемые аналогии. Несмотря на то, что еврейский язык Ветхого Завета насчитывает всего 2 тысячи корней и 10 тысяч слов /в то время как в греческом их 100 000, а в современном английском около 1 000 000 /, эта книга буквально изобилует образами. Одна только книга пророка Осии, небольшая по объему, насчитывает более 400 образов и индуктивных оборотов речи. Чтобы выразить свое почти бессвязное, непрерывное рыдание, этот пророк-поэт в значительной степени использует образную систему, которую ему дает его собственный опыт.
Другой пророк, Амос, не боится представить мрачную картину, в которой лев рыча терзает свою добычу. Затем, проводя аналогию, он задается вопросом: ”Лев начал рыкать. Кто не содрогнется? Господь сказал, - кто не будет пророчествовать?” Тем самым сравнивая свой личный опыт с событиями в масштабе всей страны. В этом образе присутствует еще, один потенциально предполагающий те индуктивные элементы, о которых мы упоминали в начале третьей главы. Речь идет об общеизвестном опыте. В структуре библейского повествования /то есть в тех историях, в которых говорится об общечеловеческих переживаниях/ содержатся бесчисленные отсылки к повседневному человеческому опыту. Библия сталкивает читателя с повседневной реальностью, которая содержит в себе основополагающий и неизбежный человеческий опыт, простирающийся от переживания работы человеческого организма до тяжелых испытаний и смерти.
Может ли индуктивный подход быть библейским? Бегло просмотрев тот материал, который содержится в Писании, можно прийти к выводу, что это действительно возможно. Если убрать из Библии элементы повествования, вопросы, диалоги, различные аналогии и отсылки к общеизвестному человеческому опыту, то все Писание можно свести к нескольким разбросанным тезисам.
Однако в третьей главе мы сказали, что индуктивный процесс определяется не просто включением в проповедь индуктивных слагаемых, но и их использованием, поэтому мы не можем сразу переходить к выводу о том, что индукция имеет библейский характер или что Библия сама по себе индуктивна только потому, что в ней содержатся такие элементы. Перед нами стоит более важный вопрос: ”Как Бог использует эти слагаемые?”
Бог не рассказывает историю только для того, чтобы привлечь наше внимание к основной части своей вести. Индуктивные элементы, о которых мы упоминали, это не просто какие-то хитрые уловки, используемые в Библии для того, чтобы как-то приукрасить мрачную истину; это не подслащенные пилюли, задача которых в том, чтобы то или иное наставление было легче проглотить. Во всем общении Бога и человека эти слагаемые играют основную роль.
От повествования об Эдемском саде и до описания Нового Иерусалима, повествование играет основную роль. От первой до последней страницы структура Библии - это структура рассказа. Ветхий Завет - это рассказ, подводящий к новозаветным повествованиям. Основное сюжетное развитие, а также противоположное развитие того или иного сюжета, сюжетные отступления и вставки, отдельные рассказы и вся библейская история в целом, - все это запечатлевает историю человеческой веры и как бы одолевает течение времени.
Конечно, для того чтобы наставить верующих, Библия использует и дедуктивный подход, однако любая попытка сформулировать то или иное учение, любое слово мудрости или богословское рассуждение обретают жизнь среди множества разных людей и их опыта.
Можно ли где-нибудь в Библии отыскать отвлеченное рассуждение о духовной несостоятельности человека? Это невозможно. И тем не менее, от Адама, покинувшего райский сад, и до тех, кто остался вне стен Нового Иерусалима /Откр.22/, конкретные примеры один за другим показывают эту несостоятельность, а также Божие благовестие, дающие человеку вторую возможность. Эта тема прослеживается в образах Каина, Ноя, Авраама, Иакова, Исава, Самсона, Давида, Соломона, пророков, Иуды, Петра, Иоанна, Марка и многих других. Принципиально важно для всякого библейского откровения является как явное указание на важность человеческого опыта, так и скрытое предчувствие его значимости, того опыта, который дает возможность учиться и учить. По сути дела именно этот конкретный человеческий опыт /реальные люди и конкретные примеры/ формирует основную структуру Библии. Все это довольно основательно отличается от большинства современных проповедей.
Для того, чтобы прийти к соответствующим выводам, проповедники в своих проповедях отмечают и используют те индуктивные особенности, которые встречаются в Библии. Однако, когда наступает воскресное утро, они обычно сразу начинают с этих выводов, на достижение которых у них ушла вся предыдущая неделя. В результате этого они превращаются в ту основу /а может быть, довольно легко превращаются и в обычную бейсбольную биту/, утверждаясь на которой, проповедник начинает вбивать догматы в головы своих слушателей. Поскольку, делясь результатами своих исследований, он ничего не говорит о том, как он их достиг, проповедь довольно часто становится дидактической, догматической и дедуктивной.
Бог общается совершенно иначе. Начиная свою библейскую весть, Он не говорит: ”Я собираюсь доказать свою любовь и преданность, представив этому миру способы спасения от греха и смерти”. Вместо этого он начинает пересказывать конкретные деяния, совершенные Им в истории, и в то же время стремится к тому, чтобы их значимость постоянно нарастала. Его весть разворачивается посредством описания пяти исторических ветхозаветных событий, лежащих в основе веры: призвание патриархов, Сионский завет, исход из Египта, обетование Ханаана и утверждение Царства. Что касается Нового Завета, то здесь мы имеем дело с тремя основными событиями, определяющими новые отношения| жизнь и учение Иисуса, Его смерть и Его воскресение. Перечисленные исторические деяния Бога, облаченные в конкретный человеческий опыт, индуктивно ведут читателя от конкретных фактов к соответствующему выводу: к божественному возвещению о помощи и надежде всего мира.
Бог не начинает с ответа. Обычно в Библии конкретное предшествует абстрактному, частное общему, а те или иные материалы - вытекающему из них правилу. В Писании, конечно, можно отыскать некоторые постановления и догматы, однако все они тяготеют к тому, чтобы на индуктивном уровне следовать конкретному опыту и примеру, а не предшествовать им в авторитарно-дедуктивной форме изложения.
Индуктивная структура и принципы индуктивного изложения прямо таки изобилуют в Писании: наблюдения предшествует рассуждению, факторы - принципам, конкретный материал - выводам; совершается движение от известного к неизвестному, используются те или иные предположения, не сопровождаемые никакими выводами, а также наблюдается осторожный и постепенный переход от одной стадии к другой.
Бог учит нас двумя способами: с помощью откровения и посредством разумного объяснения. Высший авторитет Он сочетает с величайшей свободой исследования. Самого Себя и Свою истину он являет постепенно. Его воля и путь Его действий открывается человечеству в развитии. Он готовит путь и ждет, что человек ответит на это с готовностью.
Он размышляет вместе с нами, теми, кто уступает ему в силе мысли, и делает это, беря за основу наш конкретный опыт. Мы должны учиться на примере других. Обращая к нам свои обоснованные призывы и показывая нам плохие и хорошие образцы поведения, Бог вселяет в нас более убедительные доводы, необходимые для нашего послушания.
После того, что произошло в райском саду, Божии доводы разворачиваются подобно ковру в ходе повествования об истории человечества. Заповеди, повеления и утверждения, - все это мягко вплетается в библейское повествование.
По мере того, как люди учатся на опыте других, Божьи замыслы обретают свое завершение не благодаря использованию того или иного догматического авторитета, но благодаря индукции. Любимый метод обучения, используемый Богом, - обучение не посредством повеления, но с помощью благодати.
Он подводит к истине, благодаря косвенному обучению с помощью тех или иных фактов. Можно сказать что стиль, который Он обычно использует, - не догматического наставления, но косвенного влияния. Такой подход призван к тому, чтобы способствовать нравственному развитию, а не давать какой-то перечень легких богословских, вероучительных ответов.
Индукция просматривается не только во всей структуре Библии, но и в ее отдельных книгах. Мой коллега и ученый-библеист Джон Освальт, утверждает, что единственная дедуктивная книга в Библии - это Книга Притчей. От всех прочих она отличается тем, что ее широкие обобщающие принципы предстают не как ответы на тот или иной конкретный пример, но как универсальные повеления.
Что же касается остальных шестидесяти пяти книг, то, согласно Освальту, по своему характеру, расстановке акцентов и методу, они отвечают принципу индуктивного построения.
Таковыми являются сочинения Павла, а также другие Послания, поскольку общие принципы, которые в них содержатся, представляют собой ответ на ту или иную конкретную ситуацию или опыт. Если мы возьмем Послание к Римлянам, то все, что в нем говорится напрямую связано с теми, кто проживает в Риме, с их культурой, историей и воспитанием. С другой стороны, все, что в Послании к Фессалоникийцам говорится о втором пришествии Христа, является ответом на те конкретные тяготы, которые фессалоникийцы претерпевали в то время.
Что касается других библейских книг, то их индуктивный характер еще более очевиден. Например, Евангелие от Матфея распадается на восемь повествовательных частей, предстающих как определенные художественные отрывки со сходной структурой. Если взять Авторизованный Перевод, то можно сказать, что все повествование похоже на проповедь, которая занимает два с половиной часа и насчитывает 23684 слова.
В этих восьми разделах повествуется о жизни и служении Иисуса. Пять из них предшествуют тем дидактическим отрывкам, в которых излагается учение Иисуса и которые вырастают и основываются на повествовании о его земной жизни. Соответствующие понятия проистекают из самого ее индуктивного характера.
В Библейском Словаре эти чередующиеся разделы представлены так:
2. Ученичество - главы 3-7
А. Повествование о начале Иисусова служения
Б. Беседа - Нагорная проповедь - главы 5-7
3. Апостольство - главы 8-10
А. Повествование - служение исцеления и поучения - 8:1-9:34
Б. Беседа - миссия учеников Иисуса - 9:35-10:42
4. Скрытое откровение - 11:1-13:52
А. Повествование - растущее противостояние Иисусу - главы 11, 12
Б. Беседа - тайное поучение восемью притчами - 13:1-52 [повествование]
5. Церковь - 13:53-18:35
А. Повествование - Мессианство и страдание - 13:53-17:23
Б. Беседа - церковное правление - 17:24-18:35 [повествование]
6. Суд - главы 19-25
А. Повествование - столкновения в Иерусалиме - главы 19-22
Б. Беседа - критика книжников и фарисеев - глава 23
Учение о парусии - главы 24-25
[три притчи и повествование о суде]
7. Повествование о крестных страданиях - главы 26-27
8. Повествование о воскресении - глава 28
Из 28 глав 19 представляют собой повествование, и, кроме того, все остальные предполагают сильный повествовательный элемент.
Что касается Евангелия от Марка, то оно выглядит как торопливый рассказ молодого человека, в котором много повествовательного, в котором излагается конкретный человеческий опыт и предполагается быстрое развитие. Индукция разворачивается в центре повествования.
Лука видит шире, оценивая все видимое глазами врача. Авторская симпатия ощущается в описываемых им чувствах, а общение Иисуса с женщинами, детьми, больными, увечными, изгоями общества заставляет видеть в них тех, кто заслуживает человеческого и божественного сострадания.
Некоторые считают, что четвертое Евангелие написано абстрактным теоретическим языком и имеет почти потусторонний характер. Однако, если дать условное наименование его главам, то повествовательный элемент будет очень хорошо просматриваться:
1. Иоанн Креститель и другие следуют за светом
2. Брак в Кане
3. Никодим
4. Женщина у колодца
5. Свидетельство человека, исцеленного в субботу
6. Насыщение пятью тысячами небесными хлебами
7. Иисус на празднике
8. Готовый умереть
9. Исцеление слепого
10. Овцы и Пастырь
11. Воскресший Лазарь
12. Торжественный въезд
13. Омовение ног и Тайная Вечеря
14. Последняя воля и завет
15. Лоза и ветви
16. Утешитель
17. Молитва Первосвященника
18. Гефсиманский сад
19. Суд и распятие Иисуса
20. Воскресение
21. Рыба на обед
Стремясь достичь цели, Иоанн насыщает свое Евангелие индуктивным материалом. Четырнадцать знамений [шесть слова [формула “Я есмь”, которую использует Иисус] и восемь деяний, Им совершенных] являются показательными примерами в излагаемой Иоанном теме. Он привлекает конкретный опыт, использует конкретные случаи, строит свое повествование в объективном ключе [говоря о том, что видно, слышно, что известно, что делают и о чем говорят], стремясь вызвать у читателя живое впечатление от описываемого. Он стремится к тому, чтобы достичь ненавязчивого авторитета, призывая в свидетели жизнь [Ин.20:31]. Его метод глубоко индуктивен. Он стремится увлечь человека.
Итак, до сих пор мы искали индуктивный материал в основополагающей структуре Библии, а также в ее отдельных книгах. Но что если мы еще больше углубимся и рассмотрим сами библейские проповеди, а также проповедников?
Да, в Библии проповедуют, и кому-то это неплохо удается. Если предположить, что человеческая природа осталась неизменной, то в таком случае Библия открывает нам просто золотые россыпи всевозможных идей, которые помогут современному проповеднику. Как Ветхий, так и Новый Заветы могут дать нам конкретные примеры проповеднических приемов и навыков. Мы видим, как проповедуют пророки, и, по сути дела, задолго до того, как были написаны многие библейские книги, их материал существовал на уровне устных проповедей.
Новозаветные авторы записывают свои проповеди, беседы и переживания. Апостолы и другие авторы новозаветных книг записывают свою весть в стиле устной проповеди. Даже тринадцать послание Павла можно рассматривать как полезный образец проповедей, посланных для прочтения в различные общины.
Анализ метода, стиля, воззваний и концепций, использованных в Библии, должны помочь современному проповеднику. Что мы утратили? Какие изменения произошли? Что знали об искусстве проповеди ранние проповедники и что мы утратили в сравнении с ними? У нас есть склонность воспринимать библейские персонажи не столько реалистично, сколько благочестиво. Мы воспринимаем их как святых, вместо того чтобы учиться у них необходимой технике или принципам.
В книгах по гомилетике просматривается тенденция не замечать как ветхозаветных, так и новозаветных пророков и проповедников. Составляя проповеди, мы следуем не столько библейским примерам, сколько образцам греческой риторики.
Книга Екклесиаста, автор которой именуется “проповедником”, выделяется как пример индукции методом отбора и исключения. Один мой коллега-библеист говорил, что призывает своих студентов читать эту книгу до конца или не читать вовсе. “Она подводит к самоубийству”, - таково было его мнение. Мы видим, что в ней конкретные детали направлены на то, чтобы проиллюстрировать “суету сует”, и вдруг совсем внезапно лишь в последних двух стихах автор формулирует заключительную идею, резюмирует ее и соотносит свою установку с реальной жизнью. Как сильно это отличается от традиционных гомилетических приемов и структуры!
Обращение к конкретному опыту и использование не менее тридцати вопросов приводят к тому, что слушатели по-настоящему увлекаются этой жизненной проповедью. Начиная с утверждения о “суете”, которое автор делает в первых двух стихах, он в дальнейшем показывает слушателям всю драму человеческой жизни от рождения до похорон, от материнского лона до могильных червей. Его советы даются в немногих там и тут разбросанных высказываниях, однако смысловое ядро его проповеди, которая занимает сорок минут, заключено в выводе, насчитывающем тридцать одно слово.
Все суета сует.
Где искать смысл?
- не в мудрости
- не в удалении от всего
- не в слезах и плаче
- не в вине
- не в ветре [14 раз]
- не в делах
- не в словах
- не в богослужении, лишенном послушания
- не в пороке
- не в бряцании оружия
- не в сочинениях
Но при всем этом ходить пред Богом надо правильно.
Вывод [12:13-14]
- Бойся Бога
- Соблюдай Его заповеди
- Бог будет судить все, что делает человек
и ничто от Него не скроется.
Если взять Книгу пророка Малахии, то здесь можно сказать, что она в качестве проповеди занимает от двенадцати до пятнадцати минут и состоит из 1872-х слов, давая образец проповедника, стремящегося сделать своих слушателей участниками индуктивного процесса общения. “Вестник” увлекает их живой беседой, непосредственным разговором, задавая при этом более двадцати пяти прямых вопросов. Он постоянно ссылается на историю, усматривая в ней конкретный опыт, вполне определенные примеры, образцы семейной жизни человека и его жизни как личности; он видит там примеры основополагающих взаимоотношений, неугасающих обязанностей, совместной и индивидуальной деятельности человека, слова и дела, убеждения и поведение.
Несомненная любовь: Божия любовь к Израилю - 1:1-5;
Неприемлемые жертвы: порочные приношения, совершаемые порочными священниками;
Несдержанные обязательства: священники пренебрегают Заветом - 2:1-9;
Неверный супруг: осуждение идолопоклонства и разводов - 2:10-16;
Нежданный суд: пришествие Господа - 2:17-3:6
Безмерное благословение: Божие обетование возможно при условии, что десятины будут совершаться по-прежнему;
Неоправданные утверждения: иллюзорная возможность избежать суда - 3:13-4:3;
Незабываемое прощание: предупреждение, обетование, угроза - 4:4-6;
Примеры, полученные на материале служения Иисуса, мы рассмотрим в следующей главе, однако в Библии есть много других проповедей, которые тоже могут служить образцами индукции. Например, можно сказать, что проповедь Стефана, обращенная к его палачам, представляет собой шедевр индукции. Речь Павла на Марсовом Холме, его свидетельство перед иудеями в 22-й главе Деяний, а также перед царем Агриппой в 26-й главе также представляют собой искусное использование индуктивного подхода.
Итак, может ли такой подход к проповедованию быть подлинно библейским?
Проповедники, которых мы встречаем в Библии, сама ее структура, равно как и структура отдельных ее книг, - все это говорит, что такое возможно. По сути дела, каждый из тех двух тысяч девятьсот тридцати персонажей, которых мы встречаем в Библии, возвещает одну и ту же весть. Каждый слово живой памятник свидетельствует одну основную идею: мы можем учиться на опыте.
Божественная история приходит нам, будучи облаченной в историю человеческую. Даже повествование о Боговоплощении построено по индуктивному принципу. Слово становится плотью, обитает с нами (Ин.1:14), и в силу этого мы можем слышать и знать.
Складывается впечатление, что индукция - это тот обучающий метод, который используется Богом в первую очередь. Он словно говорит в своем Слове: “Остановитесь, смотрите, слушайте и живите. Потом вы услышите и Слово Господне”.
Желая сообщить Свою весть, Бог не сыплет с облаков двадцать четыре тома богословских сочинений. Он просто рассказывает историю. Быть может, если мы хотим как-то улучшить свои проповеди, нам следовало бы поучиться на примере Его общения с людьми.
Может ли индуктивное проповедование быть поистине библейским?
Если мы сами хотим по-настоящему держаться Библии, лучшего пути, наверное, просто нет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Однажды с одним знакомым пастором я говорил об индуктивном подходе к проповедованию. Я поделился с ним некоторым соображениями, которые собирался включить в эту книгу, и после того как мы поговорили, он решил, не предупредив меня, прочитать индуктивную проповедь перед своей сельской общиной.
Он читал серию проповедей на Евангелие от Матфея, и вот, никому не сказав о задуманном эксперименте, в одно воскресное утро где-то в середине этой серии он начал проповедовать по индуктивному принципу. Желая быть объективным и будучи по натуре пуристом, он прочитал проповедь, которая, по его словам, была “чистой индукцией без всяких примесей, добавлений и без остановки от начала до конца”.
Во время нашей следующей встречи, испытывая смешанное чувство восторга и ужаса, он рассказал, что из этого получилось. “Я был почти на краю пропасти, - сказал он. - Огонь пробежал по всем собравшимся. Видели бы вы с каким интересом и увлечением эти фермеры начали прислушиваться и вникать в суть: в их головах зароились новые соображения, новое понимание проблемы. Они наклонились вперед, и можно было почти физически ощущать, как меняются их лица, обычно весьма непроницаемые. “А, так вот что Иисус имел в виду”. “Да, конечно, это относится к тому-то и тому-то”. “Я всегда этим интересовался...”
“Картина была такая, что как будто зрители встали со своих мест и двинулись на сцену, - говорил пастор. - Правда, меня так заинтриговала их реакция, что я просто не мог сосредоточиться на самой проповеди”.
В следующее воскресенье, вернувшись к знакомому дедуктивному подходу, он смог сосредоточиться на том, как и чему учить собравшихся. “Ведь в Библии так много всего, чего они не знают”, - рассудил он.
Я рассказал эту историю потому, что, на мой взгляд, такое могло произойти в тысячах общин, если бы служители захотели обратиться к индуктивной проповеди. Однако я рассказал ее еще и потому, чтобы обратить внимание на то, как мой приятель объяснил свой возврат к старой привычке дедуктивного проповедования. “Ведь в Библии так много всего, чего они не знают”, - с такими словами согласились бы и другие служители. Слово Божие имеет ответ на любую проблему, с которой наши люди сталкиваются в этот суматошный век. И слишком мало проповедников полагаются на силу этого Слова, чтобы обогатить свое служение и усилить воздействие своих проповедей.
Как бы там ни было, я убежден, что в Библии есть решения, которые касаются не только повседневных проблем современного человека, но и проблем, связанных с характером проповедованием в 20-м веке. Если же мы утверждаем, что традиционная проповедническая дедукция по-прежнему остается основным руслом, по которому Божие Слово доходит до людей, его не знающих, мы, как мне думается, лишь показываем, что в Библии есть много такого, чего не знаем и мы сами.
Почему проповедники так неохотно исследуют первоисточники, чтобы отыскать в них образцы своего ремесла? В предыдущей главе мы сделали краткий обзор того, как Бог общается с людьми в Библии. Ну а как же это делает Его Сын? Почему Иисуса так редко упоминают в перечнях книг по гомилетике? Почему, стремясь построить свое богословие, соорудить свою этическую систему или философскую теорию, мы охотно обращаемся к жизни и словам Христа, усматривая в них кирпичи и строительный раствор для наших построений, - и в то же время не торопимся изучить Его метод и идеи, касающиеся проповедования? Быть может, потому, что проповедь Иисуса не слишком согласуется с нашей традиционной формой построения проповеди?
Однако, учитывая, что слова Иисуса составляют около двадцати процентов всего содержания Нового Завета (36 450 слов из общего количества, составляющего 181 253 слова), мы имеем возможность кое-чему поучиться, более обстоятельно исследовав этот материал. И поскольку Сын Божий является высочайшим образцом всего христианского, думается, что Его пример должен стать мерилом качества современной христианской проповеди.
ВЕСТЬ ИИСУСА
Итак, начнем с проповедей Иисуса. О чем Он говорит?
Вновь и вновь Он как бы ворошит воспоминания Своих слушателей. Постоянно обращаясь к всеобщим человеческим желаниям, потребностям и переживаниям, Он пробуждает у слушателя интерес и увлекает его. Его проповеди - это не академические упражнения в каких-то интеллектуальных построениях и не просто нравственные советы. Он как бы идет вглубь жизни. Он “нащупывает” наши чувства. Он вникает в самые сокровенные связи, характерные для Его слушателей. Складывается впечатление, что сама жизнь и ее конкретный опыт (обычная, здоровая, простая жизнь и переживания) определяют Его разговор с народом. Обратите внимание, сколь широк Его подход и как актуальны перечисленные темы в приведенном ниже неполном списке:
прелюбодеяние, гнев, тревога, жадность, смерть, долги, сомнения, вечность, вера, пост, сознание вины, даяние, честность, лицемерие, радость, доброта, знание, закон, законничество, жизнь, похоть, брак, деньги, клятвы, родительские отношения, молитва, обман, уважение, ответственность, награда, правители, пол, клевета, речь, домоуправительство, налоги, доверие, недружелюбие, добродетель, мудрость, рвение.
Если бы мы только прочитали эти темы с нашей кафедры, наверняка община пришла бы в волнение. Ряд проповедей, основанных на темах, взятых из этого “горячего” списка, наверное, сделал бы больше, чем целых три чашки кофе, и заставил бы дюжину наших дьяконов взбодриться и слушать с неослабным вниманием. Однако, когда толпы людей вновь приходили к Иисусу, причиной этому была не просто Его трактовка перечисленных актуальных тем.
Иисуса можно назвать Мастером рассказа. Проповедуя, Он обычно рассказывал ту или иную историю, большинство из которых были притчами. В Новом Завете насчитывает от тридцати трех до семидесяти семи притч (в зависимости от того, что вы под этим подразумеваете). Он использовал названные темы не просто как ловушки, как какие-то блестящие вступления, предназначенные для того, чтобы увлечь своих слушателей и заставить их выслушать то, что Он на самом деле собирался сказать. Нередко они составляют саму суть Его вести.
Небольшие рассказы Иисуса связаны с весьма серьезными идеями. Притча о добром самарянине представляет собой проповедь, посвященную идее сострадания. Притча о блудном сыне учит прощению. Притча о талантах учит нас личной ответственности. Когда Иисус проповедует, в немалой степени акцент приходится на само повествование.
Другим излюбленным приемом, которым Он пользуется, является аналогия. Он говорит о свете и соли, о доме, построенном на камне, и доме, который был воздвигнут на песке, о пастырях и овцах, об иге и бремени, о живой воде, хозяевах и слугах, винограднике, виноградной лозе и ее ветвях, о дверях. И, пользуясь этими и другими аналогиями, Он сравнивает между собой или противопоставляет друг другу знакомые образы: мудрые и неразумные строители и девы, овцы и козлы, свет и тьма, узкий и широкий путь, богатые и бедные, молодые и старые.
Своими отсылками Иисус постоянно возвращает слушателей к общеизвестному опыту: сорок девять раз Он упоминает об овцах, двадцать семь - о сеянии, двадцать два - о жатве урожая, девять раз - о воде. Все эти образы указывают на повседневные и весьма важные занятие, характерные для той сельскохозяйственной культуры, в которой Он жил.
Известные, знакомые слова - это средства передачи абстрактных идей. Говоря о доверии, Он использует всем знакомый образ лилии, в то время как образы бревна и сучка символизируют большую и малую вину. Идея служения передается образом кувшина с водой.
Писание насчитывает сто пятьдесят три вопроса, с которым Иисус обращается к Своим слушателям. Он постоянно беседует с теми, кто толпится вокруг Него, желая послушать, что Он скажет. По сути дела, все те компоненты индукции, о которых мы говорили в 3-й главе (повествование, притчи, аналогия, беседа, вопросы и отсылки к общеизвестному опыту), постоянно заявляют о себе в проповедях Иисуса.
Его Нагорная проповедь, насчитывающая две тысячи триста двадцать слов, служит идеальной моделью для изучения Его проповеднического стиля. В этой проповеди, которая занимает около двадцати минут и которую можно назвать “Счастливый, умиротворенный человек”, Иисус анализирует жгучую потребность Его слушателей - их желание узнать, как можно стать счастливым и умиротворенным. Он со всех сторон рассматривает этот универсальный вопрос, обращаясь к примерам блаженства и некоторым аналогиям (порой довольно тонким, а порой весьма прямым), однако все, что он использует, отличается простотой, общеизвестностью и силой воздействия.
Традиция тяготеет к тому, чтобы не усматривать в Нагорной проповеди каких-либо элементов индукции. Очень часто мы читаем заповеди блаженства как некие повеления, указы или авторитетные возвещения. Однако присмотревшись внимательнее, мы увидим, что на самом деле Иисус так их не выражает.
Вовсе не стремясь к авторитарности, в этой проповеди Он задает девятнадцать вопросов, в результате чего у слушателей возникает ощущение интересной беседы. Вся проповедь просто изобилует аналогиями и упоминаниями о том опыте, который хорошо знаком слушателям. Ее анализ показывает следующее:
1. Аналогии - 5:3-16
Нищие, плачущие, кроткие, милостивые, миротворцы, гонимые, соль, свет в конкретном человеческом опыте.
2. Установки - 5:17-48
Самоправедность, ненависть, вожделение, почтение, честность, месть, любовь, даяние, молитва, пост, алчность, тревога, суд, вера, выбор.
3. Действия - 6:1-7:23
Милостыня, молитва, пост, труд, служение, призыв не заботиться.
4. Альтернатива - 7:24-29
Врата, плоды, деревья, основания.
Общее количество слов.................2 320 (18-20 минут)
Образы, картины, примеры, иллюстрации....... 348 слов
(или 1/6)
(волки, овцы, плод, свет, камень, песок, буря, дом и т. д.)
Сравнения............................. 142 слова (1/16)
Глаголы действия...................... 404 слова (1/6)
Пояснительные и соотносительные местоимения... 320 слов
(1/7)
Местоимение второго лица, употребляемое для непосредственности общения...................... 221 слово
(1/10)
Настоящее время (для создания актуальной, реальной картины)............................. приблизительно 65 %
Будущее время........................ приблизительно 30 %
Прошедшее время ..................... 5 % (149 слов в Переводе короля Иакова - не традиция, не авторитет)
Различные точки зрения............... 42 различных аспекта возможного блаженства.
Начиная Нагорную проповедь, Иисус не возвещает о том, что очень важно выслушать Его слова, и не угрожает тем, кто Его не слушает. Он начинает не с вывода, но, давая разумные и обоснованные заповеди блаженства и аналогии, сравнения и противопоставления, вводит слушателей в ситуацию выбора. В конце проповеди Он призывает их принять решение, стать осторожными и мудрыми или позабыть о Его словах и впасть в безрассудство. Как только достигнуть уровень, когда надо принимать решение, Иисус дает собравшимся возможность самим сделать выводы.
Как в Нагорной проповеди, так и в других Иисус начинает с известного, конкретного, личного, чтобы затем подвести к неизвестному, абстрактному и всеобщему.
Вновь и вновь на протяжении всего Своего служения Он использует индуктивную, последовательно логическую структуру изложения Своего учения, которое начинает с простого и идет к сложному. Весь путь можно разделить примерно на следующие шаги:
1. Вступительная идея
2. Пояснение - простая иллюстрация
3. Обоснование - призыв к разуму
4. Конкретное соотнесение - “иди и делай”
В своих проповедях Иисус как бы противопоставляет две сферы: конкретное “приди”, “посмотри”, “послушай” противостоит отвлеченному “подумай” и даже “уверуй”. Если мы сложим все компоненты Его вести с учетом используемой Им структуры, результат ошеломит нас: Иисус проповедует по индуктивному принципу.
Он почти бесконечно варьирует поднимаемые Им проблемы, увлекая слушателей Своей вестью. “Знаете ли притчу сию?” “Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите”. “Кому уподоблю род сей?” “Видишь ли ты эту женщину?” “Кто верный и благоразумный домоправитель?” “Думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали?” “Ибо кто больше: возлежащий или служащий?” “Когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?” “Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились”.
Однако если вы вспомните, о чем мы говорили в 3-й главе, вы припомните и то, что сама весть составляет лишь третью часть от всего процесса общения. Если мы хотим по достоинству оценить индуктивный подход Иисуса, нам надо выяснить, какова была Его роль как оратора, какой была установка и как Он и его весть относились к тем, кто Его слушал.
ИИСУС И НАРОД
На основании Нагорной проповеди во многом можно судить о том, как Иисус понимал свою аудиторию и как к ней относился. Если фарисеи и другие духовные вожди того времени требуют, чтобы люди шли к ним, то Иисус сам идет к людям, как в прямом смысле (то есть физически), так и в смысле Своей установки, которая выражается в Его вести.
Он идет на гору, окруженный толпами народа, однако в Своей проповеди Он стремится говорить лично к каждому из собравшихся. Кроме используемых Им вопросов, которые превращают проповедь в открытую беседу, Он прибегает к таким словам, как “вы” и “ваши”, которые используются Им (или подразумеваются) двести двадцать один раз. Итак, Иисус напрямую обращается к Своей аудитории.
Быть может, именно тот факт, что Иисус сам шел к людям, а также то, как Он с ними говорил, заставляло их толпами идти к Нему, чтобы послушать, что Он скажет. Кроме того, похоже, что Его слушатели не сидели тихонько где-то сзади. Согласно евангельским повествованиям Иисус беседовал с людьми около ста двадцати пяти раз, и приблизительно 54 % от этого числа приходились на те случаи, когда Его слушатели сами начинали разговор.
Складывается интересная картина: Сын Божий, который пришел на землю, чтобы сообщить самую важную весть всех времен и который имел кристально чистую связь с Богом и глубочайшее понимание несомой Им вести, более чем в половине случаев позволял собравшимся самим определять, о чем надо говорить. Он не возвышался над другими и не возвещал Свою весть в одностороннем порядке, потому что знал, что людям надо и отвечал на их вопросы, сомнения и возражения. Он с самого начала поощрял их к живой, увлеченной беседе и приветствовал ее.
Получалось так, что не очень-то образованный Иисус и Его неграмотные ученики своими проповедями буквально переворачивали города вверх дном. Духовные вожди, запутавшиеся в своем древнем учении и бесконечных пояснениях к нему, никак не могли понять, почему простые люди внимают Иисусу с такой радостью. “Что это за новое учение?” - спрашивали они.
Многое из того, чему Он учил, было обусловлено тем временем, которое Он потратил, живя с народом и деля его заботы. Он знал и уважал простой люд и его жизненный опыт. Он входил в их ситуацию, касаясь того, в чем они нуждались и что их интересовало.
Я слышал, что некоторые проповедники, стремясь
как-то объяснить отсутствие увлеченности и живого интереса со стороны членов их общины, говорят, словно мученики: “Иисуса ведь тоже не слушали”.
Как раз наоборот. Время и расстояние исказили реальную картину: на самом деле простые люди толпами шли к Иисусу, неся Ему свои болезни, сомнения и тяготы. Противились Ему люди религиозные.
Простые грешники толпились вокруг Него. Целые города пустели, когда простой люд устремлялся в пустыню, где Он проповедовал. Оскорбленными себя чувствовали так называемые “хорошие” люди.
Духовные “грешники” были встревожены, сбиты с толку и рассержены на Иисуса. Они обвиняли Его в том, что Он дружит с мытарями и другими грешниками, а неученый народ собирался вокруг Него, чтобы послушать Его истории, притчи, Его увлекательные проповеди.
Конечно, случилось и так, что богатый юноша отошел от Него с тяжелым сердцем, однако официальные представители иудейской религии источали открытую вражду и неприязнь по отношению к Нему. Противление, мятеж и неприятие, - вот что исходило от них. И тем не менее их было очень немного.
Мы можем сказать, что грешные люди чувствовали себя задетыми, потому что они были “грешниками”. Однако если мы используем эту мысль как оправдание нашей ситуации и объяснение того, почему на нашу “богоданную весть” нет никакого ответа, мы, таким образом, упускаем из виду более широкую картину, которая как раз и была истинной. Вернемся на две тысячи лет назад и снова посмотрим, как все было.
Подавляющее большинство грешников (различный сброд, люди без образования и воспитания, непосвященные) толпами шли слушать Иисуса. Они залезали на деревья, протискивались сквозь толпу, взывали к Нему без страха и смущения.
Элита приходила в бешенство, привилегированные слои замышляли недоброе, социальное меньшинство протестовало против его доброжелательного общения с низами. Ученые мужи относились к Нему с пренебрежением, однако толпы простых людей почти теснили Его, чтобы только послушать Его проповедь.
К Нему идут грешники. Так называемые “святые” хотят, чтобы Он был догматичен, чтобы пользовался дедуктивным подходом и доктринальными утверждениями. Однако вместо этого Он рассказывает истории. Он говорит притчи. Приводя загадочные сравнения, Он просто очаровывает их. Свои вероучительные повеления Он приберегает для верующих, а догматические тезисы - для духовных вождей.
Он относится к грешникам как к друзьям и товарищам. Он посещает свадьбы, присутствует на похоронах и праздниках, чтобы разделить с народом его радость и горе. Его проповеди начинаются с того, что известно всем - с повседневного, общеизвестного опыта.
Он проповедует уверенно и дает народу возможность учиться на своем опыте, используя не столько те или иные повеления, сколько индуктивный подход. Он подводит слушателей к тому моменту, когда они сами делают выводы или свободно соглашаются с Его заключениями. Он не заставляет их соглашаться, независимо от того, готовы ли они к этому или нет. Только после того, как они сами приходят к определенным решениям и заявляют о своем согласии, Он соотносит эти идеи с действительностью и соответствующими возможностями. Его весть ориентирована на собравшихся.
ИИСУС-ПРОПОВЕДНИК
Во 2-й главе, когда, говоря об ораторе, мы увязывали его с одним из трех слагаемых общения, выведенных Аристотелем, мы, в частности, говорили, что в самой жизни проповедники, равно как и в его проповедях должна отражаться его внутренняя установка на самоотверженное служение ближнему. Такая установка, осуществленная на практике, и становится собственно индуктивной проповедью. Она не столько рассказывает, сколько показывает.
Индуктивный подход присущ Иисусу в силу самой Его природы. Само воплощение представляет собой однозначно индуктивную идею. Вместо того, чтобы просто говорить, что Он любит нас, Бог приходит к нам в человеческом облике, чтобы жизнью возвестить Свою весть.
Этот индуктивный подход и индуктивное действие Павел описывает так:
“Ибо в нас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной” (Флп.2:5-8).
Если мы остановимся и как следует подумаем, мы увидим, что само Его служение было построено по индуктивному принципу. Свою природу, авторитет и замысел как Сына Божия (то есть ту абстрактную весть, которую Он пришел возвестить людям) Иисус лишь постепенно, поступательно являет деяниями и событиями Своей жизни (то есть конкретно иллюстрируя эту весть).
Свое великое Воплощение Бог не начинает с разъяснения этой идеи ожидающему миру. Он не говорит: “Когда Я пошлю Своего Сына в этот мир, Я тем самым собираюсь сделать то-то и то-то” и не дает никаких подробностей относительно рождественских яслей, отвержения Иисуса и креста. Вместо этого Он делает так, что конкретное предшествует абстрактному. Конкретные детали предваряют общее приложение, жизнь предшествует теории подлинно индуктивным образом.
В качестве иллюстрации рассмотрим последовательное развитие откровения об авторитете Иисуса. Все это можно усмотреть в любом из евангельских повествований, но ради простоты и в целях соблюдения хронологии быстро перелистаем Евангелие от Марка и посмотрим, как в конкретном жизненном опыте Иисусе раскрывается Его божественный авторитет (а именно в этом, как известно, и заключался основный импульс и основная весть Его пришествия).
Событие| Проявление авторитета| Отсылка|
Призвание учеников В привлечении людей 1:16-20
Проповедь в капер-
наумской синагоге В учительстве 1:21-22
Изгнание бесов Над духовным миром 1:23-28
Исцеление тещи
Петра Над недугами 1:29-31
Обвинение в нарушении
поста Над обычаями 2:18-20
Срывание колосьев
в субботу Над субботой 2:23-28
Исцеление сухорукого Над субботой 3:1-5
Избрание двенадцати В избрании
кого угодно 3:13-21
Научение притчами В избрании
метода обучения 4:1-34
Усмирение бури Над природой 4:35-41
Воскрешение дочери
Иаира Над смертью 5:35-43
Послание двенадцати В наделении силой 6:7-13
Насыщение хлебами Над материальными нуждами 6:32-44Неумытые руки Над традицией 7:1-23
Благословение детей Родительский авторитет 10:13-16
Оседлание необъезженного
осла Над животным миром;
над собственностью 11:1-11
Очищение храма Священнический авторитет 11:15-19
Беседа на Елеонской
горе Пророческий авторитет 13
Распятие Над Своей смертью 15:24-41
Воскресение Над могилой 16:1-8
Великое Поручение Над всемирной евангелизацией 16:15-18
Вознесение Обретение полноты авторитета 16:19-20
Иисус не пытается “давить” Своим авторитетом и божественной природой. Он не рассказывает о Своей силе, но просто показывает ее. Конкретный опыт - вот то доказательство, которое он предлагает собравшимся вокруг Него людям.
Однако Иисус, следуя индуктивному принципу, не только воздерживался от декларативного проявления Своего авторитета и ждал, пока тот сам не заявит о себе в жизни, но и как оратор не торопится опираться на Свою власть во время проповедей толпе. Мы уже видели, как Он приводит примеры из конкретной человеческой жизни, обращается к повседневному опыту и участвует в конкретных взаимоотношениях. Мы отмечали, что Он использует повествование, притчи, беседу и вопросы, стремясь (и опять же следуя индуктивному принципу) в своих призывах не выставлять себя как наиболее авторитетную фигуру в религиозном сообществе.
Более того, Иисус не опирался даже на традиционный авторитет. Причина, по которой религиозная, образованная элита противилась Ему проповедям и негодовала на них, крылась прежде всего в том, что Иисус не подстраивался под их систему взглядов. Он не опирался на их почтенные комментарии, не цитировал их авторитетов и не рассматривал повседневный человеческий опыт как нечто неактуальное и неважное для жизни и обучения.
По-видимому, в Своих проповедях Иисус признавал то, что имел в виду Бог, когда вынашивал идею воплощения: убедительный авторитет основывается на опыте, человек должен постичь истину и уверовать в нее. Проповедь, ориентированная на идею воплощения, как в 1-м веке, так и в 20-м требует того, чтобы слово стало плотью. И лучше всего это происходит тогда, когда авторитет оратора и сама истина воспринимаются слушателями на уровне конкретного и убедительного опыта.
“Все так, - подумает кто-нибудь из читателей, - но разве Писание не говорит, что Иисус учил как власть имеющий, а не как книжники?” Да, говорит, однако я убежден, что, приводя эти слова, Матфей имел в виду, что Иисус источал настоящий, реальный авторитет, а не тот искусственный, который подкреплялся позицией, традицией или установлениями духовных вождей того времени. Даже когда Он авторитетно цитировал Писание, Он поступал так только по отношению к горделивому духовному вождю, который утверждал, что верен ему, а также когда наставлял тех, кто уже уверовал. Иоанн приводит слова Иисуса, который утверждает, что говорит не из своего собственного авторитета.
Основательно исследовав все, что Иисус говорит в Новом Завете, мы обнаружим тот ясный и точный образец, который должен иметь важное значение для нашей современной проповеди. В зависимости от ситуации и аудитории Иисус использовал два стиля общения. Иногда Он прибегал к дидактике и дедукции, однако только в том случае, если обращался к Своим ученикам или другим верующим. Когда же Он разговаривал с народом, с собравшимися вокруг Него толпами, Его подход всегда был косвенным и индуктивным.
Для ясности обозначим один стиль общения проповедованием, а другой - поучением. Рассмотрев оба, мы обнаруживаем длинный перечень интересных различий.
Его проповедь в основном Его поучение в основном
индуктивна: дедуктивно:
1. Для “народа”, то есть для 1. Для учеников, то есть
многих для немногих
2. Иногда для целых толп; 2. Для небольших воспита-
публичных характер общения тельных групп; частный
характер общения
3. На основании реальной 3. На основании Писания,
жизни (притча, опыт, история текста.
аналогия, примеры, Библия)
4. Основана на опыте, жизни 4. Основано на библейской
вере
5. В первую очередь соотносится 5. В первую очередь
со слушателями соотносится с верой
6. Ведет к вере, Библии, Богу 6. Основывается на вере
в Библию и Бога
7. Ведет к формированию убежде- 7. Подготавливает верую-
ний и постижению учения щего к дедуктивной пропо-
веди
8. Акцент на повествовании 8. Акцент на дидактике
9. Примеры предшествуют доводам 9. Примеры следуют за
доводами
10. Примеры предваряют веру 10. Примеры следуют за
утверждениями и предположениями
11. Предполагает несколько 11. Достаточно одного при-
примеров мера
12. Указывает на вероятное, 12. Предполагает согласие,
разумно обоснованное веру, убежденность
13. Опирается на здравый смысл 13. Опирается на формально-
и жизнь логическую последовательность
14. Начинается с вопросов 14. Начинается с ответов,
слушателей решений
15. Начинается с пробуждения 15. Начинается с выводов
интереса слушателей и затем оратора и затем побуждает к
ведет к совместному принятию их конкретному соотнесению
решения с действительностью
16. Призыв быть внимательным 16. Может предполагать
и проявлять заинтересованность внимание и заинтересован-
ность слушателей
17. Ищет общую почву и 17. Предполагает взаимопо-
взаимопонимание нимание и единую веру
18. Стремится обрести 18. Предполагает уважение
уважение и авторитет и авторитет
19. Ведет к вере и 19. Ведет к служению и
основам наставления проповеди
20. В первую очередь 20. В первую очередь
имеет характер благовестия имеет образовательный и
воспитательный характер
21. Предназначена в первую 21. Предназначено в первую
очередь для неверующих, для очередь для верующих
молодежи
22. Начинается с учетом той 22. Начинается с той
ситуации, в которой находится ситуации, в которой
неверующий слушатель пребывает оратор, то есть
с веры
23. Предназначена для 23. Предназначено для
необращенных, непосвященных обращенных, посвященных
24. Имеет более описательный 24. Имеет более
характер увещевательный характер
25. Возвещает 25. Утверждает
26. Никаких строгих правил, 26. Упор на логику,
лишь доводы рассудка порядок, последовательность
27. Приводит исторические 27. Опирается на логические
аналогии сентенции, на традицию
28. Сравнивает и противопос- 28. Следует за выводами и
тавляет различные виду опыта утверждениями оратора
29. Акцент на конкретном 29. Преобладание абстракций
30. Никакого авторитета: 30. Предполагает авторитетную
только жизнь и опыт позицию
31. Не подкрепляется 31. Опирается на логические
доказательствами доводы, авторитет
32. Дружелюбная позиция 32. Вызывающе-оборонительная
позиция
33. Пророческий акцент на 33. Священнический акцент на
необходимости изменений существующем порядке вещей
34. Призыв принять решение 34. Предполагает согласие
35. Не дает отсрочки 35. Предполагает какое-то
время
36. Проповедник не медлит 36. Учитель повторяет и
настаивает
37. Проповедник обращает 37. Учитель подготавливает
в веру обращенных к служению
38.. Подготавливает народ к 38. Готовит верующих к
принятию учения индуктивной проповеди
39. Призывает сделать выбор, 39. Призывает к духовному
проявить послушание возрастанию, зрелости
Проповедь и наставление (поучение) могут идти рука об руку (как это видно в Евангелии от Марка: 5:1 и 7:28-29. Однако позднее Иисус проводит определенное различие по мере того, как Его учение становится более тайным и предполагает небольшие группы верующих. Совершая вероучительное служение, Он готовит Своих последователей к проведению индивидуальной индуктивной проповеди и тем самым предвосхищает бесконечное христианское делание (проповедь, поучение и служение).
Тот стиль, который Иисус использовал в Своих проповедях и отличительные черты которого были показаны в предыдущей диаграмме, вызывал вражду со стороны книжников и фарисеев. Их подход представлял собой нечто прямо противоположное:
Они: Он:
Прошедшее время Настоящее время
Теория Практика
Ориентация на институт Ориентация на индивида
Пояснение за счет Пояснение за счет показа
определения и действия
Опора на традицию Опора на современность
Акцент на абстрактной Акцент на внутреннем чувстве
мысли
Опора на авторитет Опора на опыт
Безличный подход Обращенность к личности
Доверие к правилам Доверие к взаимоотношениям
Управление народом Уважение народа
Перечень выводов Сначала свидетельства,
потом выводы
Установка на образец Индивидуальный подход
Косность Мобильность
Акцент на рационалистском Акцент на природе взаимо-
подходе отношений
Акцент на чужих словах Акцент на Своих словах
и делах
Мне думается, что нам, проповедникам 20-го века, надо как следует рассмотреть различия между проповедью Иисуса и Его поучением, а также между Его проповедью и проповедями современных Ему духовных вождей. Нам надо решить, какой модели авторитета мы будем придерживаться в своих проповедях: Иисусовой или книжников (то есть акцентировать внимание на самобытном опыте или на монотонном повторении).
Для книжника в благовестии не было ни благости, ни вести: для него это был не столько звучный гимн свободе, сколько старый свод запретов. Книжник и его единомышленники не возвещали, а заявляли, не возносили весть, а напыщенно ораторствовали, не побуждали, а декламировали, не зажигали, а угашали.
Кого мы возьмем в качество примера? Надо делать выбор. Если Иисус при всем Своем авторитете решил проповедовать индуктивно, делать это в дружелюбной манере и не спешить с повелениями, то кто мы такие, чтобы тяготеть к авторитетным, дедуктивным возвещениям? Давайте еще раз посмотрим, как Он проповедует.
Иисус не отвоевывает, не “выколачивает” Себе место под солнцем. Обращаясь к народу, Он делает так, что Его рассказы несут Его весть без напыщенности и помпезных деклараций. Деля с простыми людьми их заботы, направляя их и шествуя с ними по одному и тому же пути, Он не возносит никаких безусловных возвещений. Он стремится не столько подталкивать, сколько вести, не столько понуждать, сколько просто сопровождать. Он не ставит перед проблемой, не понуждает, не утверждает, а просто советует.
Он доверительно рассказывает о добром пастыре, который ведет своих овец в овчарню. Он разоблачает волков, напяливших на себя овечью шкуру и клеймит продажность. Будучи Сам Добрым Пастырем, Он предостерегает от воров и разбойников. Овцы знают Его голос, Его доброту, видя, как Он ведет их в безопасную и преизбыточествующую жизнь.
Иисус доверяет людям и полагается на индуктивный процесс обучения, предусматривающий обращение к личному опыту человека; Он акцентирует внимание на повседневной жизни, с уважением принимая человека и становясь наставником, другом, становясь тем, кому можно доверять. Он не деспот, не заносчивый хозяин, не горделивый глашатай своих собственных утверждений, Он не отдает свои личные приказы, не основанные на достаточном опыте.
Иисус приглашает людей к соучастию в этом процессе. Он никогда не понуждает их, не “вбивает” в них свои предложения. Он ненавязчиво водительствует, наставляет, поучает и воспитывает.
Подводя итог всему сказанному, можно заключить, что Иисус уважает Своих слушателей, усматривая в них Божий образ. Можем ли мы поступать иначе? Если Он - наш пример, то, быть может, и нам надо доверять Его ненавязчивому методу индукции?
В изумлении качая головой, Его враги были вынуждены признать, что никто никогда не говорил так, как Он.
Быть может, пришла пора попробовать нам?
ГЛАВА 7.
Однажды я видел, как проповедник начал свою проповедь, разыграв следующее представление: он усадил Бога в некую космическую колесницу, подкатил ее к “краю Вселенной” и бесцеремонно спихнул Божество со сцены, предавая полному забвению.
Я знал другого проповедника, который придумал нечто новенькое, чтобы в начале проповеди привлечь внимание дремавших слушателей в церкви квакерского колледжа.
Его план состоял в том, чтобы спрятать под пиджаком игрушечные пистолеты своего сына и устроить пальбу поверх ошеломленных студентов.
“Ты лжешь!” - возопил еще один священник, как только взошел на кафедру. Он сделал драматическую паузу, выжидая, когда его изумленные прихожане придут в себя. Затем он опять закричал: “Ты лжешь!” и выдержал вторую паузу, прежде чем спросить: “Разве это похоже на Иисуса?”
Еще одна пауза. “Так вот, я слышал, как на днях один из членов нашей церкви говорил именно таким образом”. И в течение следующих двадцати минут, пока он проповедовал, все присутствующие в церкви были заняты тем, что, вспоминая события предыдущей недели, пытались представить, кого же это слышал их пастор.
Однажды в Пасхальное Воскресенье, в небольшом городе, являющемся центром округа, пастор поставил в алтаре своей церкви образцовый американский унитаз и “посадил” в него лилию. Шокированная община вызвала епископа, и раскаявшийся пастор специальным церковным органом методистов, осуществляющим окружной надзор, был лишен своего места и выдворен из города.
Билл Санди ломал стулья, неистовствовал и проклинал Джона Барликорна, срывал с себя одежды и незаметно исчезал под двойным полом в алтаре, показывая, что проповедь окончена.
Один студент, будущий пастор, вне себя от нахлынувших на него чувств, неожиданно посреди проповеди изображает падение
огромного дерева. После того как оно с грохотом рушится, он сообщает: “Видите, вы даже отодвинули скамейки, чтобы дать ему упасть”.
Но нет ли более подходящих, не столь оскорбительных способов для того, чтобы вовлечь слушателей в нашу проповедь?
Для осуществления этой цели от проповедника всегда требовались большие творческие способности. Но, возможно, ни в какое другое время привлечь и сохранить внимание слушателей не было такой трудной задачей, как сейчас.
Мы уже говорили о требованиях и ожиданиях современной аудитории. Она хочет, прежде всего, какого-либо действия. Ее раздражает, когда все раскладывается по пунктам. Телевидение и кино приучили ее к драматическому действию, захватывающим событиям, конкретному содержанию, быстрому развитию сюжета, реальным человеческим проблемам и постоянному разнообразию.
Сто лет назад проповедники нередко могли говорить час или два, последовательно и логично излагая свою проповедь. Но современный слушатель не будет стоять /или сидеть/ столько времени, чтобы выслушать вас. Для тех, кто привык к 10-15-минутным передачам телерадиовещания, 20-30 минутные постоянные воскресные беседы на отвлеченные темы превышают возможности их внимания.
Для проповедника, который сталкивается с этими проблемами, те театральные, добивающиеся внимания трюки, о которых мы говорили выше, могут показаться очень соблазнительными; иногда кажется, что только с помощью таких крайних мер можно проникнуть в сознание прихожан. Но хотя эти нелепости, действительно, могут произвести неизгладимое впечатление, на самом деле, они только заслоняют сущность истинного общения и понимания. Да, шокирующим вступлением можно привлечь внимание аудитории, но сохранить его и, что еще важнее, сосредоточить его на сути вашей проповеди - гораздо сложнее. Если, что называется, у вас нет цирка с тремя аренами, чтобы осуществить эти три задачи, на театральных эффектах всю проповедь не построишь. Они больше подходят для яркого вступления.
Подобно большим эффектным вступлениям, индуктивный метод стремиться к тому, чтобы завоевать внимание слушателей. Но с его помощью можно сделать нечто большее, чем просто на некоторое время вывести их из состояния спячки, для того чтобы проповедник смог поговорить с ними несколько минут.
Как мы неоднократно подчеркивали, цель индукции состоит не только в том, чтобы привлечь внимание, но и удерживать его, в том, чтобы слушатели принимали участие в самом процессе размышления, оставаясь с проповедником до тех пор, пока вместе с ним не придут к общему выводу. Индукция пытается сделать так, чтобы прихожане из наблюдателей превратились в участников проповеди.
Некоторые считают, что для индуктированного проповедования достаточно только пространного вступления. Но, в действительности, индукцию нельзя сводить только к этому. Индуктивными могут быть все части проповеди и вся она в целом.
Индуктивная проповедь, от начала до конца, удерживает внимание слушателей и убеждает их не в приказном порядке, а благодаря особенностям своего построения. Мы не узнаем в полной мере, что такое индуктивная проповедь, пока не увидим, что композиция - эта та структура, которая делает проповедь индуктивной.
Мы уже достаточно подробно говорили о характерных чертах индукции и о многих различиях между индукцией и дедукцией. Но было бы целесообразно еще раз рассмотреть некоторые из них с точки зрения того, как они влияют на построение проповеди.
Индуктивная проповедь начинается с конкретного и частного - фактов, иллюстраций, примеров, жизненного опыта; дедуктивная - с утверждений, выводов, суждений, обобщений.
Индукция перекидывает мосты от частного к общему; дедукция все строго определяет, ограничивает, рассекает и отстаивает свои предпосылки. Индуктивные примеры предшествуют и ведут к определенным суждениям; дедуктивные - следуют за уже сделанными утверждениями и подкрепляют их.
При индуктивном характере проповеди любые утверждения, суждения, заявления и увещевания следуют или вытекают из иллюстративного материала в ходе самой проповеди. Дедуктивная проповедь начинается с выводов проповедника, которые являются результатом его подготовки к проповеди; они предлагаются слушателям как данность, независимо оттого, готовы ли те принять их и идти дальше.
Эти различия можно обобщить следующим образом: дедуктивный проповедник начинает с истин и затем намеревается доказать их; индуктивный - действует так, что слушатели готовы увидеть истину, принять, согласиться и откликнуться на нее в конце проповеди.
Но каким образом все это влияет на то, как проповедь построена или спланирована? Одно из основных правил индуктивного плана состоит в том, что он, обычно, начинается с примеров, которые служат как совокупное доказательство, приводящее к одному из подпунктов. В противоположность этому, дедуктивный план начинается с пунктов или разделов, за которыми следуют примеры и доказательства.
В своей книге Preparing and Pulpit /Nashville|Abingdon Press,1968/, John E.Baird предлагает образец индуктивного плана. Он представлен здесь рядом с типичной дедуктивной структурой.
ИНДУКТИВНЫЙ ПЛАН ДЕДУКТИВНЫЙ ПЛАН
~ Пример 1. Вступление
Данные статистики 2. Главная мысль
Основной раздел А Основной раздел А
Иллюстрация Данные статистики
Пример Иллюстрация
Пример Основной раздел В
Основной раздел В Пример
Цитата Пример
Пример Иллюстрация
Подраздел 1 Основной раздел С
Пример Подраздел 1
Подраздел 2 Иллюстрация
Основной раздел С Подраздел 2
Главная мысль 3. Вывод
Как вы видите, наиболее очевидным различием между этими планами является порядок примеров по отношению к тем пунктам плана, которые они подтверждают. Но можно отметить и другие различия.
Когда индуктивный план начинается с конкретного примера, отдельное вступление к проповеди становится ненужным. Начальный пример берет на себя функцию вступления и, кроме того, содействует совокупности доказательств в индуктивном процессе.
В отдельном специальном выводе тоже нет необходимости, если все расположение частей ведет к основной идее проповеди. Например, простое индуктивное развитие состоит из примеров, приводящих к утверждению главной мысли следующим образом:
Пример А
Пример В
Пример С
Следовательно: Главная мысль и вывод.
Таким образом, традиционные части, на которые делится проповедь, при индуктивном построении сливаются в единое целое. Индуктивное развитие проповеди поддерживает интерес и вовлеченность слушателей, но такая проповедь может иметь не больше явного смысла чем повествование, притча, или даже шутка. Однако, это не значит, что проповедник говорит без всякой цели и идеи. /Боюсь, что бесцельных проповедей уже вполне достаточно, и это не то, что мы здесь защищаем/.
Каждая индуктивная проповедь нуждается в основной идее; она есть организация этой идеи в определенном порядке; на этой идее сосредоточена подготовка проповеди, ее изложение перед слушателями и расчет на желаемое восприятие. Целью индуктивной проповеди является то, к чему мы хотим привести слушателей в результате нашего проповедования.
Объясняя эти индуктивные принципы своим студентам, пытаясь донести до них идею проповеди, как бы затягивающей слушателей в свой вывод, я использую образ водоворота. Когда мы обсуждаем в классе эту тему, я часто рисую простую схему, наглядно изображающую идею индуктивной проповеди.
См. схему 1.
Отправной точкой любой индуктивной проповеди /то, что на схеме обозначено как “общее основание”/ может быть жизненный опыт, проблема, вопрос, потребность, конфликт или какие-то другие напряженные моменты. Но это всегда то, что непосредственно затрагивает людей и ведет их, посредством многих индуктивных элементов или их сочетания, к определенному выводу, который является основанным на Священном Писании средоточием всей проповеди.
Движение от конкретного к общему, от свидетельства к заключению, которому мы здесь придаем особое значение, является наиболее общим принципом индуктивной структуры.
Но существует несколько типов индукции / их можно также назвать индуктивными доказательствами, индуктивными мыслительными процессами/, которые могли бы быть использованы в индуктивной проповеди. С помощью каждого из них можно достичь цели индуктивной проповеди - вовлечь, “затянуть” слушателя в тот вывод, к которому мы хотим их привести. Все эти типы индукции удовлетворяют требованиям индуктивного метода и подтверждают его характерные особенности, которые мы обсуждали в этой книге. И все они соответствуют основной модели “водоворота”, которую мы только что рассмотрели. Чтобы лучше понять возможные структуры индуктивной проповеди, в этой и следующей главах мы подробно рассмотрим 8 типов индукции, сопровождая их планами, схемами и комментариями.
1. ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ. Это, быть может, простейший /и, безусловно, самый прямой, тип индукции. Индуктивное, по принципу водоворота движение, набирает силу по мере того, как специально подобранные примеры накладываются один на другой, пока не подведут к определенному выводу. Иногда между примерами можно делать предварительные или неполные заключения. Но и они постепенно ведут к окончательному выводу всей проповеди.
ПЛАН
А. Значимый пример из реальной жизни.
Предварительный вывод /по желанию/
В. Пример
Предварительный вывод /по желанию/
С. Пример
Предварительный вывод /по желанию/
D. Пример
Предварительный вывод /по желанию/
ВЫВОД.
См. схему 2. /Схема индуктивного перечисления/.
Число примеров / а они включают различные рассказы, случаи библейские истории, ссылки на жизненный опыт и другие индуктивные элементы, возможно, цитаты и факты - словом, любые подтверждающие свидетельства/,приводимых в этом типе индукции будет зависеть от времени, темы и аудитории.
Чем отрицательнее настроена аудитория, чем менее она восприимчива по отношению к выводу, который мы намерены сделать, тем больше шагов потребуется / и они должны быть мельче/, чтобы привести ее к нему. Выбранные нами примеры могут включать любые или все индуктивные элементы, которые мы рассматривали в 3 главе, и состоять из любых комбинаций различных ссылок на историю, современность или Писание.
Хорошее практическое правило, касающееся выбора примеров, состоит в том, чтобы начинать с самого современного, наиболее близкого аудитории, и, отталкиваясь от него, продвигаться дальше.
2. ИССЛЕДОВАНИЕ. Более сложный подход, подход, который использует более широкое и более тщательное перечисление примеров в качестве основного средства развития, может быть назван индуктивным исследованием. В этом типе индукции более свободный и широкий набор примеров, затрагивающих различные аспекты темы, целенаправленно сводится воедино, чтобы дать полную, всестороннюю картину.
Этот процесс похож на действия мореплавателя, который, увидев новую землю, пытается обогнуть ее, чтобы узнать, остров это или полуостров. Его можно сравнить и с действиями путешественника по неисследованным местам, который вдоль и поперек изучит незнакомый объект, чтобы определить его размеры и все особенности. Примеры, точки зрения на предмет разговора могут быть различны, в зависимости от вашей темы проповеди. Как и в простом перечислении, примеры могут сопровождаться предварительными выводами /что так же необязательно/. Но предела своего индуктивного развития, проповедь достигает тогда, когда проповедник, с помощью всех собранных примеров, всесторонне исследует и рассмотрит тему, что, в конечном счете, приведет его самого и слушателей к более осознанному открытию и выводу.
План и схема проповеди-исследования в значительной мере сходны с любой проповедью, использующей перечисление, отличаясь только более тщательно разработанными и широкими ступенями.
Предположим, например, что вы готовите проповедь об искуплении, назвав ее “Бог дает вторую возможность”.
Следующая схема, сохраняя идею всестороннего подхода и нашу основную структуру “водоворота”, может дать более полное представление о том, как построить такую проповедь.
См. схему 3./Схема всестороннего исследования/.
Предположим, что вы начинаете проповедь об искуплении с жизненного примера, о котором вы недавно прочитали в газете: На одной из станций нью-йоркского метро, переполненной в час пик народом, упала на рельсы молодая женщина, но ее успели вытащить буквально перед промчавшимся поездом. Затем вы приводите еще один или более примеров / они могут касаться личной, семейной, церковной или местной жизни/, свидетельствующих о том, как чья-то жизнь, карьера, семья или что-либо другое, были избавлены от смертельной опасности, о том, как кто-то получил вторую возможность.
Вы можете привести пример и из спортивной жизни, которая богата критическими моментами, иллюстрирующими идею второй возможности. Пример из мира природы, когда мать рискует или даже жертвует жизнью ради защиты своего потомства, тоже может стать ценным подпунктом вашего плана. Дополнительный материал из различных областей науки и культуры можно затем связать с библейскими примерами, предлагая все более глубокое понимание идеи искупления, пока все это не приведет вас к тому выводу, который вы хотели донести до слушателей.
Как правило, нет необходимости включать в проповедь все ступени приведенной выше схемы. Равным образом, не следует сводить только к этим сферам всесторонний характер своего исследования. Фактически, эту тему можно всесторонне исследовать в проповеди, отвечая на вопросы, которые обычно задают журналисты: Кто? Что? Где? Когда? Почему? Как? Проповедь, которая развивается вокруг темы, отвечая или пытаясь ответить на эти вопросы, используя рассказы, примеры, цитаты, Писание и т.д., может дать самое полное представление о смысле искупления. Таким образом, главная цель этого типа проповеди состоит в том, чтобы, идя к основному, логическому выводу, дать всесторонний, систематизированный взгляд на предмет своего исследования.
3. БИОГРАФИЯ. Представляющая собой конкретное исследование, биографическая проповедь, темой которой является какого-либо библейского персонажа, также может развиваться по принципу индукции. Накопленный фактический материал набирает силу и энергию, пока не приводит к выводу, который четко сформулирует принципы, утверждения и положения, вытекающие из исследования.
Индуктивная биографическая проповедь о жизни Моисея может быть спланирована и графически изображена следующим образом:
Вступление / цель которого - привлечь внимание, вызвать интерес, раскрыть актуальность темы и сосредоточить слушателей/.
а. Рождение
б. Тростник
в. Платная кормилица
г. Внук фараона
д. Двор и школа в Египте
е. Личностный кризис
ж. Награда герою
з. 40 лет бегства
к. Горящий куст
л. Возвращение в Египет
м. Десять казней
н. Исход
о. Пустыня
Основное положение, утверждение, вывод.
См. схему 4.
Но тема биографической проповеди не должна, непременно, ограничиваться только одним библейским персонажем. Не так давно мой уважаемый коллега доктор Чарльз Киллиан читал биографическую проповедь, состоящую из трех частей, в основе которой лежала часто повторяющаяся библейская фраза “Бог Авраама, Исаака и Иакова”. Такая проповедь может иметь следующий план:
Биография 1 Биография 2
а. Призыв а. Довольство.
б. Доверие б. Доверенное лицо
в. Завет в. Сосуществование
г. Деятельность г. Соглашение
д. Черты характера д. Смущение
1. Авраам 2. Исаак
Биография 3
а. Обманщик
б. Обман
в. Вызов
г. Обманутый
д. Перемена * * 4. Вывод
3. Иаков *
Каждая из этих трех биографий может иметь свою отдельную схему типа “водоворота”, которую можно изобразить в виде нашей основной модели. Но для того, чтобы наилучшим образом показать, как эти три части собраны в одной проповеди, надо составить схему их отдельных, трехчастных изображений.
См. схему 5. /Схема комбинированной биографической
проповеди/.
Эти три биографии дают яркие характеристики каждому персонажу. Сначала различия между ними не подчеркиваются, но явные контрасты нарастают по мере приближения к выводу, который ясно формулируется только в конце проповеди. Вывод:
Если Бог приближает к Себе этих трех разных героев, если Он может быть Богом Авраама, Исаака и Иакова, Он может быть и нашим Богом”. Таким образом, сокровенный смысл проповеди заключается в надежде, милости, Божьем покровительстве и особенно в христианской идее принятия.
Так случилось, что в этой проповеди использовались три биографических рассказа. Но число их может быть различно. Кроме того, чтобы проповедь была индуктивной и библейской по смыслу, вовсе не обязательно брать для нее биографии только библейских персонажей.
4. Повествование. Структура проповеди, основанной, в первую очередь, на рассказывании историй, может быть в полной мере индуктивной, если никаких выводов и утверждений не делается, пока рассказ не закончен. В Библии содержится множество историй, которые достойны того, чтобы их пересказать.
Книги Эсфири, Руфи, Еноха могут быть использованы в качестве проповеди-повествования, которая не содержит никакого поучения, пока не сделан вывод из рассказа.
Великие исторические события, о которых рассказывает Библия, дают дополнительный материал для его обработки в повествовательной проповеди. Исход, обретение земли обетованной, падение Царств, рождение Христа, события Его земного служения, страстная Неделя - все это можно разработать в виде повествовательной проповеди.
Повествовательную проповедь можно использовать, чтобы дать обзор больших периодов библейской истории. Например, изложение ветхозаветной истории Израиля может включать шесть картин /учитывая, что истинное повествование не делится на пункты /: 1. Жизнь Авраама ; 2. Исход;
3. Вавилонское пленение; 4. угроза исчезновения
5. Рассеяние и восстановление; 6. Ожидание.
Для того, чтобы наша “История евреев” стала индуктивной проповедью, необходимо просто какие-либо утверждения и выводы отнести в конец повествования. Но она может стать индуктивной вдвойне, если мы сравним опыт избранного народа Божьего с нашим сегодняшним опытом, используя после каждой картины / или в заключение/ такой элемент индукции, как сопоставление.
Все приводимые до сих пор примеры были простыми, состоящими из одного повествования, на основе которого можно было построить целую проповедь. Но подобно тому, как биографическая проповедь может включать более одной биографии, так и проповедь-повествование может объединять более, чем одну историю. И так же, как в случае с биографией, вовсе необязательно, чтобы каждая из историй в такой комбинированной проповеди была взята из Библии.
Простую, состоящую из одного повествования проповедь можно графически изобразить следующим образом. / Рассказ о Енохе или “История евреев” может строиться по этой модели/.
См. схему 6 /Схема простого повествования
с одной основной историей /.
Проповедь, состоящая из двух или более историй
/комбинированное повествование/, например, о Божием провидении, может объединять одну или более библейских историй с одной или более небиблейскими, что помогает раскрыть тему Божьего промысла в различных аспектах.
Последовательное, по типу “круговорота” развитие проповеди можно изобразить таким образом:
См. схему 7. / Комбинированное повествование/
В повествовательной проповеди вступление может не быть обязательной стадией. Иногда начальная сцена настолько значима и убедительна, что обладает достаточной силой, чтобы стать общим основанием проповеди. Можно делать предварительные, ориентировочные выводы /желательно после каждой картины в простом повествовании и после каждой истории в комбинированном/. Но как и во всякой индуктивной проповеди, все эти предварительные утверждения должны вести к заключительному выводу в конце проповеди, а всем выводам / и предварительным, и окончательным / должны обязательно предшествовать различные иллюстративные материалы, которые подведут слушателей к такой точке зрения.
Необходимо сделать еще несколько предостережений относительно повествовательной проповеди.
Во-первых, проповедь, которая целиком основана на рассказывании историй, возможно, самый трудный тип проповеди, и справиться с ней непросто. Для этого проповедник должен обладать творческим воображением и быть искусным рассказчиком. Так как этому искусству, как правило, можно научиться, мы рекомендуем: прежде, чем браться за такую проповедь целиком, приобретите опыт и уверенность, включая рассказывание историй в другие виды проповедей / например, как один из элементов проповеди-перечисления/
Хорошее руководство по искусству рассказывания было бы полезно каждому, кто хочет усовершенствоваться в этой области. Хорошей практикой явилась бы привычка строить каждый рассказ в соответствии с 4 основными элементами любого искусного повествования:
1. Начало
2. Последовательное развитие событий и конфликт
3. Кульминация
4. Конец
Второе предостережение, которое необходимо сделать, касается использования библейских историй. Даже если вы рассказываете их по всей правилам индукции / не делая никаких преждевременных утверждений/ вы можете потерпеть неудачу и не заинтересовать тех слушателей, которым Библия кажется устаревшей, далекой от жизни книгой. Поэтому особенно важно чередовать библейские истории с современными, применяя комбинированную повествовательную структуру.
Также рекомендуется делать к библейским историям вступление, тесно связанное с современной жизнью. Еще одна возможность, которая может и должна быть использована в сочетании с двумя предыдущими, состоит в том, чтобы в рассказы на библейские и исторические темы /равно далекие от современности/ включать сопоставления с опытом современной жизни. Например, избрание Эстер царицей можно сравнить с современными конкурсами красоты на звание Мисс Америка. Чувства Ионы на пути в Ниневию можно сопоставить с теми, которые, предположительно, испытывал Джимми Картер, когда, по совету своих помощников, предпринял во время Иранского кризиса тайную дипломатическую миссию к Аятолле Хомейни в Тегеран.
То, как дети Израиля хватали манну небесную, просыпавшуюся на них в пустыне, сравните с жалобами на еду, которые мы слышим в любом университетском кафе. Можно сделать множество сравнений, рассказывая библейские истории современному слушателю. Необходимо только использовать все свое воображение, чтобы заинтересовать и вовлечь его в наше повествование.
Повествование - это четвертый тип индуктивной структуры.
Еще четыре типа индукции мы рассмотрим в следующей главе.
ГЛАВА 8.
Как-то в феврале, на лекции по курсу индуктивного проповедования, один из студентов рассказал о том, как неделю назад, в день Святого Валентина, он говорил на проповеди о Божьей любви. “Когда готовил проповедь, мня поразило, как три основные свойства Божьей любви похожи на человеческую любовь. Таким образом, начав с идеи человеческой любви, я нашел примеры, чтобы пояснить и связать два эти понятия воедино“.
Затем молодой пастор поделился примерами из своей проповеди.
“Накануне дня Святого Валентина моя жена сказала, что хочет поехать в город, чтобы сделать кое-какие покупки, и спросила, не хочу ли я пойти с нею.
“О, нет, я очень занят сегодня. У меня еще слишком много работы”, - ответил я.
“ Не хочешь ли ты купить сладостей, цветов или что-нибудь еще?”- спросила она.
“Извини, милая. У меня совсем нет времени сегодня”, - сказал я, и она неохотно ушла одна.
Вернувшись из города, она посмотрела мне в глаза и сказала: “Все пять лет, как мы женаты, ты всегда помнил о дне Валентина. Скажи, - она виновато улыбнулась, - ты уже что-то придумал, не так ли?”
“Конечно, милая. Я не забыл о дне Валентина”.
На следующее утро я открыл ей свой секрет: “Я купил целую коробку праздничных чипсов, написал на каждом пакетике небольшие послания и спрятал их по всему дому, так что всю неделю ты будешь повсюду находить мои любовные записки”.
“На этом месте моего рассказа, - обратился студент к классу,- мои степенные прихожане бурно захлопали, что, насколько я знаю, впервые случилось в этой церкви. И затем уже я объяснил им свою главную мысль, которая состояла в том, что, подобно человеческой, Божественная любовь заботится о нас и готовит нам свои благодатные дары.
Увидев, как индукция буквально “втянула” людей в проповедь, я убежден в индуктивном подходе. Моя жена тоже от него в восторге”.
С помощью аналогии, подобной той, которую применил мой студент, можно просто подчеркнуть какую-то отдельную мысль в проповеди, и в то же время аналогию можно рассматривать как пятый из восьми основных индуктивных типов построения проповеди в целом.
5. АНАЛОГИЯ. Изучив Писание, мы увидим, что Бог использует 4 вида аналогии: (1) соотносительная /отец - сын, невеста - жених, пастух - овца/; (2) сравнительная /собаки, свиньи, волки, сокровища/; пространственная /высочайший, глубочайший/; (4) функциональная /плоды, стены, тело, голова, дверь, корни, соль, свет/.
Как же построить проповедь, используя способ аналогии?
Рассмотрим один из возможных вариантов на примере толковательной проповеди, основанной на 1-ом Псалме и развивающей аналогию праведного человека с деревом.
Вы можете начать проповедь с вопроса: Что же такое, на самом деле, христианская жизнь? Что она из себя представляет?
Это может стать “общим основанием” вашей проповеди.
Вы можете рассказать о некоем строгом христианине, который, лишившись привычной поддержки духовного общения, увидел, что его духовная жизнь ухудшается. После этого примера вы можете сделать предварительный вывод, что христианская жизнь нуждается в подпитке.
Приведите еще ряд дополнительных примеров /истории, цитаты, факты, библейские примеры, Писание и т.д./, которые приведут вас к дополнительным предварительным выводам. Христианская жизнь подобна дереву в следующих аспектах: рост должен быть постоянным; как дерево выделяет кислород, так и христианин должен отдавать себя ближним; христианская жизнь постоянно подвергается испытанию: она дает убежище и покой; она приносит плоды. Можно сделать множество промежуточных выводов, но /если вы хотите сохранить индуктивное развитие проповеди/, прежде чем утверждать что-то, сначала приводите примеры.
После того, как сделано определенное количество предварительных выводов, они сводятся к единому заключению, и проповедь завершается ответом на вопрос: Что же собой представляет христианская жизнь? - Христианская жизнь подобна дереву. И в конце можно еще раз подчеркнуть, в чем же состоит это уподобление.
Такой способ индуктивного развития можно использовать для большинства аналогий, которые встречаются в Библии. Каким образом Бог подобен свету? Что значит быть телом Христовым?
Как понять сравнение христиан с солью? В каком смысле Бог уподобляется пастуху или Отцу? Этот перечень может быть продолжен. Графически развитие аналогии можно выразить следующей схемой:
См схему 8./Проповедь-аналогия/
Как мы уже отмечали, говоря об аналогии в 3 главе, опасность этого метода состоит в использовании слишком далеких, натянутых сравнений. Лютер говорил, что аллегории Оригена слишком безнравственны, чтобы иметь какое-то значение. Поэтому, если аналогия используется как основная идея проповеди, мы должны быть очень осмотрительны и ограничивать себя только теми сравнениями, которые Бог дает нам в Писании. Их там более чем достаточно, для того чтобы сделать выбор.
Использовать аналогию в качестве основной структуры проповеди можно и по-другому: не делать саму аналогию основной идеей проповеди, а использовать ее только для того, чтобы убедительней раскрыть главную мысль проповеди. Например, проповеди на тему “Семь ключей к Царству Божию”,
“Четыре основания нашей веры” и тому подобные, используют аналогию, чтобы выразить свою идею более конкретно. Такие проповеди могут быть в полной мере индуктивными, если в них задействованы элементы индукции и какие-либо утверждения делаются только после иллюстративного материала.
6. ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННАЯ СВЯЗЬ. Всякую проповедь, в которой рассматриваются причины и следствия какого-либо явления, можно адаптировать к индуктивной структуре. И в наше прагматическое время, желающее все выяснить и узнать, причинно-следственный подход, действительно имеет большие возможности для вовлечения слушателей в процесс проповеди.
Строить проповедь на рассмотрении причинно=следственных отношений можно с помощью двух основных подходов.
Один из них состоит в том, что в начале, в качестве общезначимого основания проповеди, формулируется очевидное следствие какого-либо явления и задается вопрос: Какая причина / или причины / привели к этому? И проповедь, в целом, становится поиском причин, утверждение которых происходит только в окончательном выводе.
Например, вы хотели бы сказать надгробную речь об одном из членов вашей церкви, который был настоящим христианином, построив ее как строго индуктивную проповедь с использованием причинно-следственных отношений. Вы можете начать с примеров, свидетельствующих о его высоких нравственных качествах, или коротко рассказать об этом достойном восхищения человеке./Это является следствием/.
Затем вы переходите к поиску причин, подразумевая или прямо задавая вопрос: Чем объяснить, что такой-то стал тем человеком, каким мы его знали, человеком, которого все любили и уважали? Рассмотрите некоторые обстоятельства или причины, которые, возможно, сформировали характер этого человека. Покажите, например, что он воплощал в себе различные плоды Святого Духа, после чего можно сделать вывод, что в результате тщательного возделывания этих плодов Духа он достиг полноты христианской жизни. Такая проповедь может стать призывом к подлинно христианской жизни для каждого из присутствующих на похоронах.
Кроме этого, вы можете привести примеры, свидетельствующие о его преданности семье, делу, которым он занимался, другим людям, Богу, и прийти к выводу, что подлинная христианская жизнь складывается в результате гармоничного сочетания всех сфер жизни.
Приводим примерную схему такой индуктивной проповеди, построенной по принципу причинно-следственной связи:
См. схему 9./от следствия к причине/
Для того, чтобы такая проповедь была действительно индуктивной и исследовательской, предварительные причины не должны носить декларативного характера. Вот почему на схеме они даются под знаком вопроса. Вы можете сделать какие-то ориентировочные, неполные выводы после рассмотрения каждой возможной причины, но от любого категорического утверждения надо воздержаться, пока вы не пришли к окончательному выводу. Поиск причин должен продолжаться до самого конца.
Что касается подхода “от следствия к причине”, здесь надо иметь в виду, что следствие, с которого вы начинаете проповедь, не должно иметь частный характер, а быть неким общим понятием /как, например, ”полнота христианской жизни”/, представленным, однако, конкретным жизненным примером. Затем ставится вопрос и начинается поиск причин /как в приведенном выше примере надгробной проповеди/.
Второй способ выражения причинно-следственных отношений состоит в том, что проповедь начинается с причины и вопроса:
“К чему это приведет?” Наилучшим образом этот способ оправдывает себя в пророческой проповеди.
Например, проповедь на тему об ответственности христианина в мире голода и нужды, строится по принципу “от причины к следствию”, разрабатывая его следующим образом. Вы начинаете с пространного вступления, в котором говорите о существующем положении вещей /status quo/. Предположим, вы собрали различный материал /истории, цитаты, факты/, свидетельствующий о том, как материалистично наше общество и как мы богаты по сравнению с остальным миром.
Нарисованная вами картина сегодняшнего мира и становится отправной точкой проповеди. Далее вы спрашиваете: “Какое значение имеет все это для будущего? К каким последствиям приведет?” Затем вы делаете логически обусловленный прогноз, используя исторические примеры, личный опыт, библейские эпизоды, ссылки на Писание. Как только вы представили этот материал /делая предварительные выводы или нет/, можно перейти к окончательному выводу о следствии, который в данном случае может состоять в следующем: Бог предоставил нам множество возможностей, и Он, конечно, будет судить нас по тому, как мы воспользовались Его богатством.
Различие между этими подходами /”от следствия к причине” и “от причины к следствию”/ увидеть несложно. Оба начинают с примеров из сегодняшней жизни, как того требует индуктивный метод. Но если первый подход начинает с примеров, которые можно рассмотреть как следствия, и спрашивает: “Какова причина этого?”, то второй - с примеров, которые являются причинами, а затем ставит вопрос: “ К чему это приведет, каковы, в результате, будут последствия?”
Оба они индуктивны в том, что поиск ответа продолжается до конца проповеди. И оба они построены по модели “водоворота”, которая весьма действенно вовлекает слушателей в совместный поиск.
7. ПРОБЛЕМА - РЕШЕНИЕ или ВОПРОС - ОТВЕТ. Эти два названия одинаково хорошо подходят одному из основных структурных типов индуктивной проповеди, и поэтому они, по сути дела, подпадают под одну и ту же категорию.
Принцип “проблема-решение”, предложенный Джоном Девеем, стал популярным в 1940-50-е годы. Однако его слабость заключается в том, что, в отличие, от истинной индукции, он не приводит к определенному выводу. Нередко такая проповедь только указывает на какую-то возможность. В результате возникло много слабых проповедей, которые ни о чем, по сути дела, не говорят. Здесь мы предлагаем совсем другое.
Рассмотрим этот тип индукции на примере проповеди, решающей проблему человеческого страдания. Вы можете начать с примера, близкого всем прихожанам - рассказать о несчастном случае, который произошел с кем-то из вашей общины. На этом примере вы ставите проблему/вопрос: “Почему Бог допускает страдание?” Затем вы используете дополнительный иллюстративный материал /короткие рассказы, цитаты, библейские истории и/или стихи /, приводящий к некоторым ориентировочным, частичным или заранее неприемлемым решениям/ответам. Вы можете сосредоточить проповедь вокруг Книги Иова, используя современные примеры и проводя сравнения с ответами, которые предлагали Иову его друзья. До тех пор, пока вы не представили все свидетельства, не делайте никакого окончательного вывода. В данном случае, принимая во внимание предмет разговора, вы не сможете дать какого-то простого решения/ответа этой проблемы/вопроса, но делая вывод, особое внимание обратите на то, как ответил Иову Бог.
Такая проповедь соответствует нашей основной схеме индуктивного развития по типу “водоворота”:
См. схему 10 /проблема-решение или вопрос-ответ/.
Любая проповедь, которая ставит одну отдельную проблему или один вопрос, легко вписывается в этот тип индуктивной структуры. Отвечает ли Бог на наши молитвы? Проблема зла.
Как сочетать неограниченную власть Бога и свободу выбора, которая дана человеку? Такие проповеди начинаются с того, что признается всеми, с общезначимого основания, и требует индуктивной разработки. Поиск понимания непременно пойдет индуктивным путем, если проповедник не даст ответа раньше, чем слушатели сами придут к нему с помощью его примеров.
В этом типе проповеди возможны различные структурные варианты. Вы можете объединить в проповеди несколько проблем или вопросов, каждый из которых ведет к своему выводу.
Пример такого варианта проблемной проповеди / на тему седьмого прошения из Иисусовой молитвы “Избави нас”/ смотрите в Приложении 1, где вы найдете полный текст проповеди, а также план и схему, составленные автором.
8. ОТБОР. Этот тип индукции в какой-то мере связан с принципом “проблема-решение”, рассмотренным выше. Начальный этап проповеди - постановка проблемы или вопроса. Вся остальная проповедь - отсев неправильных, несоответствующих или неполных ответов, направленный к подлинному решению проблемы. Наконец, индуктивно, в процессе отбора, проповедь приходит к тому выводу, который вы хотели донести до слушателя.
Проповедь, основанная на Книге Екклесиаста, является хорошим примером такой индуктивной структуры, Вы можете обратиться к 5 главе, где дан план этой книги.
Другой пример - проповедь на тему христианского совершенства. Ее можно разработать следующим образом:
Сначала, в качестве “общезначимого основания”, вы приводите пример из реальной жизни, который ставит или, по меньшей мере, подводит к вопросу, определяющему направление проповеди: Что такое христианское совершенство? Или, Возможно ли достичь совершенства? Затем, используя дополнительный иллюстративный материал /истории, цитаты, библейские рассказы и т.п./, вы приводите и, один за другим, отбрасываете определенное число таких примеров, которые не дают правильного ответа. После исключения всех или, по крайней мере, большинства распространенных ошибочных представлений, вы, наконец, приходите к своему выводу /выводам/, который, как того требует индукция, вы должны сначала проиллюстрировать конкретным примером.
План и схема такой проповеди могут быть таковы:
Пример из реальной жизни
Вопрос или проблема:
Что такое христианское совершенство ?
Это не совершенство ангелов
Не совершенство Адама
Не телесное совершенство
Не совершенное знание
Не совершенное делание
Не совершенное суждение
Не совершенные отношения
Но:
пример - совершенная любовь
пример - совершенные устремления
пример - совершенные установки
См. схему 11.
Рассматривая восемь основных типов индукции, мы показывали, как каждый из них может быть проведен через всю проповедь в целом. Но возможные варианты индуктивных структур не ограничены предложенными здесь планами и схемами; каждый тип индуктивного развития может быть скорректирован и адаптирован различными способами, которых бесконечно много.
Степень пользования индукцией тоже может быть различна.
В проповеди может быть использовано:
(1) индуктивное вступление
(2) индуктивное изучение Библии
(3) индуктивное построение одной или более частей
(4) индуктивное доказательство от частного к общему
(5) комбинация 1-4 пунктов во всецело индуктивной проповеди.
Хотя всякое использование индукции способствует вовлечению слушателей в процесс проповеди, я убежден, что, чем шире применяется индукция, тем активнее слушатели.
Если некоторые из восьми типов индукций мы свяжем с традиционными гомилетическими схемами и подходами, число индуктивных проповеднических структур увеличится. Нижеследующие традиционные структуры можно легко приспособить к индукции или как-то изменить их, чтобы тем самым задействовать индуктивный подход. Речь идет о “лестнице”, “охоте”, контрасте, антитезисе, “кабеле”, “мышеловке”, гегелевской диалектике, мотивационной последовательности, “да”- ответе, “колючей проволоке” и основном изложении [См. приложение 4 относительно того, как эти и другие гомилетические структуры можно сделать индуктивными].
На протяжении всей этой книги мы не раз повторяли, что сила индукции, ее способность увлечь слушателя и, по сути дела, подлинный критерий подлинной индукции заключается в том, что она не начинается с возвещения основной мысли проповеди. К этому постепенно подводят содержащиеся в ней примеры и свидетельства. Таким образом, любая структура проповеди или ее план, отвечающий этому требованию, индуктивна по своей природе и, следовательно, способствует повышению реального участия в этой проповеди со стороны слушателей.
Одним из важных вопросов, который касается структуры и который мы затронули только на уровне конкретного примера [не вдаваясь в его детальное рассмотрение в рамках нашей дискуссии, посвященной проблеме возможной структуризации материала], является вопрос о том, где и как библейский текст может влиться в индуктивную проповедь.
Дуайт Стивенсон [в своей книге The Biblical Preacher's Workshop] высказывает некоторые соображения относительно использования индукции в вероучительных проповедях, исследующих истину. С его точки зрения такая проповедь должна посредством использования аналогий и примеров индуктивно двигаться к своей кульминации, которая и будет представлять возвещение библейского текста. Автор сравнивает такую проповедь с речью на какой-нибудь номинации, когда в самом конце при блеске прожекторов и прочем великолепии совершается самое главное - объявляется победитель. По мнению автора, такое индуктивное движение к тексту можно назвать “подлинно библейским проповедованием”.
Что касается Крэддока, то он не считает, что индуктивная проповедь должна подводить к тексту Писания. С его точки зрения текст заранее должен присутствовать в индуктивной проповеди. Кроме того, он считает, что библейское повествование, биография или рассказ могут быть вполне индуктивными.
Исходя из того, что мы видели в этой и предыдущей главах, можно сказать, что оба автора правы. Размещение и накопление библейского материала может варьироваться от одной индуктивной проповеди к другой в зависимости от темы, аудитории и типа использованной индуктивной структуры.
Однако независимо от того, располагается ли текст в начале проповеди или в ее конце, каждый раз, когда мы начинаем проповедовать, Библия может и должна лежать в основе всей проповеди. Ее роль столь важна, ее авторитет так существенен для всего, о чем мы собираемся проповедовать, что в следующей главе мы рассмотрим данный вопрос более подробно.
ГЛАВА 9.
Когда я раздумываю о тех догматических установках, которые приходится встречать на кафедре, я вспоминаю некоторые случаи из моей жизни. Первый связан с моим другом - профессором, преподающим в семинарии, которая во всем мире известна как довольно сильный евангелический преподавательский центр.
В аудитории шла дискуссия, посвященная проблемам проповеди, и тут мой профессор заметил, как один беспокойный студент стал еще больше волноваться, выражая свое волнение жестами и мимикой. Когда обсуждение закончилось, этот юный проповедник с горящим лицом бросился к столу, за которым сидел профессор. "Вы не правы! - выпалил он. - Все это не так! Дома я присутствовал на хорошей проповеди, и я знаю, как это делается! Вы не правы! Недаром они мне сказали, что здесь мне придется сражаться с ересью! Они не ошиблись!"
Выпалив все это, он пулей выскочил из аудитории, а ошеломленный профессор остался стоять с разинутым ртом.
Не прошло и месяца после этой стычки, как юный пастор, внеся раздор в свою небольшую сельскую общину, с гордостью говорил друзьям, стоя в коридоре семинарии: "Вот уже в третий раз, как я ставлю вопрос ребром и заставляю считаться со своим мнением. После этих трех расколов люди не могут не верить мне, когда я говорю, что не иду ни на какие компромиссы. Или они исправляются и делают, что я говорю, или я просто вышвыриваю их. Если ты проповедник, то сегодня не время сохранять нейтралитет или останавливаться на полпути".
Каждый раз, когда я думаю об этом молодом проповеднике и тех бедных людях, которые ему достаются, мне становится не по себе. Легко представить, какие проповеди читает этот авторитарно настроенный молодой человек.
Что касается второго примера, то здесь не надо никакого воображения. Я просто припоминаю каждое слово той самой короткой проповеди, которую мне довелось услышать. На одном из регулярных богослужений ее неистово прочитал декан одной маленькой библейской школы, в которой царила строгая дисциплина. Когда его представили собравшимся, он поднялся на кафедру, на мгновение замер, строго оглядел студенческую аудиторию и, неожиданно стукнув кулаком, громогласно выпалил четыре неистовых слова: "Бог ненавидит грех петтинга!" Сделав драматическую паузу, он внезапно покинул собрание. Выходя из аудитории, перепуганные студенты перебрасывались словами и хихикали: они почувствовали себя еще в чем-то виноватыми, но зато в этот день у них оказались свободными целых тридцать минут.
Вряд ли стоит удивляться, что догматическая установка упрямого семинариста и догматический подход прямолинейного декана привели к тому, что эти проповедники утратили всякую надежду на то, чтобы добиться в своих проповедях максимального воздействия. В конце концов, надо признать, что оба они представляют некие крайности.
И тем не менее вот что меня интересует: быть может, почти во всех нас, почти во всех наших проповедях этого догматизма больше, чем мы сами готовы признать. Сколько миллионов каждое воскресное утро /будь то в наших храмах или за их пределами/ не могут ответить на евангельский призыв именно потому, что они просто не готовы принять те возвещения, с которых мы обычно начинаем: "Все это именно так" или даже "Так говорит Бог!"
Мне вспоминаются некоторые из моих знакомых. Однажды, направляясь на бейсбольный матч малой лиги, я решил подвести одного старика: белые ниспадающие волосы, пышная борода, никакой обуви и потрепанный комбинезон. Усаживаясь, он старательно приладил около себя длинный дорожный посох.
"Помогает справляться с буйными парнями и задиристыми собаками", - пояснил он. Он сказал, что держит путь в ближайший город, где проходит конная выставка, однако моя идея ему тоже вполне подходит. Пока мы разговаривали, я ждал удобного момента, чтобы поговорить с моим спутником о Боге. Момент, наконец, представился, и я начал. Но как только старик понял, к чему я клоню, он обрушил на меня целый поток богохульств. Однако все его негодование было направлено на меня только косвенным образом. Больше всего ему не нравились христианские радиопередачи и особенно один диктор, которого он ожесточенно поносил. Старик заявил, что не верит во все эти - так их и раз так - разговоры о том, что человеку надо измениться. Затем он с гордостью добавил: "Я принадлежу к Первой Церкви в таком-то городе /и тут он назвал город, который находился неподалеку/, и там мы не несем такой чепухи".
Мои воспоминания об этом старике разительным образом отличаются от воспоминаний о другом человеке, которого я знал много лет назад. Джон был столь щепетилен в вопросах нравственности, что даже шипучку не пил из бутылок и жестяных банок, боясь, что кто-нибудь из молодых подумает, что он пьет пиво. Я никогда не слышал от него никакого жаргона: никаких "во, круто!", "ей-богу" или "черт подери". Он регулярно тратил свое дорогое время, чтобы ухаживать за лежачими больными по всему городу. Он был уважаемым бизнесменом, которого вся община знала и любила за его заботу и помощь.
Целых двадцать пять лет этот преданный семьянин, муж, отец девятерых детей, регулярно ходил в церковь, и тем не менее раз за разом я наблюдал, как он не отвечает на евангельские призывы и воззвания. Его подбородок обычно начинал дрожать, и он с такой силой сжимал свой сборник песнопений или хватался за спинку стоящей перед ним скамьи, что белели костяшки пальцев. Он все еще не решался сделать свой выбор в пользу Христа.
И только попав на больничную койку и умирая от пожиравшего его рака, он, наконец, предал свою жизнь Богу.
Я пришел навестить его. Взглянув на меня глазами, полными слез, он пожаловался: "Прошло столько лет, но если бы я только знал, что гораздо лучше стоять внутри и смотреть наружу, чем стоять снаружи, заглядывая внутрь".
Помню, как однажды, стоя на кладбище, я разговаривал еще с одним человеком: пятидесятилетним отцом семейства, который говорил мне, что наконец-то его механическая мастерская дала ему достаточно денег и то положение, которое позволит ему на пенсии прожить остатки дней в теплом климате. В течение многих лет шесть или семь дней в неделю он работал по 10-12 часов в день с одной лишь целью: пораньше уйти на пенсию. У него не было времени, чтобы сходить в церковь, и он почти не уделял внимания своей семье. Он был просто поглощен своими мечтами о материальном благополучии. Мы стояли и беседовали о делах духовных, и тут он печально сказал: "Вы думаете, я хочу умереть и попасть в ад? Нет, я так сильно хочу на небо, как и все те, кого вы встречали. Однако поверьте, я не лгу, я никогда еще не встречал человека, чья жизнь изменилась бы, благодаря какому-то драматическому рождению свыше".
В течение многих лет после того, как этот мужчина ушел на пенсию и неожиданно умер где-то на юге, я не раз задумывался над тем, как увлечь таких людей - тех, кто настолько увлечен иллюзорными мечтами о материальном благополучии, что просто не надеется на какую-то ни было Божию помощь. Я размышлял о своем высоконравственном друге и пытался понять, как нам достучаться до тех, кто считает, что сам по себе достаточно хорош? Или до тех, кто каждое воскресенье приходит в молитвенное собрание и не может ответить на призыв благовестия? Я вспоминал о своем старом попутчике и, вспоминая, спрашивал себя, как найти общий язык с теми, кто за годы своего личного опыта и предрассудков ожесточился против евангельской вести?
Конечно, для того, чтобы как-то обосновать все, что мы стремимся донести, недостаточно чаще говорить "Так говорит Господь". С такого рода людьми догматизм почти всегда ни к чему не приводит.
В своей книге "Ненадежное видение" /The Precarious Vision. Garden City, N.Y.: Doubleday, 1961, p. 184/ Питер Бергер прямо утверждает, что "притязание на религиозный авторитет, пусть даже выраженное в учтивой беседе, все равно что дубинка, спрятанная под столом. Притязание на авторитет всегда приводит к тому, что принуждение вытесняет общение".
Я вовсе не хочу сказать, что нам надо проповедовать без какого-либо реального авторитета. Он абсолютно необходим, если мы действительно хотим, чтобы все проповедуемое нами было прочно укоренено в авторитете Божьего Слова. /И читатель это увидит по мере дальнейшего ознакомления с данной главой/. Однако надо согласиться и с Бергером: в наше время многие воспринимают вполне обоснованные и разумные призывы вернуться к традиции, церковному установлению или даже к божественному откровению как зловещую авторитарную угрозу их свободе.
Как же нам в таком случае проповедовать нелицеприятную евангельскую истину, чтобы у них не складывалось впечатление, что, взойдя на кафедру, мы начинаем размахивать кнутом авторитета. Как прорваться через их самодовольство, сломать их сопротивление и побороть неприязнь, чтобы помочь им ощутить потребность в личностной перемене или возрастании? Как увести их с общей почвы к евангельскому благовестию?
Быть может, первой фазой ответа на этот вопрос станет другой опыт, пережитый мною в общении с одной семейной парой, у которой дети уже выросли. В ходе нашей беседы жена, жалуясь на скуку и пустоту, которую оба ощущали в своем среднем возрасте, сказала: “Если так будет продолжаться дальше, то это просто ад".
Пару дней спустя мужу назначили операцию, и целую неделю каждый день я навещал его в больнице. Мы продолжали говорить о тяготах его жизни, и я поделился с ним евангельским благовестием. За день перед выпиской я, наконец, сказал ему: "Завтра вы могли бы вернуться домой христианином".
Помолчав минуту, он кивнул, а потом сказал: "Да, вы правы, но ????????????????????????? !".
На следующий день он вернулся домой, так и не приняв этого решения. А несколько лет спустя я узнал, что он погиб в автомобильной катастрофе в Калифорнии. Я не уверен, что он когда-то все-таки принял Христа.
Тем не менее сказанные ими слова помогли мне оформить тот опыт, который я накопил за годы общения со многими другими людьми, отказывавшимися принимать евангельскую весть или делавшими это неохотно. Мой вывод таков: мы никогда не сможет убедить других нашей проповедью; мы только может помочь им убедиться самим. Примерно та же самая мысль выражена в одной старой поговорке: убежденный против воли все равно на старом поле.
Прежде чем идти дальше, хочу сказать, что я вовсе не забываю о том, что в принятии любых решений такого рода многое зависит от Святого Духа, однако он не станет обманывать человеческую волю и в этом тот предел, который Бог положил для него с самого начала. Но для того, чтобы выведенное нами правило с богословской точки зрения было более полным, нам надо переформулировать его так: мы никогда никого не сможет убедить своей проповедью; мы может только содействовать Святому Духу, чтобы он помог им убедиться самим.
На мой взгляд лучший способ, который содействует этому, заключается в том, чтобы вовлекать наших слушателей в процесс осмысления проповеди и принятия решения, связанного с нею. Для многих это предполагает необходимость индуктивного подхода.
Несмотря на то, что неспособность церкви и ее проповедников установить связь с миллионами заблудших и духовно страждущих людей вселяет тревогу, несмотря на то, что посещаемость церковных богослужений падает, несмотря на явную эпидемию равнодушия, полусонных раздумий о чем-то постороннем и скуки, терзающей множество церквей, большинство проповедников не торопятся усматривать в индуктивном подходе действенную стратегию благовестия.
В какой-то мере их неприятие объясняется просто непониманием того, что такое индукция, как она действует и чего от нее ждать. Вот почему до сих пор мы столь обстоятельно стремились обосновать необходимость индуктивного построения проповеди. Необходимо добиться принципиального понимания, что же это означает.
Тем не менее я уверен, что те, кто по-новому взглянул на идею индуктивного проповедования (но кто все-таки не решается принять индукцию как действенный и основополагающий подход к своему проповедническому служению) прекрасно поняли, о чем идет речь.
В течение многих лет мне доводилось слышать, как мои учащиеся и коллеги-преподаватели выражали свои опасения, и поэтому здесь мне хотелось бы рассмотреть самые общие из них.
“Не кажется ли вам, что индукция немножко нечестна? Если вы сразу не говорите, куда намерена двигаться ваша мысль, то не получается ли, что тем самым вы манипулируете своей аудиторией?”
“Быть может, подчеркивая роль обыденного здравого смысла, который якобы призван играть главную роль в процессе общения, мы тем самым пренебрегаем интеллектуальной стороной дела и оставляем в стороне самих интеллектуалов?”
Следующие три опасения довольно часто тесно переплетаются между собой.
“Само слово “индукция” кажется мне не очень убедительным. Как будто мы потворствуем грехам наших слушателей и терпим их. Бог призывает проповедников к тому, чтобы они были сильными и властными. Сегодня люди нуждаются в здоровой дозе основательного библейского вероучения, и мы не можем превращаться в уступчивых соглашателей”.
“Если мы станем уделять столь сильное внимание современному, связанному с повседневной жизнью материалу, то не случится ли так, что свой авторитет мы будем основывать не на Слове Божием, а не человеческом опыте?”
“По-видимому, индукция по своей сути просто не является достаточно библейской. Нам, конечно, надо связывать нашу проповедь с реальной жизнью людей, однако не за счет выверенного и сбалансированного изложения библейских истин”.
По сути дела, эта глава - мой ответ на такого рода опасения, и я уверен, что, прочитав первые семь глав, многие читатели хотя бы отчасти догадаются, в чем он состоит. Тем не менее почти все, о чем я скажу в заключительной части этой главы, наверное, немного удивит, поскольку может сложиться впечатление, что речь идет о чем-то совершенно противоположном.
Сначала вкратце ответим на все названные вопросы, быстро просмотрев весь тот материал, который мы уже анализировали.
“Не является ли индукция манипуляцией? Не пренебрегает ли она интеллектом?” Отвечу так: одна из основных характеристик индуктивного проповедования заключается в том, чтобы проповедь была честной и понятной. Она не столько использует слушателя, сколько исследует вместе с ним. Не давя на него, она призывает к взаимодействию и на каждом этапе предполагает, что он будет размышлять сам. Она не заставляет его сразу же соглашаться с теми иди другими посылками, а приводит соответствующие доказательства. Если же кто-то скажет, что в ней есть что-то от обмана, то позвольте спросить: разве обманывал Иисус, когда, рассказывая свои притчи, не сразу говорил слушателям, к чему Он намерен их подвести?
“Индукция не достаточно убедительна!” На это сетование я ответил бы несколькими ранее высказанными соображениями. Во-первых, нет никаких свидетельств в пользу того, что кого-то в чем-то когда-либо можно было убедить простым напором и силой, если, конечно, речь не шла об обыкновенной “промывке мозгов”. Индукция может и должна вести к формированию здоровых принципов, убеждений и усвоению подлинного вероучения: просто это не то, с чего она начинает. Она не столько возвещает на уровне пропаганды, сколько ведет к отысканию истины. В индуктивном подходе слушателя уважают как личность и, поступая таким образом, сохраняют взаимосвязь с ним, а также поддерживают то доверие, которое он испытывает и которое необходимо для того, чтобы чуть позднее перейти к убеждению. Нет никакого компромисса в том, чтобы подождать, пока как можно больше слушателей не выразит готовности принять то, что вы им хотите сказать. Конечно, индуктивная проповедь чревата тем, что проповедник может так и не сделать утвердительных выводов, так и не донести со всей ясностью ту или иную принципиально важную вероучительную весть. Однако это проблема самого проповедника, а не индуктивного метода. Что касается дедуктивного подхода, то он тоже не застрахован от того, чтобы свести проповедь к чему-то бессмысленному и тривиальному, в чем каждую неделю убеждаются миллионы людей.
“Но индукция не является достаточно библейской. Она основывается не столько на Слове Божием, сколько на повседневном человеческом опыте”. В ответ вкратце приведу доводы, рассмотренные в предыдущих главах.
Основываясь на материалах, изложенных в 5-й и 6-й главах, можно сказать, что индукция, по-видимому, гораздо теснее связана с той моделью сообщения, которая представлена в Библии в целом, а также в лице конкретных ее проповедников, чем почти вся дедуктивное проповедование, практикуемое веками. Иисус, вне всякого сомнения, пользовался индуктивным методом, несовместимым с нашими традиционными гомилетическими принципами и структурой. Если кто-то захочет узнать, в какой мере в индуктивной проповеди представлено собственно библейское содержание или возможность толкования Библии, то мы можем отослать к 7-й главе, где содержатся схемы различных индуктивных структур, показывающих, что ссылки на Писание, а также его толкование могут осуществляться в той мере, в какой позволяет время и замысел проповеди.
Хотелось бы добавить несколько слов и относительно “авторитета”. Вовсе не желая связывать современный опыт человека с Писанием как источником авторитета наших проповедей, тем не менее отмечу, что богодухновенная Библия, утвержденная Богом как Его Слово, представляет собой запись опыта человеческого общения с Ним. В наших проповедях людской опыт может и должен делать то, что он делает в Библии, то есть вводить в ту или иную ситуацию, иллюстрировать что-либо на конкретном примере, готовить для принятия последней Божией истины и авторитета и вести к ним. Самой своей позицией и расстановкой акцентов проповедник всегда может и должен ясно показать: в проповеди говорится о Божией истине, в ней испытывается Божие Слово, соотносимое с опытом человека. Опыт - это посредник, а не богословский авторитет, и опять-таки сам проповедник решает, что ему использовать в своей проповеди - индукцию или дедукцию.
Несмотря на то что, вновь пройдя по пути, совершенному нами в предыдущих главах, я попытался как-то опровергнуть приведенные выше критические соображения, несмотря на то что нередко (как мне думается) их можно направить на традиционное дедуктивное проповедование, несмотря на мою убежденность в том, что всего этого можно избежать, я тем не менее должен признать, что в названных моментах индуктивная проповедь скрывает весьма самобытные опасности.
Поэтому на первый взгляд может показаться, что в дальнейшем мы противоречим всему тому, что уже сделали, сказали и к чему пришли в этой книге.
Чтобы показать возможные расхождения между индукцией и дедукцией, охарактеризуем оба метода в их противопоставлении:
ИНДУКЦИЯ ДЕДУКЦИЯ
Накапливает материал Утверждает
Стремится к авторитету Принимает авторитет
Задает вопросы Утвердительно отвечает
Собирает факты Утверждает идеи как факты
От фактов идет к причинам Привносит факты в
определенные категории
Конструирует Ограничивает
Творит Познает
Не торопится с утверждениями Дает ответы
Проводит “диагностику” объяснений Защищает довод
Выявляет причины Объявляет выводы
Расширяет ракурс Суживает
Исследует, излагает Поясняет, призывает
Гибкая, подвижная структура Жесткая, четкая
Интуиция Интеллект
Приглашает к участию Налагает принципы
Призывает задавать вопросы Дает ответы
Закрытая структура Открытая структура
Пророческая установка Священническая
Практический подход Ограничительный
Поступательное развитие Оградительная установка
Рассудительная позиция Рассуждающая
Связь Ограничение
Акцент на взаимосвязи Акцент на рациональном
Отыскивает причины, идеи, выводы Утверждает результаты,
следствия
Отыскивает доводы, доказательства, Утверждает итоги,
принципы доказательства
Стремясь познакомить читателя с менее знакомым методом индукции, а также обосновать этот метод, мы, конечно, были несколько односторонни. Картина выглядела так, словно все, что касается дедукции, опасно и неверно. На самом деле, это, конечно, не так, и, в сущности, любая из названных особенностей дедуктивного метода может быть очень полезной при соответствующей ситуации и подготовке.
Кроме того, скажу, что на протяжении многих лет я призываю молодых служителей к тому, чтобы в своих проповедях они по мере возможности сочетали сильные стороны индукции и дедукции. “Ни один евангелический проповедник, - говорю я, - не сможет довольствоваться одной лишь индуктивной проповедью. Проповедник Евангелия столь высоко ценит истину, что, исследовав Божию весть индуктивно, он возвещает ее с помощью дедукции”.
Слишком много проповедников похожи на бедных гончих, которые, вынюхав тропу к истине, не в силах загнать добычу на дерево. Вопросительный знак - не последнее, чем заканчивается индуктивный процесс. Индукция приводит к определенным выводам и идет дальше!
В нашей повседневной жизни мы все используем индукцию, чтобы методом проб и ошибок найти приемлемое решение и применить полученные результаты завтра. Сегодня мы открываем, а завтра применяем, расширяем и отстаиваем.
В электронике, космических исследованиях, биологии, компьютерном мире и прочих областях мы сначала открывает, а затем утверждаем. Индукция вполне естественно ведет к дедукции.
В своих проповедях мы должны возвещать, побуждать и делиться. Подлинно действенная индуктивная проповедь сначала предполагает поиск, затем открытие и потом отстаивание и призыв. Вся последовательность обоснована с точки зрения здравого смысла, науки и Писания.
Мы уже видели, что в Библии конкретное предваряет абстрактное, материал предшествует правилу, однако, задавая индуктивные вопросы, анализируя опыт и конкретные примеры, можно легко прийти к тем или иным положениям и догматам.
Вопреки расхожему мнению в своих посланиях Павел обращается к читателю на индуктивном уровне. Он обращается к опыту, свидетельствует, задает вопросы, исследует, приводит примеры, использует биографические подробности, аналогии, притчи, сравнения и противопоставления. В Послании к Галатам, например, он задает не менее восемнадцати вопросов, рассказывает о своей жизни, аллегорически повествует об Аврааме, его двух женах и завете, прибегает к сравнениям и метафорам, постепенно подводя к индуктивным выводам о Христе, свободе и благовестии.
Даже обращаясь к “святым” в Эфесе, он крепко стоит на конкретном опыте и потому у него часто встречаются такие слова, как “вы”, “я”, “мы”, “он”, “нас”. Мы уже отмечали, что он прибегает и к аналогии, говоря о чужаках, стенах, заветах, странниках, гражданах, краеугольном камне, основании, храме, наследниках, ветхом и новом человеке и т.д. Тринадцать раз он использует аналогию с телом и, хотя не задает индуктивных вопросов, все равно вовлекает читателя в индукцию, основанную на принципе аналогии.
В начальных главах Послания к Римлянам он спрашивает семьдесят пять раз, опять-таки вовлекая читателя с помощью индукции. В этих вопросах уже рождаются его ответы, в которых как будто растворяются его увещевания. Основываясь на конкретных особенностях 1-11 глав, Павел приходит к выводу, заявляя, что посему он и призывает своих читателей по милосердию Божию применять соответствующие принципы в жизни.
В заключительных пяти главах появляются только четыре вопроса. Задавая их, автор ведет диалог с римлянами, пока не заставляет их вместе с ним делать основанные на индукции выводы; затем, избегая всякой двусмысленности, он возвещает евангельские тезисы, в дедуктивной, утвердительной манере соотнося истину благовестия с повседневной жизнью человека. На протяжении целых одиннадцати глав он стремился обрести авторитет в глазах своих читателей и только потом счел возможным обратиться к дедуктивному возвещению. Он приводит примеры, ссылается на конкретные особенности и случаи из жизни человека, свидетельствует, задает вопросы и сам отвечает на них. Он не торопится возвестить свои самые сильные увещевания и призывы до тех пор, пока не убеждается, что в предыдущих главах ему удалось добиться прочного авторитета.
Еще одним примером в пользу сбалансированного сочетания индукции и дедукции является служение самого Иисуса.
Многим Его благовествование напоминает “миссионерскую теологию” в чужой стране. Иисус не начинает с утверждений и требований| стремясь добиться доброжелательности, согласия, готовности слушать и постепенно признавать авторитет говорящего, Он тоже прибегает к индукции и определенной дипломатии. Он не утверждает свой авторитет с самого начала, но прежде всего стремится к тому, чтобы Его приняли.
Что касается Его верных последователей, то, обращаясь к ним, Он, по-видимому, говорит более авторитетно, поскольку знает, что те уже согласны с Ним, уже видят в Нем авторитетного Учителя и стоят на одной с Ним почве.
В течение многих лет я обращал внимание на эти различия, однако только недавно заметил, что все это имеет определенное развитие. Иисус начинает Свое земное благовествование с “нулевой точки”, то есть целиком и полностью учитывая ту ситуацию, в которой находятся Его слушатели. Однако у Него есть ученики, которые уже прошли какую-то часть пути: они приняли основы веры, заложенные в Его ранних проповедях. Вместе Его проповедь и учение образуют некое единое развитие, движущееся от индуктивного усмотрения каких-то частностей к формулировке определенного принципа и далее к дедуктивному призыву соотносить услышанное со своей жизнью (поступательный процесс от индуктивного выявления материала к дедуктивному возведению).
Много лет я схематически выделял три линии: индуктивную, дедуктивную и сочетание того и другого. Однако сочетание рассматривалось мною как соединение двух довольно разных процессов, тогда как на самом деле индукция и дедукция - это два одинаково важных компонента единого развития, который мы можем назвать всеобъемлющей индукцией. Как и в случае с учениками Иисуса, этот процесс включает в себя как дедуктивное возвещение, так и применение тех начал, которые были выявлены более ранней индукцией.
Поясню на небольшом примере. До сих пор мы рассматривали дедукцию как видимую часть дерева: сначала ствол (то есть общая истина) и затем ветви (более частные ее применения). Индукцию же мы представляли как корневую систему этого дерева: сначала маленькие корешки (те или иные конкретные примеры и свидетельства), которые постепенно сплетаются в большие корни, и затем из них образуется ствол общей истины. Если посмотреть на то и другое в отдельности, то может показаться, что корневая структура и ветви - это нечто противоположное друг другу: первая ищет и накапливает питание, тогда как вторые расходуют его. На самом же деле это две в равной мере необходимые половины единого целого. Корни бесполезны, если нет ветвей, а ветви не выживут без корней.
Так же обстоит дело и с индукцией и дедукцией, причем на протяжении всей проповеди. Где кончается первая, начинается вторая. Индукция выявляет новое знание, дедукция проясняет его. Индукция накапливает конкретные факты, дедукция утверждает итоговые общие концепции.
Воспользовавшись другой аналогией, можно сказать, что пример Иисуса показывает, что проповедь, как мост, зиждется на двух опорах. Действенная проповедь - это творческое содружество между Богом и человеком, одна “опора” которого утверждена в вечной истине, а другая - в человеческом опыте.
Иисус акцентирует внимание на том, что в традиционном христианстве порой упоминается лишь вполголоса или вообще замалчивается. Он напоминает нам истину, которую мы так легко забываем: гораздо эффективнее и то, и другое (порой, наверное, возможно “или - или”, однако чаще “и - и”).
Проповедованию необходимо как “вчера”, так и “сегодня”, и в этом смысле Библия - это прочное основание, а сегодняшние взаимоотношения - это то, что делает проповедь живой, яркой и актуальной.
Проповедь должна говорить о Боге и Его вечной истине, однако человеческие потребности, опыт и чувство актуальности тоже являются ее принципиально важными факторами. Без вечной истины Бога и исторической традиции нет гарантии правильного пути, однако без опыта современного человека в проповеди нет реальной земной пользы. Кому она интересна? Каково ее значение?
Идя в ногу
Всеобъемлющую, законченную индуктивную проповедь можно разделить на двенадцать шагов: в первых девяти - все, что мы говорили об индукции, три последних, оставаясь столь же равными, как правило, предполагают дедуктивное развитие.
1. Относиться к слушателю с уважением
2. Учитывать его потребности
3. Задавать ключевые вопросы
4. Пробуждать внимание
5. Накапливать характерные примеры
6. Определять предпосылки
7. Оценивать утверждения
8. Добиваться авторитета
9. Принимать выводы
10. Соотносить их с личной жизнью
11. Советовать исходя из опыта и
откровения
12. Защищать, утверждать, рекомендовать
Начав думать в контексте полнозначной, законченной индуктивной проповеди, мы видим, что образцы, представленные в 7-й и 8-й главах, могут осмысляться и несколько по-иному, предполагая новые выводы.
Сейчас мы говорим о том, что схемы, содержащиеся в предыдущих главах, - это первая часть двусоставного индуктивно-дедуктивного подхода, который наглядно лучше всего изобразить так: (схему см. отдельно).
На этой схеме все индуктивные структуры, представленные в 7-8 главах, можно отнести к левой стороне, а любое традиционное дедуктивное построение - к правой.
Вы видите, что цельная индуктивная проповедь не только начинается, но и заканчивается на “общей почве”. Независимо от того, каков финал проповеди (призыв, соотнесение с конкретной жизнью или вызов), полученные выводы надо связать с повседневной человеческой жизнью. Весть должна дойти до человека и повлиять на него в той ситуации, в какой он находится.
Поместив “текст” в середину нашей схемы, мы не хотим сказать, что Писания лучше не касаться, пока проповедь не достигнет этой точки. Вспомните различные индуктивные схемы из прошлых глав: вы видите, что в них содержится много возможностей включить то или иное библейское содержание в индуктивный поток. “Текст” можно вводить даже в индуктивный процесс, однако надо помнить, что любое использование Писания в индуктивном потоке в первую очередь имеет иллюстративный характер, а приводимые свидетельства направлены на то, чтобы к середине проповеди достичь совместного вывода. К этому времени проповедник уже должен достичь определенного авторитета, который будет чувствоваться на протяжении всего остального. Как только он и слушатели достигнут середины, можно авторитетно вводить текст, на основании которого можно дедуктивно развивать конкретные связи и соотнесения, а также соответствующие утверждения и заявления.
Глядя на схему, можно сделать вывод, что индуктивная часть во многом играет такую же роль, какая в традиционном построении проповеди отводится введению, хотя это верно лишь отчасти.
Индукция действительно служит вводной частью, однако ее цели гораздо значимее, нежели просто введение (подобно тому как притчи Иисуса призваны не просто пробудить интерес; они призывают к живому участию, сообщают истину, не торопятся с утверждениями, захватывают, увлекают, но в то же время наставляют).
Притчи и примеры из жизни Иисус использует как материал, который находится в постоянном развитии, и это помогает Ему увлечь слушателей, оказать влияние на привычный ход мысли, поведение, привычки и саму жизнь. Для Иисуса притчи и другие компоненты индукции становятся частью осознанного и заранее выстроенного коммуникативного процесса, и, следовательно, чтобы дать слушателям “войти” в проповедь, нам тоже надо иметь живой материал, предполагающий определенное развитие.
Некоторых проповедников вполне устраивает только содержание. Для них важна одна лишь истина и не более того. Иисус смотрел на это иначе: для Него в равной мере был важен процесс и содержание. Ему надо было увлечь слушателей и сообщить им определенные сведения, и поэтому от Своей проповеди Он ожидал как вовлечения, так и наставления. Если мы тоже хотим достичь двойного результата, лучше всего использовать предложенный нами образец индуктивно-дедуктивного сочетания.
Благодаря двойному подходу мы в большей мере сможем удовлетворить потребности и стремления наших слушателей. Если речь заходит о молодежи, то в сравнении с пожилыми членами церкви здесь потребуется больше индукции. С другой стороны, и “старички” будут рады, если перед дедуктивным наставлением услышат несколько примеров из жизни.
В некоторых случаях деление на индукцию и дедукцию надо осуществлять поровну, однако почти всегда необходимо стремиться к тому, чтобы время и содержание, предназначенное для обоих подходов, “работало” на удовлетворение интересов аудитории.
Независимо от того, сколь пространными будут обе части проповеди, в целом “входящий” и “исходящий” материал, в основном, будет напоминать песочные часы| сначала он индуктивно “перетекает” в определенные вывод, а затем по принципу дедукции соотносится с определенным возвещением и конкретным жизненным применением. (См. отдельно схему).
Однако если надо выявить и “задействовать” целый ряд смысловых основополагающих моментов, то в таком случае лучше всего действовать по принципу “множественных” песочных часов. Особенно эффективным это будет тогда, когда пространное дедуктивное наставление на протяжении всей проповеди дается в основательно выверенных малых долях. Такую проповедь схематически можно изобразить так: (см. отдельно).
Порой вам может показаться, что слушатели настолько не желают или не готовы принять основную вашу посылку (или когда вы чувствуете, что выводы из индуктивно выявленной истины так ясны), что лучше всего остановиться на середине и дать Святому Духу возможность самому увлечь их дальше. Однако, как правило, действенная, цельная индуктивная проповедь предполагает и совместную дедукцию.
Если это получается, то все опасения относительно индукции, о которых мы говорили в начале данной главы, легко устраняются, так как во второй половине проповеди проповедник может быть достаточно убедительным. Именно здесь он имеет возможность вновь утвердить авторитет Божьего Слова как основу своего благовестия. Именно здесь он может с наибольшей пользой включить в проповедь экзегезу и последовательное толкование библейских стихов.
Приведем образец проповеди, которая, на наш взгляд, отвечает комбинированной структуре, схематически представленной нами выше.
Надо ли молиться?
А. Примеры из современной жизни| #
а) конкретные ответы на молитву, #
имевшие место совсем недавно #
в жизни отдельного человека, # Весь этот ин-
его семьи или жизни местной # дуктивный ма-
церкви # териал служит
# для того,чтобы
б) конкретные ответы в масштабе # подвести слу-
национальной или мировой церкви. # шателя к выб-
# ранной идее и
Б. Новозаветные примеры| # тексту. Все
# примеры
а) молитва Павла во время бури, # упоминаются
в результате которой были # кратко; неко-
спасены экипаж и пассажиры # торые -
# в одной-двух
б) Петр освобождается из темницы # фразах
(неожиданная встреча) #
# (Время -
в) молитва Иисуса, в результате # 10-15 минут)
которой воскресает Лазарь, #
насыщаются хлебами пять #
тысяч человек и т.д. #
#
В. Ветхозаветные примеры| #
#
а) молитва Даниила во рве со львами #
б) молитва Анны о сыне #
в) молитва Моисея (язвы, исход) #
г) молитва Авраама на горе Мориа и пр. #
ИДЕЯ: В жизни и Библии содержится много примеров того, что Бог отвечает на молитву.
ТЕКСТЫ: “Непрестанно молитесь” (1 Фес.5:17)
“Будьте постоянны в молитве” (Кол.4:2)
“Много может усиленная молитва праведного”
(Иак.5:16)
I. Основания для молитвы
II. Требования к молитве
III. Результаты молитвы
Вывод: связь с жизнью и призыв к молитве
(Последние три пункта могут включать в себя подразделы, упоминание других примеров, а также другие компоненты, характерные для обычной дедуктивной проповеди. Время - 10-15 минут).
Любая проповедь, какую бы тему она не поднимала и какую бы цель не преследовала (благовестие, изложение вероучения или истолкование основных идея и понятий) может и должна применять комбинированный подход, если, конечно, проповедник действительно хочет добиться максимальной действенности и всерьез увлечь слушателей. “Что касается Писания, - отмечает Меррил Унгер, - то в дедуктивном изложении нельзя ни одной посылки, которую нельзя подтвердить хорошо обоснованной индукцией. Вопрос не в том, в какой мере надо практиковать индуктивный метод, а в том как... использовать дедукцию в добавление (к индукции”) (Merril F.Unger, Principles of Expository Preaching, Grand Rapids, 1955).
Подобно большинству проповедников и авторов работ по гомилетике Унгер гораздо больше внимания уделяет дедукции, однако он прекрасно понимает, что для достижения взвешенной, действенной проповеди индукция тоже необходима. Такое равновесие предполагает как включение в нее индуктивных компонентов, так и наличие индуктивного развития, природу которого мы и анализируем в этой книге.
Для Д.Л. Муди и других проповедников, собирающих целые толпы, такая структурная комбинация стала весьма эффективным образцом. Рассказывая короткие истории, ссылаясь на конкретный жизненный опыт, Муди последовательно вовлекает слушателей в происходящее, а затем, поняв, что они уже готовы принять его призывы, возвещает свои неколебимые идеи, характерные для его фундаменталистских убеждений.
Многие современные проповедники с успехом прибегают к такому приему.
Билли Грэм, например, часто, ударяя по Библии, восклицает: “Так говорит Писание... ”, однако он постоянно приводит и конкретные житейские примеры, ссылается на опыт и просто о чем-то рассказывает.
Можно упомянуть и Лейтона Форда, зятя Билли Грэма, который тоже очень проницательно умеет сочетать индукцию и призыв. Он основательно изучил принципы коммуникации и как следует поработал над тем, чтобы выявить причины успешной проповеди. Помню, как, возвращаясь с затянувшегося Для Благодарения, мы слушали по радио его памятную проповедь под заглавием “По праву власти или по доверию?” Она начиналась с сильного индуктивного посыла, обращенного непосредственно к слушателю (“Она живет в Новом Орлеане”).
Можно назвать и Джея Кеслера, председателя молодежной организации “Молодежь за Христа”, который, будучи молодым оратором, достигает невероятного успеха, не хуже любого проповедника сочетая индукцию и призыв. Когда он рассказывает драматические подробности знакомой ему юности, тысячи подростков слушают, затаив дыхание. Приведя примеры из жизни, он затем прямо начинает благовествовать.
Надо вспомнить и Луиса Хэдли Эванса, старейшего руководителя пресвитерианской церкви, в популярных проповедях которого тоже немало индукции. Он в равной мере прибегает как к дедуктивному, так и к индуктивному методу.
Британский методист Лесли Ветерхед читает подлинно индуктивные проповеди. В одной из них, например (“То, что на самом деле”), сначала говорится об “эбеновом” столе, драгоценностях “раннего вулвортского периода”, а затем (после того как собравшиеся услышали о том, что им известно) - об Иисусе, Евангелии и общей всем нам христианской вере.
По-видимому, лучше всех необходимость как-то увлечь и заинтересовать слушателя понимает уличный проповедник Дональд Соупер. Улица требует индукции и способствует обострению индуктивной интуиции.
Если брать католических проповедников, то и здесь надо отметить стремление к использованию реального жизненного опыта в его более индуктивном преломлении.
Клемент Велч и другие сотрудники Епископального Колледжа Проповедников (Вашингтон) организовали цикл семинаров по индуктивной проповеди, призванный к тому, чтобы проповедники в большей мере использовали индукцию.
Многие пользующиеся успехом баптистские проповедники не торопятся читать косную, дедуктивно построенную, сугубо вероучительную проповедь, предпочитая индуктивную обращенность к живому опыту, позволяющему увлечь аудиторию; только после этого они возвещают, призывают, утверждают, одним словом - “проповедуют”. (Глен Стэссен, профессор Южной Баптистской Семинарии в Луисвилле, рассказывает, как методисты “спасли” баптистов. Во времена Джорджа Уайтфилда баптистская проповедь была дедуктивной, сухой, косной и резко доктринальной. Число новообращенных и просто членов церкви таяло. Успех Уесли заставил баптистских проповедников обратиться в своих проповедях к опыту, и, когда они начали сочетать его с непосредственно вероучительным изложением, положение исправилось).
Почти всегда самые знаменитые проповедники приходили к этой беспроигрышной комбинации. В третьем приложении к этой книге содержится много других примеров успешного проповедничества, когда проповедник сочетал индукцию с дедуктивным возвещением Евангелия.
Целостная индукция, сочетание индуктивного и дедуктивного подходов не только отвечает на вопросы, поставленные в начале этой главы и касающиеся обоснованности индуктивного метода, но и ослабляет наши опасения, связанные с дедукцией. Мы попытались это показать в следующей таблице:
Корректировка дедуктивной проповеди
Недостатки сугубо дедуктивного Устранение недостатков
метода: за счет сочетания
с индукцией:
1.Точка отсчета - оратор: 1. а) начало -
а) его обобщения с конкретных особенностей,
б) его утверждения ведущих к выводу
б) поиск общих выводов,
общий идей и концепций
в) выводы в) отсрочка утверждений
(утверждения, заявления) до достижения общего
согласия
2. Начало с той ситуации, 2. Учет ситуации слушателя,
в которой находится оратор а не только оратора
(не всегда учитывается та,
в которой находится слушатель)
3. По своей природе дедукция 3. Сочетание того и другого
тяготеет к субъективизму и дает возможность фактам,
предвзятости конкретным особенностям и
самой жизни говорить
за себя
4. Иногда, не достигнув общей 4. Советы, увещевания
почвы со слушателем, дает и призывы откладываются
неоправданные, ненужные до тех пор, пока слушатель
советы и проповедник благодаря
индукции не придут к общим
идеям, способствующим
достижению общих выводов
5. Акцентирует внимание 5. Стремится достичь
на авторитете авторитета, который заранее
не предполагается
6. Занимает вызывающую 6. Предполагает открытость.
позицию: оборонительную Делится опытом. Призывает
или агрессивную участвовать в происходящем
7. Акцентирует внимание 7. Акцентирует внимание на
не столько на опыте опыте взаимоотношений,
взаимоотношений, сколько на а не на одной лишь
отвлеченно-логической логической установке
установке
8. Таит опасность оказаться 8. Связана с жизнью
неактульной, отвлеченной и опытом. Делится
и безличной конкретными примерами
9. Может совершенно не 9. Уважает слушателя
обращать внимания на слушателя и его взгляды
и его взгляды
10. Сосредоточена на теме, 10. Учитывает потребности
а не на личности слушателя и содействует
тому, чтобы проповедь
служила самым лучшим
его интересам
11. Тяготеет к жесткой форме, 11. Сообразует характерные
структуре и содержанию примеры, опыт и содержание
с потребностями слушателя
Сегодня проповедников рвут на части не кони, как это было некогда, а противоположные силы, сокрытые в их служении. Они чувствуют, что им надо нести весть людям, которые не хотят, чтобы кто-то посягал на их время и образ жизни. Проповедники призваны говорить о высоких нравственных ценностях, а люди считают, что каждый может делать, что ему хочется, если при этом не нарушаются права других людей. Проповедники несут весть о вечной истине, а люди заняты чем-то временным и второстепенным. Одним словом, заботы и требования наших слушателей довольно часто прямо противоречат тому, что проповедник ощущает как свое призвание, миссию и востребованность.
Как нам сделать, чтобы люди, оставив свою прежнюю жизнь, начали жить так, как этого хочет Бог? Как нам увлечь их своими проповедями и призвать к возрастанию во Христе?
Мне думается, что цельная индуктивная проповедь может дать ответ.
Она позволяет сочетать поиск и победу, изыскание и спасение, дает возможность уважать нашего слушателя и почитать Небесного Отца, сливать воедино наше сочувствие и уверенность. Она начинается там, где находится слушатель, но ведет к Божией истине.
The World Book в своем вступлении (под заголовком “Индуктивный метод”) говорит: “Сочетая индукцию и дедукцию, наука объединяет теорию и практику”. Разве не в этом цель каждой проповеди и проповедника? Тогда и только тогда, когда мы сумеем объединить “теорию” вечной Божией истины с “практикой” повседневной жизни наших слушателей, мы исполним наше высокое призвание, и когда это произойдет, мы будем знать наверняка, что проповедь не оставит их равнодушными.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
До сих пор очень хорошо помню, как в молодости, готовясь стать пастором, я попал на одно большое пасторское собрание. Во время перерыва я направился в переполненный мужской туалет, где нечаянно услышал разговор довольно известного пастора. Этот популярный проповедник хвалился тем, что распродал почти все свои книги, потому что проповедей у него столько, что хватит на все оставшееся служение /в ту пору ему было лет сорок/.
Немного разочарованный услышанным и, кроме того, одержимый юношеским идеализмом и заносчивостью, я, вытирая руки, взглянул на говорящего и сказал /причем так, чтобы все услышали/: "Все это похоже на человека, который уже умер". И повернувшись, вышел.
С тех пор прошло лет сорок, и теперь, надеюсь, я стал немного мягче, однако до сих пор, когда я вижу или слышу, как некоторые служители готовятся к проповеди, в меня это вселяет тревогу.
В начале моего служения я знал одного молодого пастора, который говорил, что всю субботнюю ночь напролет он готовится к проповеди, и лишь иногда ему удается вздремнуть часок уже на рассвете. Такая привычка беспокоила его, и он признавался, что для семьи она стала мучением. "Но мне просто необходима такая безвыходная ситуация, - пояснял он, - я просто не могу готовиться иначе".
Не так давно после семинара по гомилетике ко мне подошел они пастор, который пожаловался, что у него постоянно не хватает времени на подготовку к проповеди. Он только что получил новый приход с широкой миссионерской и внутрицерковной программой, и он него ждут, что все это он будет инспектировать. Административные дела требуют так много времени, что он просто не может готовиться к проповедям, как считает нужным. Он поделился своим расстройством с двумя коллегами, но понимания не встретил. "Подготовка - не проблема, - сказал один из них. - Просто в десять вечера надо выключить телевизор и, прежде чем лечь спать, потратить часок, чтобы набросать план проповеди. Я так и делаю".
К сожалению, такая установка преобладает, и, по сути дела, один крупный протестантский издатель оказался довольно проницательным, когда, издав несколько лет назад книгу, назвал ее "Экстренными субботним выпуском". В книге содержится более двухсот различных проповеднических концепций, касающихся разных текстов и тем /все это представлено как схемы, которые за ночь перед выходом на кафедру можно превратить в эффектные проповеди/.
Кроме того, можно вспомнить одного пастора, совершавшего служение в большой городской церкви. Во всей своей деноминации этот проповедник был широко известен как страстный реформатор, пророк и ревностный евангелический работник. В воскресенье утром, едучи вместе с женой в церковь, он обычно говорил: "Сегодня утром, дорогая, я, наверное, буду проповедовать о прощении /благодати, грехе, рождении свыше и т.д./. Не могла бы ты отыскать подходящий текст?" Жена прямо в машине пролистывала Писание, и когда они подъезжали к стоянке, текст был готов.
Итак, подготовка. Насколько она существенна в нашем проповедовании?
Согласно недавно проведенному обзору к тем пасторам, которые тратят на подготовку воскресной проповеди двадцать и более часов, приходят на несколько сотен человек больше, чем к тем, у кого на это уходит часов пять или меньше. Можно спорить о том, где причина и следствие, однако связь между временем подготовки и числом собравшихся всем нам что-то говорит.
Один знаменитый проповедник был известен своим искусством на каждые сто слов проповеди тратить всего лишь час, тогда как у другого на каждую проповедь уходило шестьдесят часов, и пятьдесят два года он проповедовал в процветающей церкви. Слишком долгая подготовка создает другие проблемы, касающиеся как семьи проповедника, так и общинной жизни. Джонатан Эдвардс, например, так часто заточал себя в своем рабочем кабинете, что вызывал жалобы у общины, которая почти никогда его не видела. Проповедовал он хорошо, но, прослужив в своей Нортгемптонской церкви почти четверть века, был вынужден ее покинуть: из всего мужского состава общины /насчитывавшего более двухсот членов/ за него проголосовало лишь двадцать три человека.
С тех пор миновало два века, однако проблема не исчезла. Хорошая проповедь требует длительной подготовки, но другие обязанности /семья, личные занятия и пасторство/ отрывают время от работы в кабинете.
Нередко конфликт отражается в таких, например, словах прихожанина: "Наш служитель - отличный пастор, чего не скажешь о нем как о проповеднике". Или иначе: "Каждое воскресенье его проповедь - это событие, но хотелось бы, чтобы его можно было застать на неделе". Много раз мне доводилось слышать, как члены церкви оценивают своих служителей по двум критериям: как пастора и как проповедника.
"Я прежде всего проповедник, - говорит служитель, - и поэтому всю пасторскую работу я поручаю другим". Или: "Я в первую очередь пастор, и если я делаю это хорошо, люди не должны ждать того же и от моих проповедей".
Специализация - одна из самых ярких тенденций нашего времени, и если в церкви большой штат работников, то порой это помогает решить проблему. Однако что делать, если вы чувствуете, что вынуждены выбирать? Что важнее? Мой собственный опыт, а также опыт двухтысячелетней истории Церкви говорит мне, что община нуждается и в том, и в другом.
Как же в таком случае уравновесить требования, предъявляемые кафедрой и приходом? В век космических скоростей и сложных, порой трагических проблем мы просто приходим в отчаяние от нашей неспособности оказать реальную помощь. Где найти время и силы, чтобы одновременно проповедовать и вести пасторскую работу?
Думаю, что из этой проблемы мы никогда не выберемся. Простых ответов не существует.
Быть может, хоть в какой-то мере мы смогли бы снять напряженность, если бы попытались изменить свое отношение к обеим сферам нашей работы. Что если мы перестанем воспринимать наши пасторские обязанности как вторжение в подготовку к проповеди и посмотрим на них как на неотъемлемую часть этой подготовки?
Почему так много пасторов всю неделю чувствуют в себе силы помочь человеку, попавшему в кризисную ситуацию, и так беспомощно выглядят, поднявшись на кафедру? Почему они столь находчивы и деятельны все дни от понедельника до субботы и столь неуклюжи и заторможены в воскресенье утром?
Отчасти проблема кроется в искусственном делении нашей работы на пасторские и проповеднические обязанности. Что если попробовать любою пасторское обязательство /будь то пасторская консультация, вызов, визит в больницу или беседа с членом общины/ сделать неотъемлемой частью подготовки к предстоящей проповеди?
Мы можем это сделать, а если хотим проповедовать на основании индуктивного метода, увлекая за собой слушателей, - то мы просто должны это сделать.
Мы уже говорили, что одна из основ индуктивного подхода заключается в том, чтобы начинать проповедь с учетом той ситуации, в которой эти слушатели находятся. Но как узнать, какова эта ситуация?
Один из способов "идти в ногу с жизнью" хорошо описывет Крэддок: "В какой-то мере битву можно выиграть просто не утрачивая живости, а это означает, что проповедник не должен превращаться в торговца товарами, которые позволяют жить другим: он сам живет. Не просто возвещает гимн, а поет, не просто руководит молитвой, а молится. Чтобы образы, которые он использует в своей проповеди, были настоящими, он сам должен смотреть на жизнь как на нечто реальное, а не как на иллюстрацию к какой-то сноске".
Готовясь к проповеди, важно не только использовать свой жизненный опыт, но и опыт других людей, и в этом смысле именно пасторские контакты могут стать той горной жилой, из которой можно черпать бесценные запасы, позволяющие увлечь за собой слушателя.
Но как из сырого материала /то есть жизненного опыта/ получить готовый продукт для цельной индуктивной проповеди? На этот вопрос мы попытаемся ответить по мере того, как в оставшейся части этой главы подробно будем рассматривать этапы подготовки индуктивной проповеди.
Прежде чем начать, должен отметить, что почти все, что касается подготовки, связано с левой частью /то есть с индукцией/ той диаграммы, которую мы привели в 8-й главе. Что касается дедуктивной фазы проповеди /библейское толкование, экзегеза и герменевтика/, то она подробно рассматривается в тысячах книг по гомилетике. Таким образом, здесь нам надо сосредоточиться на подготовке индуктивной части, которая позволит увлечь слушателей, прежде чем начнется дедуктивный раздел.
Первая стадия подготовки: общение с людьми
Контакты с людьми, знание их ежедневной жизни не только дадут нам тот материал, который мы используем затем в качестве примеров, но и помогут обнаружить те проблемы, о которых необходимо поговорить на проповеди. Именно те чувства, которые владеют людьми, те трудные ситуации, которые мы помогаем им преодолевать, должны стать исходной точкой для вовлечения людей в нашу воскресную проповедь.
Всякое общение с любым членом общины может в этом смысле оказаться полезным. Конечно, есть в нашей церкви несколько человек, у которых как будто нет никаких забот в этой жизни, но они кажутся таковыми только потому, что мы их мало знаем. Стоит узнать их поближе, как станет ясно, что и у них есть свои обиды, потребности, проблемы.
Наши пасторские обязанности приобретут совершенно иное качество, если мы будем рассматривать их как способ узнать, в чем нуждаются наши прихожане, как сбор материала для предстоящей проповеди. Тогда они перестанут мешать нашим проповедническим задачам и, наоборот, дадут дополнительные возможности для лучшей подготовки к проповеди.
Давайте представим себе, как проходит неделя пасторской работы с точки зрения контактов с людьми. /Мы будем опираться на эти примеры в течение всей главы по мере обсуждения различных ступеней подготовки/.
В начале недели я позвонил одной пожилой супружеской паре - давним членам нашей церкви. Женщина недавно упала и не могла вставать с постели. Я хотел помолиться с ними и выразить сочувствие и обеспокоенность всей нашей общины. Но во время своего визита я понял, что сами они обеспокоены не столько здоровьем /больная шла на поправку/, сколько своими расходами на ежедневные потребности. Поскольку они жили на строго ограниченные доходы, инфляция съедала все их скудные сбережения.
В среду, после вечернего церковного собрания я слышал разговор двух моих прихожан о растущих ценах на образование в колледжах. Один из них сказал: "Я всегда хотел, чтобы моя дочь училась в христианской школе, но похоже на то, что все, на что мы можем рассчитывать в следующем году - это поступить в государственный университет".
В четверг я встретился во дворе со своим соседом и остановился поговорить. Он надеялся, что в следующем месяце, после заседания Министерства Образования местный школьные власти не сократят ту специальную программу, по которой он преподает.
Днем я посетил в больнице молодых родителей, чья недоношенная девочка три недели лежала там на сохранении.
Отец разрывался между любовью к ребенку и огромным больничным счетом, уже превышающим сорок тысяч долларов, в то время как страхового полиса у них не было.
В тот же вечер я позвонил еще одной молодой паре с тремя детьми, которая стала посещать нашу церковь в последние два воскресенья. Они недавно приехали в наш город и с трудом размещались в тесной двухкомнатной квартире. Во время разговора они жаловались на кризис жилищного рынка и пребывали в настоящем унынии, что не имеют в квартире даже своего угла.
В пятницу я принес три сумки продуктов, купленных на средства церковного благотворительного фонда, молодой матери с годовалыми близнецами, отец которых уже как месяц покинул семью.
В субботу моя жена вернулась из магазина, расстроенная, что ее счет составил более ста долларов и что она смогла купить только один пакет гамбургеров.
К концу недели, выполняя свои пасторские обязанности, я понял, что текущие заботы моих прихожан связаны с материальными затруднениями. Пасторская работа помогла мне узнать их потребности и определить ту сферу, где они нуждаются в поддержке.
Когда я понял, в чем состоит проблема, я попытался определить, насколько она велика. На основании того, о чем я читал, слышал и видел вокруг, я спросил себя: "Достаточна ли она серьезна и широко ли распространена, чтобы проповедь на эту тему получила отклик?" Когда я решил, что так оно и есть, я задал себе другой вопрос: "Хочет ли Бог, чтобы я проповедовал об этом?" После тщательного и молитвенного обдумывания я и на этот вопрос ответил "да". И затем я стал готовиться к тому, чтобы на ближайшей проповеди говорить об этой угнетающей всех проблеме.
На этой стадии я еще не знал наверняка, что мне надо сказать, не знал и того, что на эту тему говорится в Слове Божием. Люди нуждаются в поддержке, но мне следовало опасаться слишком упрощенного подхода. Я хотел напомнить им, что Бог помогает и заботится о них, но я не хотел осуждать или считать чем-то незначительным тот на самом деле существующий и вполне понятный страх, то разочарование, которые владеют людьми во времена экономического кризиса.
Я знал, что в этой проповеди мне придется решать сложную задачу.
Прежде чем перейти к рассмотрению следующей стадии, хочу сказать, что вовсе не считаю, будто идея проповеди возникает только под воздействием жизненных проблем ваших прихожан. Иной раз она рождается из молитвенных размышлений или из истины, открывающейся нам при глубоком изучении Писания. Первая стадия - стадия воздействия - включает в себя обращение и к современной жизни, и к Божьему Слову; здесь мы снова должны вспомнить упомянутый выше принцип "и то, и другое". Я подчеркивал те возможности, которые открывает нам обращение к текущей жизни, только потому, что об этом почти ничего не говорится ни в гомилетической литературе, ни в классах семинарий. Если мы хотим проповедовать под руководством Бога, то занимаясь своими пасторскими делами, мы должны так же чутко слушать Его голос, как и во время работы над проповедью.
Вторая стадия подготовки проповеди:
накопление материала
После того, как окунувшись в жизнь людей, я понял, в чем состоят их проблемы и определил ориентировочное направление для своей проповеди, я начинаю думать о том, какой материал мне понадобится.
Так как индуктивная проповедь всегда начинается с каких-то жизненных впечатлений, и/как было показано в главах 7 и 8/конкретные примеры в ней предшествуют каким-либо доводам, нам потребуется много иллюстративного материала. Когда я обращаю внимание своих студентов на этот момент, на их лицах появляется выражение озабоченности, и они непременно задают вопрос: "А где взять такого рода материал?"
Где найти рассказы, притчи, научные факты, аналогии, диалоги, свидетельства жизненного опыта и другие компоненты индуктивной проповеди, структуру которой мы обсуждали в предшествующих главах?
Было бы замечательно, если бы пасторские кабинеты были оснащены компьютерами с превосходной программой, которая могла бы выдавать материал на любую заданную ей тему.
Нереально? Я так не думаю. Человеческий мозг способен на такие вещи, о которых IBM может только мечтать. В памяти каждого пастора хранится огромное количество актуального, уникального, нового материала, который можно использовать в проповеди, и все дело заключается только в том, чтобы извлечь оттуда эти запасы.
Как же это сделать?
Индивидуальная "мозговая атака"
Нам необходимо овладеть этим приемом. Возможно, он кажется слишком фрейдистским, и потому мы старались избегать его, но, тем не менее, с помощью этого метода свободных ассоциаций можно извлечь из подсознания /своеобразной кладовой нашего мозга/ огромное количество материала. /К шестидесяти годам человеческий мозг содержит двести биллионов единиц различной информации./ Если вы никогда не пробовали делать это, вот один из способов, с которого можно начать: возьмите большой чистый лист бумаги и напишите наверху тему или проблему проповеди - пусть это будет, к примеру, наша проповедь о тяжелых материальных затруднениях и Божьих приготовлениях. Затем записывайте все, что приходит на ум, даже и то, что не имеет к вашей теме непосредственного отношения: какие-то случаи, цитаты, впечатления, темы, факты, вопросы. Ничего не подвергайте цензуре и не делайте пока никакого отбора - только пишите.
Возможно, вы начнете с того, что видели и слышали на прошедшей недели, выполняя свои пасторские обязанности. Но не останавливайтесь на этом. Подумайте о своей жизни, о своем собственном опыте, семье, поездках, об известных вам отношениях между людьми, вспомните историю, жизнеописания, литературные произведения. К собственно Писанию вы обратитесь позднее, но если какие-то отрывки, стихи, персонажи вспоминаются вам сейчас, записывайте и их. Когда поток ассоциаций иссякнет, вы можете выбрать что-либо из написанного и на этой основе начать новую запись свободных ассоциаций.
Чтобы дать вам представление, как это делается, однажды вечером я сам подверг такой "мозговой атаке" тему нашей проповеди. Первое, что пришло мне в голову, - это евангельский стих: "Бог мой да восполнит всякую нужду вашу, по богатству Своему в славе". И я начал с нее. Я подумал о личном местоимении "мой", и это вызвало целую лавину ярких воспоминаний и переживаний из моей жизни.
Моя собака, мое место за столом, мой папа теряет зрение, мой пятидесятицентовый велосипед, моя учительница, мой первый костюм, моя девушка, мой брат, мой дом в огне, место для купания, мой доктор, мой пастор, мое обращение, моя церковь, мое призвание /предложение прихода, места пастора/, моя женитьба, моя жена, моя работа, мои радоcти, мой ребенок, мой мальчик, мои сыновья, моя семья, мой отпуск, смерть моей матери, моя ноша, моя книга, мой друг, мои проповеди - вся моя жизнь прошла передо мной.
Я вспомнил Лютера, который утверждал, что истинная религия определяется местоимениями.
Я стал думать о таких вещах, которыми мы можем обладать всегда, и о том, что духовные, культурные, интеллектуальные ценности и благо человеческого общения никогда не потеряют своей силы, даже если мы потеряем свое материальное имущество. Поиск того, что же мы можем иметь в активе, сосредоточился на истинных ценностях.
Из Библии я вспомнил слова псалмопевца: “Я был молод, и состарился, и не видел праведника оставленным и потомков его просящими хлеба"; 23-й Псалом; обещание из Книги Пророка Малахии : “не открою ли Я для вас отверстий небесных?"; Иисуса - "Ищите же прежде ... и это все ...”, насыщение множеств народа, эпизод с уплатой подати; "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир"; богатый глупец; Авраам и Лот; жадность Ахана; серебренники Иуды; Сын Человеческий не имеет места, где приклонить главу. Кроме того, наряду с примерами из Библии приходили и другие воспоминания.
Из своей жизни я вспомнил такие примеры: Великая Депрессия, которая заставила всех потуже затянуть пояса. Мой отец, имевший семью из шести человек и получивший за четыре месяца двадцать шесть центов. Бедствующие студенты семинарии; сын одного из них, который как-то сказал: “О, папа, давай помолимся о том, чтобы быстрее появились деньги". Другой студент, находящийся в крайне бедственном положении, обнаружил в своем почтовом ящике чек на две тысячи долларов. Рассказанная одним садоводом из Флориды история о том, как ураган сгубил весь его сад. Аль Хафед и бриллианты. Кроме того, вспомнились многие, чья жизнь, казалось, могла бы послужить поводом для написания Книги Иова.
Записав этот нахлынувший поток ярких воспоминаний, я лег спать, очень довольный тем, как много набралось материала для проповеди о том, что Бог предоставляет нам. На следующее утро я встал еще до рассвета, в моем сознании проходила вереница библейских и жизненных примеров, которые так и просились в эту проповедь. Потом возникли исторические и литературные ассоциации.
Я был поражен новизной, выразительностью, разнообразием, точностью и эмоциональностью воспоминаний, которые вызвало это простое упражнение. За более чем сорок лет служения я пользовался от силы парой примеров из тех двух дюжин, которую дала предпринятая мною "мозговая атака" этой темы.
Не так давно я делал это упражнение вместе с одним из моих сыновей. Он несколько изменил и усовершенствовал тот способ, каким я обычно записывал свои ассоциации. Теперь вы пишите тему не вверху страницы, а в небольшом кружке в центре листа. Когда вы думаете о связанных с нею образах, вы проводите линию, исходящую от центра, как спица в колесе, записываете пришедшую вам в голову мысль, пример, историю и обводите кружком. Если эта ассоциация порождает в свою очередь два-три своих образа, то вы от второго кружка вновь рисуете линии-"спицы" и записываете новые примеры. Затем возвращаетесь к основной теме и отводите от нее новые кружки с новыми ассоциациями. Через некоторое время на вашем листе появится примерно такая схема:
/см. схема 1/
Любую из производных идей вы можете сделать центральной темой и поработать с ней по этой методике на отдельном листе.
Как и при составлении последовательного перечня возникающих ассоциаций, так и в этом случае вы записываете все, что приходит вам на ум. Но этот последний способ имеет, по крайней мере, два преимущества. Во-первых, такая схема даже зрительно помогает вашему сознанию работать в разных направлениях. Во-вторых, связанные между собой идеи можно легко группировать независимо от порядка их появления.
Кроме того, в случае необходимости такую схему можно преобразовать и записать материал в виде последовательного перечня.
Большая часть того, что я записываю во время такой "мозговой атаки", останется, конечно, на бумаге. Возможно, только десятая или даже меньшая часть этого материала тем или иным образом войдет в проповедь.
Я знаю, что нужно быть осторожным и не превратить такие упражнения просто в скучные для других прогулки по дорогам вашей собственной памяти. В конце концов я должен буду отобрать только тот материал, который имеет отношение к моим слушателям и наиболее интересен им. Но этим я займусь позже, а сейчас мне важно не только качество, но и количество материала.
Даже те мысли и воспоминания, которые в итоге будут выброшены в корзину, принесут вам несомненную пользу, потому что в результате такой интенсивной "мозговой атаки" вы получаете не только необходимый для проповеди материал, но и нечто большее. Например, будучи профессором семинарии, я более двадцати лет никак не соприкасался с проблемами рынка труда. Я имел работу, постоянную штатную должность и чувствовал себя в полной безопасности, но обдумывание нашей темы методом "мозговой атаки" привело к тому, что я стал более восприимчив к таким проблемам, что совершенно необходимо для проповедника, обращающегося к аудитории, в которой могут быть те, кто переживает тяготы безработицы.
Этот метод заставляет работать наше сердце, ум и душу.
Изучение Писания
Накопление материала не ограничивается записыванием свободных ассоциаций. После выполнения этого упражнения мы должны вновь обратиться к Слову Божию.
В 7-й и 8-й главах мы говорили об использовании библейского материала в индуктивной части проповеди. Сейчас и наступает тот момент подготовки, когда мы подыскиваем такого рода материал - различные библейские истории, героев, аналогии. Вероятно, нам следует начать с тех, которые нам вспомнились при выполнении предыдущего упражнения. Возможно, уже здесь вы захотите дать какие-то толкования или комментарии к найденным отрывкам, но в основном вы займетесь этим на другой стадии подготовки. Сейчас же ваша задача заключается главным образом в том, чтобы собрать воедино весь материал, который вам может пригодиться. Поэтому лучше ограничиться поиском материала, необходимого для нашей темы.
Вы можете составить список связанных с темой слов и найти по симфонии соответствующие места в Библии.
Я знаю, что мой последний совет противоречит мнению очень многих специалистов по гомилетике, но считаю, что тематический указатель весьма полезен при подготовке проповеди. Конечно, он не заменяет глубокого, тщательного анализа текста, но нет оснований опасаться просмотреть Писание с точки зрения тех потребностей и проблем, о которых мы будем говорить в проповеди, если мы учитываем при этом контекст найденных отрывков.
Здесь будет уместно сделать небольшое отступление, чтобы сказать, что все эти советы потребуют некоторой корректировки, если вы проповедуете по одной из книг Библии в целом или готовите ряд проповедей по такому отрывку Писания, как, например, Господня молитва.
Потому что самый легкий способ подготовить в полной мере индуктивную проповедь - это начать с того, чтобы определить, в чем состоят потребности ваших прихожан, и обратиться к Писанию за Божьей помощью и ответом. Ведь для индуктивной структуры, как мы говорили раньше, как раз и характерно начинать с частных вопросов и проблем, которые ведут к библейским выводам и их применению к жизненным ситуациям.
Но гораздо труднее проповедовать в индуктивном духе совместного исследования, когда вся община уже знает, что сегодня ваша проповедь начнется с той главы или стиха, на котором вы остановились на прошлой неделе. Но и это возможно.
Для этого проще всего начать с внимательного изучения данного отрывка. Затем нужно спросить себя: "С какими проблемами, вопросами и потребностями ваших прихожан связан этот отрывок?" Чтобы понять это, следует, в основном, положиться на Божье указание, так же как и во втором вопросе: "Какова та истина, о которой Бог говорит здесь, что поможет моим прихожанам в их проблемах и заботах?" Ответ на этот вопрос может стать тем выводом, тем совместно выработанным утверждением, к которому ваши слушатели придут в конце индуктивной части проповеди. И это будет той истиной, которая ляжет в основу дедуктивной части вашей проповеди. Ответ на первый вопрос - какие проблемы и вопросы стоят перед вашими прихожанами, каковы их потребности - поможет выбрать то направление, в котором вы вместе с ними будете искать помощь в истине Божьего Слова.
Ответив на два этих вопроса, вы приступаете к обдумыванию проповеди, используя опыт общения с людьми и тот материал, который вы собрали предложенным нами способом. Полезно еще раз просмотреть Писание: несмотря на то, что вы, конечно, уже знаете ваш текст, это поможет вам составить более широкую библейскую картину и найти дополнительный индуктивный материал, что еще более насытит вашу проповедь библейскими примерами.
Я убежден, что на тему любого библейского отрывка, любой библейской истины, учения, доктрины, возможно сделать цельную индуктивную проповедь. Все, что для этого необходимо - это наличие индуктивного материала и использование индуктивной структуры, при которой конкретные примеры предшествуют всем аргументам и утверждениям.
Обзор всех материалов по теме
После "мозговой атаки" и исследования Писания вы переходите к дальнейшим действиям по сбору материала для проповеди, которые выводят вас за пределы собственного опыта, знаний и представлений. Вы должны сделать широкий обзор истории и литературы, чтобы узнать, что уже было сделано и сказано по вашей теме и что делается и говорится сейчас?
Карл Барт, придерживающийся консервативных взглядов на проповедование, говорил, что, готовя проповедь, он на одном колени держит Библию, а на другом - газету. Помните об этом примере, когда готовите свою проповедь. Да, чтение газет необходимо, но недостаточно. Чтобы сделать широкий обзор всех материалов по теме, надо полдня провести в публичной библиотеке, просматривая различные периодические издания и каталоги, или перерыть всю вашу пасторскую библиотеку, чтобы узнать, что писали об этом другие проповедники и христианские писатели.
Сегодня в той области, которая связана с созданием искусственного интеллекта, наблюдается настоящий информационный взрыв. Скоро, благодаря электронному банку данных, возможности для подбора различного иллюстративного материала станут просто невероятными. Уже сейчас за 2-15 долларов в час /в зависимости от времени суток/ компьютерная компания свяжет вас с каналом новой информации и сама с помощью ключевых слов систематизирует ее по темам. В ближайшем будущем сеть подобных услуг станет еще шире.
Не так давно я слышал, как консультант по теории проповеди, обращаясь к группе служителей, сказал: "Сегодня, если вы не смотрите телевизор, ваша проповедь действенной не будет". Если мы вспомним, что средний американец проводит за телевизором около пятидесяти часов в неделю, нам придется признать, что он, наверное, прав. Это стало такой яркой особенностью американского образа жизни, что, готовя свои контрдоводы, которые вы собираетесь сообщить на воскресной проповеди, вы не можете не уделять внимания всему тому, что члены вашей церкви слушают и смотрят по телевизору.
Однако не со всеми аспектами выбранной вами темы надо знакомиться посредством масс-медиа. Если вспомнить того же Барта, то он регулярно проповедовал в местных тюрьмах, чтобы лишний раз напомнить себе о реальных потребностях человека.
А нам, если мы готовим проповедь о финансовых затруднениях, будет небесполезно сходить на биржу труда или поговорить со служащими кредитного банка. Информация из первых рук, а также личные встречи сделают по-настоящему глубокими и интересными проповеди на многие темы. Все, что нам надо - это суметь отыскать такие благоприятные возможности.
Еще один способ найти материал для проповеди - это выработать у себя привычку каждый раз заблаговременно беседовать с кем-нибудь из общины. Я слышал об одном служителе, который каждый раз старался включить в свою проповедь какой-нибудь пример или историю, рассказанные ему кем-нибудь из общины, и обязательно назвать того, от кого он это узнал.
Мы бы еще сильнее увлекли наших слушателей, если бы на каждой проповеди говорили примерно следующее: "Джим Петерсон рассказал мне, как 10 лет назад он пришел в эту общину, не имея работы и не зная, что делать дальше. ”Или: "Как раз на этой неделе мисс Адамс рассказала мне об одном человеке из нашей общины, жена которого оставила его с тремя маленькими детьми. Он не знает, как ему заботиться о малышах, потому что днем должен работать...”.
По долгу пастора постоянно общаясь с людьми, мы можем упомянуть о теме предстоящей проповеди и попросить их привести какие-нибудь примеры из своей жизни. Мы не должны использовать в проповеди каждую услышанную историю или рассказывать ее во всех подробностях. Какие это открывает возможности для примеров и иллюстраций! Cлушателям нравилось бы это, и успех был бы обеспечен.
Сбор материалов - это решающая стадия в подготовке эффективной проповеди. Она требует творческих способностей и усилий. Она требует нашей молитвы; нужно просить Бога, чтобы он помог нам увидеть и узнать самый убедительный, самый важный материал. И она требует времени. Над некоторыми темами вы можете работать в течение нескольких месяцев
Но три рассмотренных нами аспекта - ассоциативные упражнения, изучение Писания и щирокий тематический обзор - дадут нам большое обилие материала для проповеди на любую тему. И для нас станет трудной проблемой решить, что именно из этого огромного количества материала включить в проповедь.
Третья стадия подготовки: выбор цели
Недавно я слышал историю о том, как маленький сын одного пастора, войдя однажды в кабинет своего отца, увидел, как тот что-то яростно пишет за своим столом.
"Что ты делаешь, папа?" - спросил он.
Отец, едва взглянул на него, ответил: "Хочу закончить свою проповедь до ужина".
"Откуда ты знаешь, что нужно сказать в проповеди?"- спросил ребенок, подходя к отцу.
"Бог говорит мне", - отвечал пастор, не переставая писать.
Мальчик взглянул на бумаги, лежащие перед отцом, и спросил: “Тогда почему ты что-то вычеркиваешь отсюда?"
Фокусирование - это та стадия подготовки, на которой мы должны приступить к вычеркиванию. Это тот момент, когда нужно тщательно проанализировать весь этот конгломерат идей, цитат из Писания, всевозможных примеров и всего, что мы собрали, и начать сужать и уточнять фокус зрения, ища единую основную тему или ту связующую нить, посредством которой можно организовать всю эту путаницу и неразбериху в нечто цельное.
Даже если мы начали готовиться к проповеди с заранее определенного текста и знания той истины, которую надо донести до слушателей, это станет тем моментом, когда мы решаем, как прийти к этой истине, чтоб она стала совместно найденным выводом, и как ее сформулировать и утвердить в конце проповеди.
Одним словом, именно сейчас мы, наконец, отвечаем на вопрос: "Что же я действительно должен сказать в этой проповеди?"
Мы не даем простое поэтапное руководство, как найти ключевую, основную истину, общую идею, которая стало бы средоточием индуктивной проповеди. Ход ваших рассуждений и чуткость играют большую роль, когда вы обозреваете весь собранный материал и ищите наиболее важную информацию, наиболее действенный подход, наиболее значимую для ваших слушателей идею.
Иногда полезно поговорить на тему проповеди с кем-то еще - с какой-нибудь супружеской парой, другом, коллегой. И, не отрицая значения Божьего руководства на других стадиях подготовки, здесь мы должны быть как никогда молитвенны и открыты Божьему вдохновению и водительству.
Очевидно, что в одной проповеди нельзя сосредоточиться на всех этих понятиях, поэтому я должен ограничиться некоторыми из них. Я мог бы соединить два понятия - "Господь" и "пастырь", но что нужно сказать на тему "Господь - мой пастырь", чтоб это было связано с нашей проблемой материальных трудностей?
Иногда процесс ограничения не заканчивается на выбранной точке, и вам необходимо снова вернуться ко всему материалу. Так можно делать несколько раз: сужать фокус, затем опять слегка расширят его и находить новый более острый взгляд на вещи.
Когда я ограничился идеей "Господь - мой пастырь", я стал раздумывать, как связать ее с темой материальных трудностей и забот. В истинно пасторском духе, я расширил круг понятий до аллитерирующих слов: God's person /личность Бога/, His provision /Его приуготовления/, His protection /Его защита/, His peace /Его мир/, His presence /Его присутствие/. И мне пришло на ум слово plenty /изобилие/, а также - permanent /постоянный/, practical /практичный/, personal /личный/ и participating /участвующий/. /В русском языке аллитерация слов с этими значениями невозможна. - Прим. перев./
Когда я посмотрел на этот новый, более узкий перечень понятий, идея приуготовления показалась мне наиболее перспективной. Я обрел уверенность, что проповедь о Божиих приуготовлениях могла бы стать весьма ценным и удовлетворительным ответом на вопросы и потребности моих прихожан. Наверное, можно было бы выбрать и другие понятия, но именно это показалось мне более характерным, более точным.
Но даже после того, как мы нашли ключевую идею проповеди, мы можем в ней выделить еще более узкий и конкретный аспект. Так как индуктивная проповедь не начинается с какого-либо утверждения или вывода, а является исследованием, совместным поиском проповедника и слушателей, этому процессу уточнения будет содействовать постановка такого вопроса, ответом на который и служит ключевая, основная идея проповеди. Это немного похоже на одну телевизионную игру, в которой участникам состязания известны только ответы, а они должны придумать к ним соответствующие вопросы.
Задача состоит в том, чтобы поставить такой вопрос, на который наши слушатели захотели бы ответить, спросить их о том, что они действительно хотели бы узнать. Например, мы могли бы уточнить тему нашей проповеди о Божиих приуготовлениях с помощью вопроса: Заботится ли Бог о нас сегодня? Иногда этот ключевой вопрос можно заострить, задав его с оттенком легкого недоверия, которое выразит сомнение, имеющееся, возможно, у некоторых слушателей: Действительно ли сегодня Бог заботится о нас?
Каждую индуктивную проповедь надо начинать с такого всеобъемлющего вопроса. Это помогает создать ту общезначимую ситуацию, из которой исходит проповедник и его слушатели. Такой вопрос можно поставить в самой проповеди, а можно просто иметь его в виду. В любом случае ключевой вопрос фокусирует проповедь, придавая ей определенное направление и организуя ее как поиск ответа.
Когда мы настолько конкретизируем проповедь, что сможем отыскать ключевой вопрос, нам надо переосмыслить и придать большую рельефность предполагаемому ответу. Обоснован ли он и достоверен ли? Действительно ли мы сообща пришли к выводу, который приведет к дедуктивному соотнесению сказанного с реальной жизнью? Есть ли в вопросе что-нибудь такое, на что мы не готовы ответить, где наш ответ может пробудить сомнения или где у нас нет достаточной информации и доказательств? Быть может, вопрос надо сформулировать как-то иначе, более целенаправленно подойти к исследованию Писания, больше подумать над ответом? Опять-таки будет неплохо, если на этой стадии мы познакомим со своим ключевым вопросом и предполагаемым совместным выводом кого-нибудь, кто сможет внести какие-нибудь дополнения или указать на возможные недочеты. Нередко наши проповеди только выиграют от того, если на них окажет влияние какая-то другая точка зрения. Ведь порой мы настолько сливаемся с материалом, что перестаем слушать, что говорим. Простая реакция со стороны кого-то другого может выявить какое-то важное упущение или, наоборот, указать на выигрышное место, которое надо усилить.
Бог хочет, чтобы в нашей проповеди мы куда-то увлекли собравшихся: нам надо выяснить, куда именно, и, кроме того [и в этом состоит другая важная цель данного периода подготовки] надо понять, в какой ситуации они находятся, чтобы начать проповедь именно с ее учетом. В своем служении Генри Уорд Бичер довольно рано понял эту необходимость, которую назвал "взятием цели". Спустя два с половиной года после того, как он начал свое заурядное служение в Индиане, он пал духом, видя скудные плоды своего труда. Он приступил к исследованию методов, использовавшихся апостолами и отраженных в их Деяниях, и решил следовать их примеру, соотнося свою весть с характером и особенностями слушателей. Он выявил около сорока общераспространенных среди них понятий и в следующей проповеди, обращаясь к ним с тем, что волновало его самого, стремясь воздействовать на их эмоции и разум, он опирался на эти данные: "Мы все знаем..., "Мы все знаем, что...”, "Мы все знаем это...”.
Описывая результаты этого исторического опыта, Бичер говорил: "Во время этой проповеди пробудились семнадцать человек. Никогда в жизни я так не торжествовал. По дорого домой я не переставая пел от восторга. И сказал себе: "Теперь я знаю, как проповедовать. Я научился брать цель". Это было началом нового служения, которое сделало Бичера одним из самых действенных и влиятельных проповедников своего времени.
Выбор цели - это такой момент в подготовке, когда мы выявляем те вопросы, которые нам задают, и выбираем ответы, которые собираемся донести до наших слушателей. Время, потраченное на выбор цели, может расширить нашу проповедь и усилить ее воздействие. Порой приходится делать выбор между дробовиком, заряженным мелкой дробью, и винтовкой для крупного зверя.
Настало время взять цель.
Четвертый этап подготовки индуктивной проповеди:
построение
Как только мы сфокусировали наше внимание и выбрали направление, мы можем приступать к построению проповеди, основываясь на той информации, которую мы накопили в период сбора материала. Здесь [как и на этапе, посвященном выбору цели] нам надо как следует пересмотреть весь материал.
Первое, что надо сделать, - это произвести отбор. Мы должны обратиться к самому актуальному опыту, к самым уместным воспоминаниям, выбрать самые точные примеры [как из Библии, так и из современной жизни], которые соответствовали бы поставленной цели. Теперь надо подобрать иллюстративный материал, который способствовал бы постановке ключевого вопроса и приобщению слушателей к нашим выводам.
На данном этапе вовсе не обязательно использовать все примеры. Может получиться так, что, не успев завершить построение проповеди, мы обнаружим, что на какое-то время надо вернуться назад, к тому моменту, когда мы собирали материал, и несколько усилить наш "мозговой штурм", чтобы заполнить имеющиеся пробелы. Однако как только мы почувствовали, какие примеры являются наиболее представительными и реалистическими, мы можем приступать к построению каркаса проповеди.
Поскольку в седьмой и восьмой главах мы довольно подробно обсуждали структуру индуктивной проповеди, нам остается только кратко упомянуть о том, что происходит в конце ее построения. В этот момент мы решаем, как изложить суть дела, какой индуктивный материал включить и как быть с формой, динамикой и течением проповеди.
В главах, посвященных структуре, мы подчеркивали, что цель индуктивной части проповеди заключается в том, чтобы завладеть вниманием слушателей и не давать ему ослабнуть до тех пор, пока они сами не придут к тому библейскому выводу, который сделали мы. Если наша проповедь посвящена финансовым проблемам, то вывод может быть таким: Господь действительно дает нам сегодня.
Привести слушателей туда, куда мы хотим их привести, сделать так, чтобы наши мысли стали общими, чтобы собравшиеся поверили в наши заключительные слова, приняли их и были готовы к тому, что мы приступаем к дедуктивной части нашей вести, для которой характерно утверждение и призыв, - таков результат проницательного отбора и упорядочения того, что мы хотим сказать [и как собираемся это сделать].
Все это совершается на том этапе подготовки, когда мы приступаем к построению проповеди.
Пятый этап подготовки индуктивной проповеди: обзор
Когда индуктивная часть проповеди оформлена, начинается последний этап подготовки - обзор. На этом этапе мы смотрим на все, что собираемся сказать, и оцениваем материал по следующим критериям [см. Приложение 2]:
Индуктивные установки
Индуктивный процесс
Индуктивные компоненты
Индуктивные иллюстрации
Индуктивный порядок
Индуктивная динамика
Здесь нам надо честно ответить на следующие вопросы:
- Начинается ли проповедь именно там, где находятся наши слушатели, то есть с учетом их ситуации [их потребностей, проблем, вопросов]?
- Какова ее динамика? Есть ли в ней напор и движение?
- Ставит ли она вопросы, которые задают сами слушатели?
- Пробуждает ли она интерес, обращаясь к чувствам и переживаниям?
- Широко ли в ней представлены индуктивные слагаемые, которые могут увлечь собравшихся?
- Фокусирует ли она внимание на чем-то определенном?
- Реалистична ли она? Связана ли с жизнью? С Библией?
- Такова ли ее структура, чтобы логически подвести к общему выводу?
- Отвечает ли этот вывод на ключевой вопрос?
- Приготавливает ли она путь к какому-либо дедуктивному призыву, которому надлежит следовать?
Если на все эти вопросы мы можем ответить утвердительно, то, стало быть, индуктивная часть нашей проповеди готова, если же нет, придется еще немного поработать.
В этой главе мы в какой-то мере условно разделили процесс подготовки проповеди на пять стадий. Хотя все они необходимы для того, чтобы подготовить действенную индуктивную проповедь, их нельзя резко отделить друг от друга и даже сохранить четкую последовательность. Мы не можем запрограммировать наш слишком человеческий ум следовать по одному определенному пути. На первой стадии общения мы уже начинаем собирать материал. Собирая материал, мы фокусируем его и даже в какой-то мере приступаем к построению. И все время, пока мы готовим проповедь, нужно иметь в виду вопросы, с точки зрения которых оценивается проповедь на последней стадии обзора.
Подготовку дедуктивной части проповеди можно считать шестой стадией подготовительного процесса. Но мы не рассматриваем ее здесь по двум причинам. Во-первых, как мы уже говорили, о дедуктивной проповеди существует очень много литературы. Во-вторых, подготовка индуктивной и дедуктивной части во многом идет одновременно, по крайней мере, составление последней не может представлять собой совершенно отдельного этапа. Большинство материала, используемого во второй части проповеди, мы находим во время работы над первой частью. Если какой-то иллюстративный материал мы не использовали в индуктивной части, он может пригодиться нам в дедуктивной части. Иногда то, что мы утверждаем дедуктивно, является просто повторением выводов, сделанных в индуктивной части проповеди.
Любое экзегетическое изыскание, сделанное во время подготовки первой части, подготавливает и усиливает те исследования, которые мы проводим специально для дедуктивной части.
Итак, то, о чем говорится в этой главе, не следует считать жесткой инструкцией, требующей последовательного выполнения всех своих пунктов. Это, скорее, самое общее руководство для подготовки цельной индуктивной проповеди.
Итак, подготовка. Насколько велико ее значение для успешного проповедования?
Отвечая на этот вопрос, я хотел бы рассказать одну историю о священнике, который стремился быть настолько чутким к Божьему водительству, что взял за правило готовить только первую половину проповеди. Таким образом, казалось ему, он позволяет Богу показать, куда идти и что говорить дальше, во второй половине.
Однажды он рассказал об этом одному из членов своей церкви. Тот выслушал, подумал минуту и сказал: "Думаю, что я должен поздравить вас, пастор. Ваша половина проповеди всегда лучше, чем та, которую вам помогает говорить Бог".
Конечно, Бог может воодушевлять нас на любом этапе проповедования, и мы должны быть всегда открыты его водительству, но многим из нас было бы лучше не полагаться на Бога ни в кабинете, ни за кафедрой.
ГЛАВА 11.
Уже более двадцати лет я постоянно посещаю семинар по церковному служению. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы научиться искусству проповедования. В основном это очень увлекательные и полезные занятия, открывающие многие секреты проповедования.
Я помню, как однажды приехал проповедовать известный миссионер Стэнли Джонс. Чтобы послушать его, молодые участники семинара столпились в зале и на балконе.
Его голос дрожал от старости, а сам он с виду был слаб и не обладал представительной внешностью. Тем не менее всю свою проповедь он держал слушателей в напряженном внимании.
Окинув взглядом передние ряды, я увидел, что за минуту в среднем сто человек сделали не более десяти движений.
Все замерли и затаили дыхание, когда он коснулся одного из драматических моментов той истории, которую рассказал, чтобы подчеркнуть основную идею проповеди. В нем была какая-то скрытая энергия, которая освещала тайные сокровища, богатство и силу его проповеди, посвященной смыслу христианской жизни. Увлеченность, страстное желание донести до людей эту весть и стремление быть ясным, искренним и полезным проявлялись буквально во всем и держали покоренных слушателей в его власти.
Позднее, на этой же неделе, в той же самой церкви выступал с проповедью другой, уже отошедший от дел, священник. Он медленно и устало выговаривал по шесть-семь слов в минуту. Его неспособность увлечь слушателей была очевидна: об этом говорили бросаемые исподтишка взгляды на дверь, движения плеч, шарканье ног, потягивания, повороты, наклоны и множество других движений. Люди с трудом подавляли зевоту.
Я подсчитал, что та же сотня людей производила около двухсот движений в минуту.
Прослушав около двух тысяч проповедей в церкви, а за годы занятий со своими студентами - около двадцати тысяч учебных проповедей, я пришел к выводу, что успех не зависит ни от темы, ни от окружающей обстановки, ни от того, какими дипломами обладает оратор. Проповедник может отслеживать все положительные моменты, о которых мы говорили в этой книге /дух служения, понимание и внимание к аудитории, даже индуктивное построение проповеди/ и все же ему не удастся сделать слушателей соучастниками своего благовестия.
Он может тщательно и добросовестно подготовиться, сделав все так, как мы советовали в 9-й главе. Его установки, содержание и построение проповеди могут говорить об искреннем желании вовлечь слушателей, и все же он не достигнет своей цели, если само выступление перед аудиторией не будет столь же безукоризненным.
Именно произнесение проповеди может определить столь разительную разницу в восприятии слушателей, которая заявила о себе на проповеди Стэнли Джонса и священника, проповедовавшего после него. Способ изложения может еще более усилить или, наоборот, свести на нет эффективность всего того, о чем мы уже говорили.
Прямой контакт.
Прямой контакт со слушателями - один из трех основных аспектов изложения, который очень важен, если мы хотим вовлечь слушателя в нашу проповедь. Подобно многим вещам, о которых мы уже говорили, такой контакт должен корениться в позиции проповедника. Быть в контакте со слушателями - это, по сути дела, хотеть помочь им, выступая как дружелюбный свидетель, а не враждебно настроенный защитник истины. В этом случае ваша весть будет свидетельствовать, а не просто возглашать во что бы то ни стало.
Визуальный контакт с аудиторией приобретает новое значение в наш “видео-век”. Телевидение и кино приучили людей судить об эмоциях и характере по выражению лица и глаз профессиональных актеров. Многие из ваших слушателей, просто по привычке, будут оценивать и вас, и то, что вы говорите, на основе зрительного контакта с вами.
Из истории нам известно, что, известный французский придворный проповедник Бурдалу, говоря проповедь, почти никогда не поднимая глаз от написанного текста. Случалось, что он от начала до конца говорил с закрытыми глазами, чтобы аудитория не отвлекала его. В преклонном возрасте иногда так делал и Чарльз Уэсли.
К сожалению, это не стало историей. Однажды я видел, как священник, читая проповедь, где-то в середине своей речи минут десять говорил, ни разу не взглянув на слушателей. Потом он объяснил это так: “Порой, когда я проповедую, люди начинают раздражать меня, поэтому я просто закрываю глаза и продолжаю говорить”. Разительный контраст с Августином, который всегда внимательно наблюдал за аудиторией и если видел, что надо что-то изменить, менял это прямо в середине проповеди.
Однако отсутствие визуального контакта выражается не только в том, что проповедник отгораживается от людей, закрывая глаза. Не раз я видел проповедников, глядя на которых казалось, что, читая проповедь, они пребывают где-то вне сводов этого храма. Другие словно созерцали заоблачные сферы или старательно сосредотачивали взгляд где-то между рядами. Еще чаще встречаются ораторы, которые пристально смотрят дюймов на шесть выше голов слушателей.
Некоторые утверждают, что Писание и нужно читать, не поднимая глаз, что без контакта со взглядом человека Слово кажется более сакральным. Но факты не подтверждают этого. Зачем отвлекать внимание прихожан от чтения, если вы просто не можете научиться смотреть в глаза?
Визуальный контакт - это нечто гораздо большее, чем просто незначительное, но придирчивое гомилетическое правило или очередная идея профессионалов, которую надо вбить в головы нерешительных новичков. Для выражения участия, взаимодействия, понимания и ободрения он значит не меньше, чем слова, а может и больше. Сочувствие надо выражать глазами. Мы не можем выразить свою истинную заботу о людях, не можем рассчитывать на их вовлеченность в нашу проповедь, если просто игнорируем их присутствие. И равным образом мы не сможем сделать это, если не будем смотреть на них.
Однако зрительный контакт - это только часть проблемы. Не стоит забывать и о голосе.
Многие проповедники испытывают терпение своих слушателей, говоря каким-то странным, отрешенным, потусторонним голосом, в той монотонной распевающей манере чтения, которая идет еще от Средних Веков. Другие, не решаясь петь, идут на своего рода компромисс и говорят “священным” шепотом, третьи - как-то в нос и попросту гнусавят.
Все эти искусственные заклинания препятствуют нашей основной цели - вовлечению слушателей - делая проповедь отстраненной, безликой и неестественной. Сегодня, когда изысканная естественность теле- и кинозвезд часто кажется более настоящей, чем сама действительность, любые ханжеские нотки, звучащие во всех наших храмах, могут восприниматься как нечто напыщенное, устаревшее и даже нелепое. В лучшем случае, наши священные завывания сочтут неестественными, в худшем - они вызовут в ком-нибудь подозрение, не пытаемся ли мы тем самым скрыть нашу собственную ограниченность.
Как избавиться от этой пасторской монотонности и всего, что мешает такому контакту? Во многих учебниках по устной речи говорится об основах постановки голоса, но своим студентам, будущим пасторам, я говорю, что есть еще одно лекарство: готовить проповеди для людей, а не просто на какую-то тему. После того, как проповедь полностью готова, пересмотрите ее, поставив себя на место ваших слушателей, а затем, когда взойдете на кафедру, говорите с ними как с конкретными личностями, которым вы хотите помочь, а не как с толпой, которой вам надо внушить свои убеждения. Если вы будете говорить так же откровенно и искренне, как бы вы делали это, говоря о том, что вас лично волнует, ваш голос будет звучать естественно, и проповедь произведет впечатление.
То, как вы ходите, стоите или жестикулируете, тоже немаловажно. Если мы хотим вовлечь каждого, мы не можем стоять лицом только к одной части аудитории, обращая только к ней свои жесты и слова. Привыкнуть к этому очень легко, и я видел многих проповедников, которые всегда говорят, повернувшись к одной и той же излюбленной ими части храма.
Такой контакт требует и того, чтобы слова и жесты были согласованы. Задранный нос может сказать о многом - особенно на прекрасной проповеди о скромности. Такие, казалось бы, понятные слова, как “я вас люблю”, могут потерять свою сердечность и не вызвать никакого доверия, если вы скажете их, сжав кулаки и нахмурив брови.
За годы моего преподавания одно из самых забавных впечатлений произвел на меня студент, который говорил проповедь, склонившись над текстом, не отрывая он него глаз и в то же время лихорадочно жестикулируя руками над опущенной головой. Его неумение держаться портило все; слова и жесты совершенно не вязались между собой и не имели никакого отношения к слушателям.
Однако контакт с аудиторией обусловлен не только тем, что мы делаем, когда говорим. Очень часто он является результатом того, что именно нами говорится. Дипломатический язык, на котором мы пытаемся выражаться, часто утрачивает свою силу. Фраза “Было бы, в конечном счете, желательно...” имеет не больше смысла, чем прямое и удобное “Я надеюсь...”. Выражение “Каждый имеет возможность задать вопрос...” не сразу доходит до собеседника, не в пример более ясному и определенному “Вы можете спросить...”.
Лексический контакт с аудиторией не таит в себе ничего сложного и, в основном, сводится к выбору простых, ясных понятных и наиболее употребительных слов. Здесь, однако, есть две опасности, которых проповеднику надо избегать.
Первая кроется в стремлении к нарочитому умствованию. Проповедуя, мы можем уподобиться авторам, которые в своих книгах о способах коммуникации говорят о “реконцептуализации”, “ретинальном опыте”, “дигитальном опыте”, вместо того, чтобы просто говорить о “воспоминании”, “зрении” и “ощущении”. Выражаясь столь многосложно, мы можем потерять и смысл, и слушателей.
Вторая опасность, о которой предупреждал еще Джон Уэсли, - это употребление профессионального богословского языка.
Мы должны избегать христианских штампов, клише и терминологии. Порой с американских евангелических кафедр звучит так много традиционных “христианизмов”, что обычному человеку с улицы так же трудно во всем этом разобраться, как мне или вам уразуметь научные доклады на конференции по ядерной физике.
Если мы хотим донести нашу весть до слушателей, нужно говорить просто, живо и понятно. Мы говорим о крайне актуальных в наши дни вещах, и это настойчиво требует ясности, которая и выделяется как основное качество, обеспечивающее контактность с людьми.
Задолго до того, как взойти на кафедру, нам надо помолиться, чтобы Господь ниспослал нам рвение сделать свою проповедь ясной и понятной. Затем вы можете проверить и скорректировать свой лексический выбор, руководствуясь следующими правилами:
1/ Пользуйтесь “правильными”, точными словами. Говорите “это овал”, а не “это вид окружности”.
2/ Используйте конкретные названия, а не родовые понятия.
Говорите “пегий пони”, а не просто “лошадь”; говорите
“особняк”, “хижина”, “пристройка”, а не просто “строение”.
3/ Используйте описания. Говорите: “Ветер жалобно выл и метался за углом дома”, а не просто: “Дул сильный ветер”.
4/ Используйте разнообразные глаголы действия. Можно сказать “он умчался”, “он вырвался”, “покинул дом”, а не просто “он ушел”.
5/ Используйте короткие, энергичные англосаксонские слова.
русский пример невозможен
6/ Говорите языком своих слушателей:
“Ты мне нравишься”, а не “Я отношусь к тебе с большим почтением”.
7/ Используйте подражательные слова, которые имитируют естественные звуки: “крах”, “люлька”, “шипеть”, “свист”, “чихать”.
8/ Используйте слова современного языка. “Здание”, а не “резиденция”, “еда”, а не “трапеза”.
9/ Избегайте клише, профессионализмов, банальных фраз.
Если бы в своей лексике мы постоянно и внимательно руководствовались этими правилами, наша проповедь была бы в высшей степени актуальной и современной, а это очень усилило бы контакт со слушателями.
Существует еще один простой способ углубления контакта: использование прямого обращения к собравшимся. Некоторые современные авторы книг по гомилетике предостерегают служителей против чрезмерного употребления местоимений “вы” и “я”, однако в этом вопросе я разделяю мнение англичанина Х. Фармера, который говорит, что, если мы проповедуем в духе Нового Завета, то обойтись без прямого личного обращения невозможно.
В шестой главе мы видели, что Иисус в своих проповедях опирался на обращения, вопросы и диалог. В Нагорной проповеди слово “вы” /или его формы/ употребляется или подразумевается 221 раз, и, кроме того, изучение новозаветных посланий еще раз показывает, что число прямых обращений в них очень велико. Авторы постоянно используют личное обращение: в начале писем - для того, чтобы найти общий язык и основу для разговора, в заключительных строках - чтобы напрямую обратиться со своей вестью к конкретным лицам.
Прямое обращение очень распространено в библейских проповедях, но современное проповедование до сих пор не оценило его в должной мере.
Стиль устной речи
В большинстве учебниках по гомилетике почти ничего не говорится о втором важном аспекте проповедования - о стиле устной речи, однако в отличие от других тем, рассматриваемых в курсе теории проповеди, именно этот вопрос воспринимается студентами с большим энтузиазмом и удовольствием.
Исследования показывают, что, в среднем, 95% общения происходит в устной форме и только 5% - в письменной.
Тем не менее почти все годы учебы уходят на то, чтобы научиться излагать свои мысли на письме, а не в устных выступлениях, которые, кстати, в наше время преобладают. Есть определенная разница между разговорным языком и тем, которому нас обучают на университетских курсах по композиции и сочинению. Тем менее складывается впечатление, что очень немногие проповедники понимают эту разницу и, понимая ее, сознательно пользуются нормами устной речи в своем благовествовании.
Выступить с проповедью - это не просто, стоя перед удобно усевшимися слушателями, произнести текст на религиозную тему. В проповеди, как и в любом устном сообщении, смысл передается через язык, голос и действие. Поскольку каждая проповедь передается устно, ее воздействие можно усилить за счет использования всех особенностей разговорного языка.
И письменное и устное сообщение должно преследовать три цели: быть ясным, энергичным и интересным. Однако если письменный текст - это текст завершенный и неизменный, то задача устной речи - вызвать сиюминутное восприятие и непосредственную ответную реакцию.
Письмо и чтение обычно совершается наедине с самим собою, говорение и слушание - действие по своей природе социальное. Письменный язык фиксирует результат размышления, устный - сам процесс. Устное слово существует только в момент произнесения, тогда как письменный язык - это нечто установленное и неизменное. Устная речь обращена к конкретной аудитории в конкретное время и по конкретному случаю, а письменная - к невидимому и порой неизвестному читателю. Связь между говорящим и слушающим происходит непосредственно “здесь” и “теперь”, а контакт между писателем и читателем дистанцирован во времени и пространстве. Реакция слушателя идет одновременно с речью, тогда как о реакции читателя автор нередко ничего не знает.
Таким образом, несмотря на некоторое сходство, различий между двумя видами коммуникации очень много, и они предполагают довольно разные способы выражения.
Все мы потратили годы, обучаясь письменной речи на курсах по композиции, английскому языку и литературе, и поэтому нет смысла повторять давно известное. Зададимся лучше вопросом о том, каковы отличительные черты речи устной.
Устная, или разговорная речь должна быть легка для восприятия и понимания. Она более четкая и ясная, использует более конкретную, а не абстрактную лексику. Она вариативна и разнообразна, состоит как из коротких, так и длинных предложений. Для нее характерно нарастание интереса и динамики. В разговорной речи больше различных связок между предложениями, которые соединяют воедино целые фразы и речевые периоды.
В устной речи больше разнообразных формулировок одной и той же мысли, больше повторов. В ней больше энергии и движения. Она использует такие выразительные средства, как прямое обращение, аналогия, аллюзия, личная оценка, энергичные и выразительные глаголы и существительные, примеры, сравнения и противопоставления, образные выражения, вопросы и другие приемы, рассчитанные на более живое общение.
Устная речь более неформальна и индивидуальна, более непринужденна и разговорна и вдобавок характеризуется нарастающим развитием.
Она более эмоциональна и откровенна; в ней больше простых предложений, меньше - сложноподчиненных, больше конструкций в активном залоге, меньше - в пассивном; настоящее время используется чаще, чем прошедшее и будущее.
Силу и энергию устной речи придают англосаксонские слова, из которых состоит живая, непосредственная речь детей и подростков. Латинизированные формы, накопленные нами за годы образования, часто отягощают ее, тогда как “менее интеллектуальный”, “менее изощренный язык” легче, убедительнее и полнее доносит нашу весть до современного слушателя.
Был проведен эксперимент, в котором принимали участие две тысячи человек и которой показал, что, если сообщение делается с использованием определенного числа элементов устной речи, то информации усваивается на 10% больше. Преимущество устной речи проявилось в этот тесте независимо от того, кто из ораторов выступал, и звучала ли живая речь или магнитофонная запись.
Устный язык дает проповеднику возможность достичь трех целей, к которым должна стремиться любая речь - ясности, энергии и интереса. Ни один элемент устного стиля, взятый в отдельности, не может гарантировать достижения этого результата, но их сочетание чрезвычайно усилит эффективность нашей проповеди.
Понять особенности устной речи вам помогут приводимые ниже таблицы. В первой дается перечень тех факторов, которые влияют на достижение каждой из трех названных целей:
Речь
Ясность Энергия Интерес
идеи конкретные слова образность
слова характерные слова тропы
предложения выразительные слова разнообразие
примеры баланс предложений конфликт/напряжение
последовательность повторы ритм
связь прямое обращение активность
непосредственность личные оценки яркость
глаголы сравнения/контрасты
Вторая таблица показывает различия между устной и письменной речью, давая картину сравнительного использования этих факторов:
Устная речь
больше примеров больше ритма
больше напряжения больше вопросов
больше личных оценок больше энергии
больше непосредственности больше увлеченности
больше сравнений/контрастов больше развития
больше прямых обращений больше ссылок на личный опыт
больше выразительности больше непринужденности
больше динамики больше прямого контакта
больше активного залога меньше пассивного залога
больше повторов больше разнообразия
больше сокращений больше связок
больше глаголов больше простоты
больше англосаксонских слов меньше латинских слов
нарастание
На протяжении всей книги мы говорили об обращении к опыту слушателей как об одном из элементов индуктивного подхода. Мы объясняли, что на этом строится вовлечение аудитории в проповедь. Кроме того, переживание - это и цель проповедования: мы стремимся к тому, чтобы люди вместе с нами пережили не только возвещаемое нами благовестие, но и весь индуктивный процесс проповеди. Из этого следует, что, если оратор сможет ярко и выразительно воссоздать свой опыт, он наилучшим образом передаст его слушателям, и, следовательно, задача проповедника состоит в том, чтобы живописать свои переживания ясно, интенсивно и красочно. И вот здесь устный язык, со всеми своими особенностями, предоставляет для этого все возможности.
Посмотрите еще раз на последнюю таблицу. Продумайте, как в вашей следующей проповеди использовать перечисленные там особенности.
Сравнение. Ясность и интенсивность в передаче какого-либо впечатления можно усилить за счет его сравнения с другим. Это может быть подобие признака /”яркий, как новый пенни”/, сходство в поведении /”свирепый, как раненый гризли”/, сходство действия /”всякий раз, когда дождевая капля ударяла по лужице, она будто моргала”/.
Конкретность. Переживания и впечатления, описанные с помощью конкретных деталей, будут гораздо выразительнее.
И глаголы, и существительные имеют разную степень конкретности. Например, глагол “идти” можно конкретизировать: “ходить с важным видом”, “красться”, “мчаться”, “двигаться неуклюже” и т.д. Существительное “растительность” тоже может быть более конкретным и определенным - “куст”, “вечнозеленое дерево”, “виноградная лоза”, “подлесок” и т.д.
Знания и опыт слушателей определяют ту степень конкретности, которую использует оратор. Например, для большинства слушателей корова есть корова и гаечный ключ - это гаечный ключ. Но с фермерами о корове можно говорить конкретнее: это может быть корова по кличке Ангус, черная, худая, шестилетняя, хромая, больная, с глубокой седловиной и т.д. А для водопроводчиков гаечным ключом может быть закручивающий трубы, 24-дюймовый, ржавый, согнутый, расшатавшийся, старый и т.д.
Ясно и сильно передать впечатления помогают хорошо знакомые, привычные слова и выражения.
Обратите внимания, сколько коротких односложных слов в Нагорной Проповеди. Хотя самые короткие слова не всегда самые убедительные, желательно использовать столь знакомые, чтобы не требовалось никакого пояснения. В английском языке таковыми являются, как правило, слова англосаксонского происхождения.
Если вы сомневаетесь в этом, вас, наверное, убедит открытие одного из литературоведов. В своей книге “Cretive Writing for Advanced College Classes” Дж. Вильямс /G.C. Williams/ пишет, что 70-78 процентов слов, используемых большинством писателей, являются односложными. Среди них он называет Сомерсета Моэма, Синклера Льюиса, Роберта Стивенсона, Чарльза Диккенса и других. Если писатели такой величины стремятся к простоте, мы можем смело исключить из наших еженедельных проповедей некоторые многосложные слова и выражения. Возможно, мы потеряем в глубине, но выиграем в ясности и действенности.
Выразительному описанию впечатлений и передаче личного опыта способствует употребление слов, вызывающих сразу несколько ощущений, включающих несколько каналов восприятия.
Например, глаголы “хлестать”, “рыдать”, “рубить”: каждый из них пробуждает сильные зрительные, слуховые и двигательные образы /ощущения/. Прилагательные “смоляной”, “снежный”, “сырой”, “свинцовый”, “огненный” вызывают, как минимум, два ощущения. “Смоляной” - ощущение липкости и черного цвета; “огненный” - зрительный образ пламени и осязательное ощущение горячего, и т.д. Задействовав одновременно несколько каналов восприятия, такие слова привлекают внимание слушателей сразу несколькими способами. Пример современной проповеди, которая использует особенности устной речи и которая включает сравнения, а также конкретные, простые и мульти-сенсорные слова /как и многие другие характеристики устного стиля, приведенные в таблице/ вы найдете в Приложении 1, в проповеди “Плачет ли Иисус?”. Библейским примером устных проповедей, со всеми их особенностями, являются проповеди Иисуса.
Вернемся к Нагорной проповеди. Мы уже говорили, что Иисус использует прямое обращение к собравшимся /221 раз “вы” или “ваше”/, вопросы /19/ и простые, односложные слова. Кроме того, в проповеди, состоящей из 2320 слов, Он употребляет 404 глагола, придающих ей энергию и живость, и 320 местоимений. Он приводит двадцать явных контрастов и гораздо больше сравнений и примеров. Широко используются соединительные слова: “ибо”, “итак”, “но”, “чтобы”, “ни ..., ни ...”.
Еще одним характерным примером являются повторы: “небеса” /18 раз/, “Отец”/17 раз/, “А Я говорю вам”/14 раз/, “Царство” /8 раз/, “вы слышали”/6 раз/.
Устная речь Иисуса сохраняется во всех Евангелиях. В Евангелии от Марка, например, притча о семени содержит:
106 слов
6 предложений
18 слов в предложении
25 глаголов
20 существительных
21 наречие
16 союзов
12 местоимений
3 предлога
4 прилагательных
Эту притчу можно кратко выразить с помощью 12 простых слов - 6 существительных и 6 глаголов:
сеятель сеял, зерно упало,
птицы поклевали, солнце иссушило,
терние заглушило, земля уродила.
Сравнив тридцать притч /15 у Матфея и 15 у Луки/, мы видим, что у Матфея немного больше глаголов, однако у того и другого предложения, в среднем, содержат восемнадцать с половиной слов, два с половиной существительных /13,5 процентов/, три с половиной и, соответственно, четыре глагола /19,2 и 21,4 процента/. Это значит, что каждое пятое слово Иисуса - глагол. Прилагательных в предложении менее одного, что составляет около пяти процентов от общего количества слов в притчах. У Луки, в притче о милосердном самарянине неожиданно используется сорок два местоимения в девяти стихах /в английском тексте. - прим. перев./.
Речь Иисуса - это всегда образец проповедования живым разговорным языком, и я настоятельно советую своим студентам изучать технические приемы Его речи, дабы лучше понять особенности устных выступлений.
Кроме того, я использую еще одно эффективное упражнение, которое помогает усвоить особенности устного стиля и учит умению ярко передавать впечатления. После обсуждения компонентов, характерных для устной речи, я прошу их написать об одном из наиболее ярких впечатлений или воспоминаний и сделать это как можно более выразительнее, используя элементы устного стиля. В конечном счете, они должны передать свой опыт таким способом и в таких словах, которые заставят других услышать, увидеть и его как свой собственный.
Я бы предложил каждому проповеднику, который хочет понять, что такое устный стиль, постараться выполнить такое упражнение. Это, как правило, как интересно, так и полезно. После такого эксперимента вы по-другому посмотрите на свои недавние проповеди и исправите их таким образом, чтобы помочь слушателям увидеть, услышать и почувствовать все то, о чем вы проповедуете.
Овладев приемами устной речи, вы откроете еще один источник действенности и убедительности вашей проповеди, увидите, что это простой, но в то же время ценный способ вовлечения людей в процесс проповедования.
Как произносить проповедь?
Третий и последний аспект выступления с проповедью, влияющий на вовлечение слушателей, - это способ ее произнесения. Конечно, контакт с аудиторией и устный стиль изложения являются частью этого процесса, но произнесение представляет собой нечто большее. Это процесс, посредством которого результат нашей работы - планирования, обдумывания, исследования и молитвы - передается слушателям. Когда мы знаем, что сказать и сделать, встает вопрос - как говорить и делать?
Значение того, как произносится проповедь, трудно преувеличить потому что именно это видят наши слушатели. Долгие часы подготовки, фактически, всегда остаются за “кадром”, и для тех, кто нас слушает, только то, что мы говорим и делаем в эти несколько минут, когда стоим за кафедрой, является проповедью. Будет ли она успешной или потерпит неудачу зависит от того, как мы ее произнесем.
Читать написанный текст или говорить “без бумажки” - вот два наиболее распространенных способа изложения проповеди. Но на их вариантах построено все разнообразие проповедования. С одной стороны, тщательно подготовленный текст может быть так хорошо отрепетирован, что произносится целиком по памяти. Другая крайность состоит в том, что проповедь, произносимая без написанного текста, может быть так слабо подготовлена, что становится, по сути дела, экспромтом.
Нет необходимости объяснять, в чем заключается первый способ - чтение подготовленного текста; название говорит само за себя. Однако второй способ - произнесение без текста - может, видимо, вызвать некоторое недоразумение.
Даже на ежегодных Лекциях по проповедованию, проводимых в Лайман Бичер, некоторые преподаватели неодобрительно отзываются о произносимых без написанного текста выступлениях, видя в них попытку говорить без предварительной подготовки, экспромтом. Эти критики смешивают два совсем разных понятия: импровизационную речь и подготовленное, но произнесенное без написанного текста выступление.
Дело в том, что успешное проповедование без текста требует большей подготовки, чем зачитывание подготовленного текста. Ведь для этого необходимо, чтобы проповедник был настолько хорошо подготовлен, настолько хорошо знаком со всем материалом, что мог бы сделать большое серьезное сообщение, не зачитывая его по написанному тексту.
Существует множество исследований, показывающих, какова реакция слушателей на проповедь в зависимости от того, читается ли она “по бумажке” или говорится свободно, с использованием только каких-то записей справочного характера. Оказывается, что во втором случае информации запоминается примерно на 36 процентов больше. Кроме того, дополнительные исследования показали, что к проповедникам, говорящим без написанного текста, аудитория относится с большей симпатией и слушает их более внимательно.
Я вовсе не хочу сказать, что проповедь не может быть успешной и что она не может увлечь слушателей, если проповедник читает ее по тексту. В течение восемнадцати лет каждую неделю я имел возможность учиться служению у доктора Дэвида Симэнда, который из недели в неделю, из года в год не перестает удивлять последовательностью изложения, исключительной плодотворностью, проницательностью и умением поставить проблему. Он так хорошо подготовился и проповедует с такой естественностью, что иногда лишь немногие из его слушателей понимают, что он слово в слово читает заранее написанный текст.
Итак, проповедовать по тексту можно, и это может быть сделано хорошо. Но на каждого одного проповедника, который делает это успешно, приходится, как я видел, сто таких, которые настолько связаны своим текстом, что большинство их слушателей начинают мечтать или дремать, чтоб только не слышать этой нудной речи своего проповедника.
Но не только слушатели имеют свое мнение по этому поводу. Джордж А. Батрик, английский пресвитерианский пастор, автор книг, профессор и преподаватель ряда учебных заведений утверждает: “Текст, даже выразительно и с чувством прочитанный, является, как правило, преградой между проповедником и людьми”. Генри Вард Бичер, который около сорока лет проповедовал в переполненной Плимутской церкви в Бруклине, однажды сказал: “Читать проповедь по тексту - все равно, что здороваться не сняв перчатку; говорить же, не пользуясь текстом, значит протягивать теплую ладонь, открытую для приветствия”.
Жан Кальвин /хотя по своим склонностям он был не столько проповедником, сколько ученым/ являлся решительным поборником произнесения проповеди без текста. Действительно, он не останавливался даже перед тем, чтобы заявить, что только в таком роде проповедования происходит излитие Святого Духа. Представление, которое сложилось о Кальвине, как о холодном, унылом, педантичном, погруженном в рукопись проповеднике, совершенно не соответствует действительности. Он никогда не говорил по написанному тексту. Многие свои проповеди он произносил вообще без всякой специальной подготовки, совершенно импровизированно. И в некоторых из них это видно. Но прежде чем осуждать его за это, мы должны осознать, что его постоянные и широкие научные занятия и были той подготовкой, достаточной для того, чтобы в течение многих лет проповедовать почти ежедневно.
Могло ли быть простым совпадением то, что величайшее возрождение и рост церкви происходил, как правило, в те периоды истории, когда проповедование без написанного текста было живым и важным элементом религиозной жизни? В течение столетий в Англии и на континенте для христианских служений было более характерно чтение проповеди по тексту. Но величайшее евангельское пробуждение выросло из мощного, живого проповедования таких людей как Уэсли, Уайтфильд, Флетчер, Коук, Нельсон и им подобных, которые никогда не проповедовали по готовому тексту. Действительно, насколько Великое Пробуждение и последующий рост баптистских, методистских и пресвитерианских церквей обязано свободному, не привязанному к тексту проповедованию, которое так отличалось от того, чем обычно церковь окормляла свою паству? Возможно, подобными причинами объясняется упадок основных деноминаций и удивительный рост фундаментализма и пятидесятников, которые мы наблюдаем сегодня. Это интересные вопросы, и ответить на них непросто.
Но ключ к ним можно найти у одного церковного историка, жившего более чем сто лет назад, который писал о первых методистских проповедниках так: “Они проповедовали горячо и открыто. Они отбросили ту скучную, холодную, тяжелую, безжизненную манеру проповедования, которая привела к тому, что скука проповеди стала притчей во языцех. Они провозглашали слова веры с пламенным убеждением и говорили о жизни с энергией и воодушевлением”.( John C.Ryle, The Christian Leaders of the Last Century, London: T.Nelson and Sons, 1869).
Несмотря на данные исследований и свидетельства истории, многие проповедники упорно придерживаются привычки читать проповедь по тексту, аргументируя это тем, что записанная проповедь сохраняется во времени. Но это свойство печатных текстов не имеет почти никакого значения для большинства слушателей и проповедников. Кто читает напечатанные проповеди прошлого столетия или даже последних десятилетий? Только учащиеся семинарских классов по проповедованию. Некоторые из проповедников читают специальные издания. Кто еще? Почти никто проповедей не читает, но миллионы людей слушают их каждую неделю.
Так как проповеди всегда слушаются и почти никогда не читаются, следует больше заботиться о том, как сказать то, что мы хотим сказать, чем о том, как это написать. Если нас беспокоит, как сохранить отдельную, заслуживающую особого внимания проповедь, можно последовать совету Августина, который предлагал записывать проповеди только после их произнесения. К тому же сегодня мы можем с легкостью воспользоваться возможностью, которой у Августина не было,- записать проповедь на магнитофон.
Но забота о сохранении проповеди - не единственная причина, по которой многие отрицательно относятся к проповедованию без готового текста. Скорее всего это можно объяснить тем, что большинство проповедников не привыкли говорить без опоры на текст и боятся этого. Нужно преодолеть свою неуверенность, чтобы выйти к слушателям без привычного текста или обширных записей. Но Броудус побуждает к такой перемене, советуя : “Бросайтесь в это, даже если вы с ног до головы охвачены трепетом”. Сперджен призывал молодых проповедников любой ценой развивать умение говорить свободно и пользоваться им постоянно, всегда помня, что его можно как приобрести, так и утратить.
Себя можно переделать. Многие проповедники отказываются от текста без особых колебаний, так как они уже приобрели уверенность и опыт проповедования. Другие, после того, как много лет писали тексты своих проповедей полностью, сознательно отучают себя от этого, делая сначала только план и краткие записи и переходя, в конце концов, на проповедование без каких-либо записей вообще.
Стоит некоторым пасторам лишь услышать, что им надо читать “без записей”, как колени у них начинают стучать с такой силой, что это слышно от хоров до притвора. Тем не менее даже если вы запишите эти пространные цитаты, путаную статистику и длинные подробности, они все равно не сделают проповедь эффективной или сделают лишь в малой степени. Напротив, легко запоминающиеся цифры, выразительные, короткие цитаты и детали, сказанные на память, послужат этому, избавив от всех тех неудобств, которые порождаются чтением подробных цифр и длинных, сухих цитат. Но используете ли вы записи или нет, свободное проповедование без текста - лучший способ говорить о жизни и вере.
Действительно, если бы нашим слушателям пришлось выбирать между проповедником, который говорит по тексту и чья речь построена по всем сложным правилам ораторского искусства, взятым из учебника Кеннета Берка, проповедником, который следует иногда банальным и совершенно прагматическим рекомендациям книги Д. Карнеги “Как приобрести уверенность и научиться говорить, выступая публично”, перевес был бы явно на стороне последнего.
Ибо есть что-то гораздо большее, чем простая банальность, когда Карнеги говорит: “говорите только о том, что /1/ вы хорошо изучили и знаете по собственному опыту; /2/вас волнует; /3/ чем вы жаждете поделиться со слушателями”.
Предложения Карнеги просты. Он говорит: не записывайте свои выступления; не старайтесь запомнить все слово в слово; насыщайте выступление иллюстрациями и примерами; узнайте о предмете разговора в сорок раз больше, чем сможете сказать; отрепетируйте свое выступление перед друзьями; вместо того, чтобы волноваться, займитесь причинами, которые вызывают это беспокойство /”Если вы считаете, что ваша позиция правильна, то все получится “/ и никому не подражайте - будьте самим собой.
Я уверен, что, следуя этим правилам, можно наговорить много непродуманной и пустой чепухи. Но я также знаю, что тысячи проповедей, которые я слышал, были бы гораздо лучше, если бы проповедники воспользовались хотя бы двумя-тремя из этих рекомендаций.
Конечно, проповедование без опоры на текст не лишено своих опасностей. Спэрджен, будучи решительным сторонником именно такого проповедования, предупреждал тех, кто хотел бы последовать его примеру /выступать без написанного текста/: “Берегитесь того, чтобы ваш язык опережал ум. Старайтесь избегать косноязычия, не болтайте банальностей, боритесь с умением говорить ни о чем.
Братья мои, это опасный дар - способность очень долго говорить и в конце концов ничего не сказать ... Растянутая чепуха - это позорный и постыдный факт необдуманных заранее выступлений. Даже если нечто несущественное выразить красиво и точно, какая в этом польза? Пустота порождает пустоту. Неподготовленная речь - это туча без дождя, колодец без воды, это роковой дар, губительный как для его обладателя, так и для слушателей”.
В этих словах кратко и точно выражены основные опасности. Слишком много произносимых без текста проповедей свидетельствуют об отсутствии глубины, побудительного мотива и главной мысли, которая являлась бы стержнем всего выступления. Но всех этих недостатков можно избежать при помощи соответствующей подготовкой. Поэтому они не являются достаточной причиной, чтобы отрицать такой метод проповедования в целом, особенно если он имеет так много преимуществ, говорящих в его пользу.
Основная ценность этого метода заключается в его естественности. Он лучше выявляет личные качества и установки проповедника, о которых мы говорили ранее. Он более убедителен, потому что лучше выражает искренние убеждения проповедника. И если мы хотим вовлечь слушателей в нашу проповедь, они должны видеть нашу убежденность. Лучше допустить какие-то ошибки в речи, чем показаться холодным и равнодушным. Конечно, мы должны говорить грамматически и синтаксически правильно, но не за счет искренности. Отсутствие готового текста позволяет говорить с большей эмоциональностью и увлеченностью. А это, в свою очередь, помогает увлекать аудиторию.
Выступление “без бумажки” - это выступление, сосредоточенное на мысли, а не на ее словесном обрамлении. Его целью является не отполированная до блеска риторика, а мысли, навсегда оставшиеся в памяти слушателей. Кроме того, если проповедник не связан готовым текстом, он имеет возможность прямо по ходу выступления скорректировать свою проповедь в зависимости от реакции слушателей. Есть и дополнительное преимущество у таких незаписанных проповедей, которое состоит в том, что их легче переработать и приспособить к выступлению по другому поводу.
Еще одно преимущество свободного изложения проповеди заключается в том, что оно идеально удовлетворяет принципам индуктивного проповедования. Индуктивный подход не требует жесткого логического развития; ему больше соответствует свободное /в разумных пределах/ течение мысли, а не безукоризненный порядок больших и малых логических посылок. Повествование, примеры и другие составляющие индуктивной проповеди легче вспомнить и изложить, если не связывать себя готовым текстом.
Любой индуктивный подход к общению с людьми может быть в значительной степени усилен отсутствием при этом заготовленного текста, потому что такое выступление создает ощущение сиюминутного, поступательного процесса. Говорить, не пользуясь написанным текстом, значит размышлять в присутствии аудитории, что свидетельствует об обращенности проповедника к слушателям и в то же время привлекает их к участию в этом мыслительном процессе.
Я слышал очень много проповедей, которые, по-видимому, порождены надуманной необходимостью делать выбор между красноречивой эффектной проповедью и достижением заметных результатов. Вопрос не следует ставить таким образом. Если проповедник не стремиться к результативности, он не сможет сказать яркой и выразительной проповеди.
Никогда не следует стремиться произвести впечатление своим красноречием. Мы должны, в первую очередь, стремиться к общению и взаимопониманию. Мы должны проповедовать не для внешнего эффекта, а для эффективности. Чтобы проповедь была эффективной, нам нужно вовлечь в нее наших слушателей. А как мы уже говорили, эта способность и является сильной стороной индукции.
Только такое изложение проповеди, которое сочетает прямой контакт со слушателями, устный стиль и отсутствие заготовленного текста, наиболее способствует достижению нашей цели.
ГЛАВА 12
В майские выходные на праздник современной христианской музыки из разных штатов съехалось двенадцать тысяч человек. Во все стороны от импровизированной сцены на тысячи футов по травянистому склону тянется своеобразный амфитеатр. Разбросанные повсюду одеяла и брезентовые палатки свидетельствуют о временном прибежище самых разных компаний, собравшихся вместе, чтобы развлечься музыкой вперемежку с поглощением припасенных хот-догов и другой походной еды.
Всякий раз после очередного выступления в толпе начинается движение, и время от времени кто-то затевает игру в футбол или что-нибудь еще. Обстановка непринужденная, подобно морю толпа находится в постоянном движении.
Какая-то группа заканчивает свое выступление, грохот постепенно смолкает и ведущий громко и напористо объявляет: “А теперь перед нами - один из ведущих американских молодежных проповедников. Вот он! Поприветствуем его...”.
Оратор подходит к микрофону, вынимает из кармана Библию и говорит: “Я прочту вам несколько стихов”.
В тот же миг по толпе прокатывается волна, и примерно тысяча человек встает и начинает пробираться к краю. В этот день оратор выступает три раза. Три раза он начинает с того, что открывает Писание и читает стихи, и все три раза из-за какой-то протестантской формальности при первых же его словах около трех тысяч человек спешит куда-то уйти.
И тем не менее этот оратор хорошо знает молодежь. Каждая его проповедь приковывает к себе внимание десяти тысяч человек, и все двадцать минут они остаются на месте. Все, что он говорит, опирается на их переживания, опыт, образ жизни. Он приводит и научные доводы, и примеры из жизни. Он рассказывает различные истории. Содержание и построение его проповеди отвечают индуктивным принципам; он не делает никаких утверждений заранее, пока слушатели вместе с ним не придут к определенному выводу.
Очевидно, что он хорошо подготовился к выступлению.
Стоя на сцене, которой служит грузовик с прицепом, он находится в отличном контакте со слушателями: взглядом, жестами, словами, всей манерой изложения в целом. Он в полной мере использует все возможности индукции.
И он добивается хороших результатов. Всякий раз, когда он после проповеди приглашал к исповеди, поток молодых людей устремлялся к зданию за сценой, чтобы поговорить с его помощниками. Три проповеди, три приглашения - и сотни молодых людей открыли Христу свое сердце.
Я с интересом наблюдал, как разворачивались события этого дня. В тот же день, у того же проповедника и даже на той же самой проповеди я видел две противоположных реакции. Как в дурном сне, который, наверное, часто мучит проповедников, тысяча слушателей разошлась сразу, как он начал говорить. Но все-таки сотни молодых людей вышли вперед, чтобы засвидетельствовать свою преданность Христу.
Я вспоминаю здесь этот пример, потому что он один показывает разные реакции, которые могут ожидать проповедника, - и ту, которой мы боимся, и ту, о которой молимся.
Вовлечение. На протяжении всей книги мы говорили, что вовлечение слушателей, их участие в проповеди является тем ответом, который мы стремимся получить от них, целью нашего проповедования, чашей Грааля нашего призвания.
Мы говорили о некоторых индуктивных способах достижения этой цели, но мы не рассматривали само это понятие.
Очевидно, что, если после проповеди сотни людей свидетельствуют о своих христианских убеждениях, вы, вероятно, сумели сделать их участниками проповеди. Но, если тысяча людей встают и уходят, как только вы начинаете говорить, значит, вы, наверняка, не сумели добиться этого.
Что же значит эта реакция, называемая нами вовлечением?
Как одна и та же проповедь может вызвать такие разные реакции? Как вовлечь слушателей в проповедь?
Реакция аудитории - наименее предсказуемая величина в нашем проповедовании. Аудитория - это та часть коммуникативного процесса /а он, если вспомнить Аристотеля, состоит из трех слагаемых/, которая не находится под прямым контролем оратора. Поэтому в поведении аудитории всегда таится большая опасность для проповедника и возможность его полной неудачи.
Наверное, эта непредсказуемость, эта неспособность вызвать заранее предопределенную реакцию слушателей и является главной причиной, почему большинство учебников по проповедованию так мало или почти ничего не говорят о самих людях, которые приходят слушать нас. Вместо этого специальная гомилетическая литература и даже более популярные книги по этой теме почти исключительно посвящены проповеди и самому процессу проповедования.
Игнорируя фактор аудитории, гомилетические учебные пособия как будто хотят сказать, что современная проповедь может быть сделана по единому образцу, как товары с этикеткой “один размер для всех”. Однако мало кто из самих авторов на самом деле считает, что одна и та же проповедь, произнесенная одним и тем же образом, годится и для пожилых людей, и для учащихся средней школы. Здравый смысл со всей очевидностью показывает, что проповедь надо как-то изменить и приспособить к слушателям, иначе мы очень быстро потеряем контакт с ними.
Процесс коммуникации невозможен без аудитории и ее отклика. Без внимательного отношения к этому аспекту проповедования, мы обрекаем себя на неудачу и теряем всякую надежду на то, что слушатели примут участие в нашей проповеди.
Следует учитывать, что нельзя полностью застраховаться от неудачи, потому что, каков будет ответ аудитории, зависит, в конечном счете, только от нее. Даже Святой Дух не может насильно добиться от нее покорности. Но надежда на вовлечение и участие слушателей в проповеди неизмеримо возрастет, если мы будем знать и учитывать то, что побуждает их к ответу /иначе говоря, мотивацию ответа/.
Мотивационная психология - один из самых сложных и спорных разделов психологической науки. Но, если кратко, большинство современных теорий утверждает, что проявлению реакции или какому-то действию человека предшествуют несколько определенных ступеней. Если мы хотим получить ответную реакцию на нашу проповедь, она должна вызывать и стимулировать каждую из этих ступеней:
1.Внимание - информация воспринимается, слова
различаются, осознанное слушание имеет место.
2.Оценка - все, что говорится, оценивается как хорошее
или плохое, вредное или полезное.
3.Осознание - желания, склонности, побуждения
становятся явными и определенными.
4.Решение - после того, как все положительные и
отрицательные моменты взвешены, выбирается действие.
Индуктивное проповедование без труда соединяется с этими стадиями мотивационного процесса. Например, если мы начинаем проповедь, опираясь на опыт и нужды слушателей, это повышает наши шансы на первой ступени. Положительный опыт, хорошие воспоминания и создание картин лучшего будущего могут иметь большое значение на второй ступени. Затем индуктивная проповедь достигает момента открытого проповедования /третья ступень/ и, наконец, предлагается выбор /четвертая ступень/.
Если мы хотим вызвать отклик у слушателей, наша проповедь должна способствовать их продвижению по всем четырем мотивационным ступеням. И мы можем направлять их /время от времени мягко подталкивая/ по этому пути к ответу, если мы знаем и используем сочетание четырех различных факторов побудительного характера.
Во второй главе мы кратко касались первого фактора - мы говорили об этической притягательности самого оратора, как личности, обладающей умом, христианским характером, доброй волей и чувством долга. Симпатия, которую вызывает проповедник, помогает создать тройственные взаимоотношения, связывающие проповедника и его проповедь со слушателями. Когда слушатели принимают проповедника, они более охотно принимают и его проповедь, и шансы на их положительный отклик резко увеличиваются.
Нет необходимости повторять то, что говорилось во второй главе о значении личности оратора, который, по Аристотелю, является первым компонентом коммуникационного процесса.
Но из предшествующего обсуждения этой темы должно быть понятно, что одной из сильных сторон индуктивного подхода является идентификация /солидаризация, отождествление/ между проповедником и аудиторией. Именно она составляет ту основу, на которой строятся все остальные типы обращения к слушателям. Без этой твердой опоры они не были бы так значимы.
Так, вторым фактором, который находится в нашем распоряжении, является обращение к разуму слушателей. Мы можем привести слушателей к желаемому ответу на нашу проповедь средствами логики и разума, усилив их убедительными и интересными дополнительными фактами. Многие аспекты индуктивного проповедования, о которых мы говорили в этой книге, особенно принципы индуктивной логики, индуктивного развития и различные структуры индуктивной проповеди, привлекают слушателей именно своей разумностью и целесообразностью.
Хотя я никогда бы не стал утверждать, что только с помощью индуктивный подхода наша проповедь может обратиться на разум слушателей, все-таки логика здравого смысла ближе к ежедневному опыту людей, чем доводы дедукции. Кроме того, как отмечалось раньше, индуктивная логика в большей степени открывает проповедника слушателю.
После занятий по индуктивному проповедованию один из моих студентов сказал: “Такая проповедь убедила меня и привела к Господу. До этого я очень любил спорить. Я спорил с каждым проповедником и всякий раз побеждал, по крайней мере, мне так казалось. Однажды я услышал по радио проповедника, который говорил совсем по-другому. Он начал проповедь с того, в чем я был заодно с ним. Так как мне не пришлось спорить, я начал соглашаться с ним. Он убедил меня с помощью моего собственного здравого смысла”.
Другой студент, стоявший рядом с нами, добавил: “Какой-нибудь критически настроенный профессор истории из вашей общины может начать разбирать вашу проповедь по кусочкам, от параграфа к параграфу, если вы начнете с каких-либо положений, в типичной гомилетической манере. Но начав с некой исходной общей точки, с того, на чем стоит и он, вы лишаете его возможности с самого начала вступить с вами в спор”.
Конечно, нет никакой гарантии, что какой-то враждебно настроенный слушатель согласится с вашим выводом, к которому вы придете в конце проповеди. Но чем дольше вы сможете держать аудиторию в согласии с вами, заставляя ее признавать разумность все новых и новых аргументов, тем выше шансы на положительный отклик на вашу проповедь.
Третьим средством, доступным каждому проповеднику, является обращение к эмоциям аудитории. Зачастую неверное понимание и использование этого фактора в прошлом, вызвало критическое отношение к нему и привело к тому, что он мало используется в современном проповедовании.
Когда многие современные проповедники слышат об эмоциональной проповеди, они представляют себе евангелистов которые, проповедуя на открытых площадках, зычным голосом пламенно изрыгают страшные угрозы, или известных ораторов прошлого, добавляющих в свои проповеди слезливые, душещипательные истории, тщательно рассчитанные на то, чтобы манипулировать слушателями, пользуясь чувствительностью их сердец и играя на сфабрикованном чувстве вины.
Эмоциональность, однако, не должна быть напускной, чрезмерной или манипулирующей. Чуткий, честный проповедник может эффективно использовать эмоциональное воздействие, если его чувства искренни и вызывают доверие у современной, искушенной аудитории. Так как эмоциональное воздействие - это нечто гораздо большее, чем театральные представления или монументальные, витиеватые сочинения.
Индуктивное проповедование, по самой своей природе,должно обращаться к эмоциям слушателей, потому что оно всегда начинается с самого важного для наших прихожан, затрагивая их нужды, ценности, опыт и переживания.
С эмоциями связана настолько большая часть жизни, что включение многих индуктивных элементов, так или иначе связанных с реальным опытом /о которых мы говорили раньше/, как раз и послужит их пробуждению и проявлению. Если мы осознаем этот потенциал, учтем его возможности и даже как-то рассчитаем и спланируем его действие, тогда обращение к эмоциям слушателей повысит воздействие проповеди и вызовет отклик аудитории.
Например, восприятие окружающего мира посредством пяти органов чувств пробуждает наши эмоции. Когда человек что-то видит, слышит, осязает, пробует на вкус или запах, он реагирует эмоционально. Классический примером такой реакции может служить одна из проповедей Генри Уорда Бичера, когда он накануне Гражданской войны ездил по Великобритании, призывая английских рабочих поддержать хлопковую блокаду.
Первое выступление прошло впустую: полтора часа он говорил под насмешки и свист толпы, симпатизирующей Южным Штатам.
Через несколько дней он должен был выступать в одном из центров текстильной промышленности, где его ожидала еще более враждебная аудитория, потому что английские фабрики зависели от труда рабов на хлопковых плантациях. Бичер взошел на платформу, волоча за собой тяжелые цепи, с грохотом бросил их и воскликнул: “Этими цепями сковывают руки людей”. В этот день никто не прервал его проповедь, потому что вид и грохот этих железных оков подействовали на эмоции его слушателей.
Очевидно, что возможности использования этого метода /”показывай и рассказывай”/ ограничены. Но при творческом подходе можно найти много эффективных наглядных примеров и визуальных средств воздействия, пригодных для проповедования с кафедры. На чувства слушателей можно воздействовать и вербально, с помощью конкретной “сенсорной” лексики и ярких описаний.
Эмоции зависят не только от физических ощущений. Они тесно связаны и с нашей памятью, так что, вызывая у наших слушателей воспоминания, мы тем самым пробуждаем их чувства.
Воображение тоже очень часто связано с эмоциями; погружая людей в мир мечты и воображения, мы помогаем проявиться их внутренним скрытым чувствам. Проявлению и выходу эмоций способствует и настроение; поэтому создавая и поддерживая на проповеди соответствующее настроение, мы делаем ее более эффективной.
Наверное, самым распространенным и наиболее эффективным средством, вызывающим эмоции слушателей, являются различные истории, случаи, примеры, взятые из реальной жизни. Значение этого еще раз подчеркнул доктор Эвин Адамс в своей работе о взглядах Кьеркегора на природу общения и о том, как их можно применить, проповедуя христианство в Японии. Адамс был создателем и директором методистского радиовещания в Хоккайдо. Он говорит: “Каждые шесть месяцев мы обращались к прохожим на улицах с просьбой оценить наши передачи. Мы сделали несколько неожиданных открытий относительно распространения евангельской вести:
/1/ Людям нравятся истории;
/2/ Им нравятся истории о людях;
/3/ Им нравятся истории, рассказанные с пафосом;
/4/ Чувства - ключ к убеждениям.
Когда мы воспользовались этими соображениями в наших радиопередачах, положение изменилось к лучшему. Мы вкладывали в передачи больше сердечной теплоты и чувств, и письма слушателей наполнили наши почтовые ящики.
Чувства являются ключом к убеждениям - даже для эмоционально сдержанных восточных людей. Наши передачи пользуются успехом даже у тех, кто, казалось бы, в жизни не проявляет заметных эмоций в ответ на обращение к их чувствам".
Взгляд Кьеркегора на общение как на интеллектуально-эмоциональный процесс включает два аспекта: диалектический, интеллектуальный, где безраздельно господствуют теория, логика и разум, и эмоциональный, чувственно-интуитивный, где правят эмоции. Проповеди, посвященные догматическим и теологическим вопросам, часто имеют сугубо интеллектуальный характер. И, конечно, в этом нет ничего плохого. Но зачастую в своем стремлении к учености мы преувеличиваем значение мыслительной, интеллектуальной сферы и преуменьшаем роль эмоций, чувств, интуиции и личного контакта в нашем проповедовании.
Мы забываем, что люди не только думают, но и чувствуют.
Более того, большую часть своей жизни они живут в сфере чувств и взаимоотношений. Даже великие мыслители, в основном, живут эмоциями. Те, кто думает, что живет только разумом, большую часть жизни живет в мире чувств.
Мы знаем, что конкретные жизненные примеры и переживания тоже несут информацию и, чтобы понять это, не надо ездить в Японию: достаточно взглянуть на публикации в прессе.
“Reader`s Digest”, например, в каждом своем выпуске печатает глубоко проникновенные рассказы, о которых узнают около ста миллионов читателей. “Guideposts” каждый месяц рассказывает различные истории в таком чувствительном стиле, что некоторые скептики усматривают в нем явную сентиментальность. Можно сказать, что эти журналы тоже о чем-то сообщают.
Подобные истории каждый день показывает и телевидение.
Почему большинство телезрителей говорят, что они смотрят эти мыльные оперы, чтобы найти ответы на проблемы своей жизни?
Обращаться во время проповеди к эмоциям слушателей - это не значит разыгрывать за кафедрой драму из жизни или делать из воскресной проповеди мыльную оперу; так мы зайдем слишком далеко. Но дело в том, что мы вообще редко идем в этом направлении. Впечатления и переживания повседневной жизни остаются за пределами слишком многих проповедей. Когда это происходит, когда рассудок главенствует, а сердце никак себя не проявляет - наши проповеди остаются без ответа. Чтобы проповедь стала убедительной, нужно объединить в ней обращение к этическому, эмоциональному и рациональному началам.
В дополнение к этим традиционным типам воздействия, которые были определены еще Аристотелем, но не всегда применялись, современная когнитивистика предлагает другой мотивационный фактор. И хотя этот четвертый фактор часто совпадает с эмоциональным и рациональным воздействием, о которых уже шла речь, недавние открытия в физиологии поднимают так много интересных вопросов, относящихся и к проповедованию, что об этом надо говорить как о новом, важном понятии. Назовем это обращением к сознанию в целом.
Во второй главе, рассматривая, как человек познает мир, мы вкратце познакомились с современными научными представлениями о том, что какие процессы идут в двух полушариях человеческого мозга. Оказывается, что большинство аналитических, теоретических, оценивающих, логических функций "приписаны" к левому полушарию. А правое полушарие отвечает, в основном, за образные, творческие, визуально-пространственные, интуитивные, целостные, невербальные процессы.
Веками традиционная гомилетика основной упор делала на вербальное, аналитическое, логическое воздействие левополушарных процессов. Она не задействовала такие правополушарные функции, как воспоминания, воображение, эмоции, нестандартное мышление, образное мышление, интегрирование личностного опыта.
Библия, напротив, обращается, в основном, к нашему правому полушарию. Невербальное, метафорическое, непреходящее, пророческое - все это блестяще используется в Писании. Индуктивные элементы и индуктивное развитие повествования, которые столь очевидны в Божьем Слове /о чем мы говорили в пятой и шестой главах/, по самой своей природе являются факторами воздействия на правое полушарие.
Таким образом, если мы хотим целиком задействовать сознание наших слушателей, если мы хотим увеличить их мотивацию к положительному ответу, необходимо, чтобы наша проповедь содержала все четыре вида обращения, которые мы рассмотрели. Перед тем, как произнести проповедь, хорошо бы спросить себя:
Подтверждается ли то, о чем я говорю, моим христианским характером?
Затронет ли проповедь эмоции слушателей?
Есть ли в ней рациональное начало?
Воздействует ли она на оба полушария человеческого мозга, что дало бы возможность вовлечь сознание слушателей в его целостности?
Если на все вопросы вы ответили положительно, ваша проповедь будет результативной.
На протяжении нескольких страниц мы говорили о том, как оратор может оказать влияние на реакцию своей аудитории.
Но какой реакции мы добиваемся? Через всю книгу проходит термин “вовлечение”. Но “вовлечение” для чего? С какой целью?
Чтобы меня не обвинили, что, говоря о том, как убедить людей, я забываю о Боге, заявляю, что никакой проповедник и никакая проповедь не изменяет человека. Сделать это может только Бог. Однако Он удостаивает нас чести принять участие в Его работе.
Нужно, чтобы наша цель была целью Бога, целью Евангелия. И такой целью является изменение человека и его жизни. Называем ли мы это ли убежденностью, предубеждением или христианский рост, ответ, которого мы хотим от слушателей, - это чтобы они изменились.
Мы хотим, чтобы изменились мнения и убеждения людей; для этого нужно обратиться к их разуму. Мы хотим изменить чувства - нужно обратиться к сердцу и эмоциям. И если это произошло, изменяются взаимоотношения и образ жизни, и это делает Бог.
Индуктивное проповедование может служить орудием Его работы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
После одного моего семинара в старших проповеднических классах один из студентов, бывший армейский полковник, завел со мной разговор. “В прошлое воскресенье, - сказал Дон, - когда я говорил свою учебную проповедь по индуктивному методу, один тридцатипятилетний человек поверил в Христа. Этот человек сказал, что он никогда прежде не слышал проповедника, который уважал бы его как личность. Мне кажется, что он в первый раз слушал проповедника, который пользуется индуктивным методом”.
“После того, как я стал христианином, я двадцать два года прослужил в армии, - добавил он, - поэтому я много где побывал. И за все эти годы я не видел церкви, где бы люди не нуждались в индуктивном подходе”.
“Хочу сказать вам, что я действительно убежден в индуктивном методе, - продолжал Дон. - Он очень помогает мне проповедовать. Я полностью изменил свое отношение к авторитарному проповедованию. Когда я говорю индуктивную проповедь, не только религиозные, но и даже самые секулярные люди в моей общине слушают и откликаются на мои слова”.
Вот уже более двадцати лет я помогаю молодым служителям церкви овладеть искусством проповеди. Это стало делом моей жизни. Этот опыт и отзывы моих учеников послужили стимулом для написания этой книги. Очень многие мои бывшие студенты, работающие по всей стране, приезжают, чтобы рассказать о результатах того проповедования, которому они учились в наших классах. “Индуктивная проповедь действительно срабатывает”. “Всякий раз, когда мне не удается быть индуктивным, реакция слушателей на мою проповедь резко падает”. “Когда я стал работать в новом приходе, индуктивная проповедь просто спасла меня”. “Все, что вы говорили об индукции, подтверждается в моем служении”.
Я не хотел бы утверждать, что индуктивная проповедь является универсальным средством, с помощью которого можно сразу же разрешить все проблемы современного проповедования. Но опыт всей моей жизни показал мне, что индуктивное проповедование содержит невероятные, еще неиспользованные возможности. Я продолжаю учить этому методу и отстаивать его, потому что он выдерживает три важнейших испытания в своей полезности и ценности.
Проверка Библией.
Действительно ли индуктивное проповедование имеет библейский характер? Мы может уверенно ответить “да”, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, как подчеркивалось в 5 и 6 главах, потому что оно соответствует природе Иисусовых проповедей и большинству других проповедей, запечатленных в Библии, а также стилю самой Библии в целом как посланию Бога человечеству, в котором Он пользуется индуктивными средствами.
И во-вторых, как я старался показать в 7 и 8 главах, смысл, идея индуктивной проповеди может и должна быть такой же библейской, как и в любой другой проповеди, независимо от классификации. Я хочу еще раз подчеркнуть, что истина, которую мы провозглашаем, суть нашей проповеди - это всегда Слово Божие. Тот факт, что индуктивная проповедь достигает этой истины в конце, а не заявляет о ней в самом начале, не значит, что она не является основополагающей для нашей проповеди.
Возможно, у некоторых читателей притязания предыдущего параграфа вызовут резкое неприятие. Рукопись этой книги была прочитана и подвергнута резкой критике верными сторонниками экспозиторного проповедования, которые сомневались, что метод, не требующий последовательного толкования библейских стихов, может соответствовать Библии.
Эти критики индуктивного метода, возможно, будут удивлены, что я могу согласиться с Джоном Стоттом, который в своей работе “Между двумя мирами” / “Between Two Worlds”, Grand Rapid| Eeardmans, 1982/ утверждает “Всякое истинное проповедование есть проповедование экспозиторное”. Стотт продолжает: “Если под “экспозиторной” проповедью понимать толкование длинного отрывка из Писания посредством последовательного объяснения каждого его стиха, ... то это будет неправильным употреблением этого слова. Собственно говоря, слово “exposition” /”толкование, объяснение”/ имеет гораздо более широкое значение. И оно скорее относится к содержанию проповеди /каковым является библейская истина/, чем к ее форме /последовательный комментарий текста/. Толковать Писание - это значит выявить скрытый смысл текста и представить его на рассмотрение. Таким трудным текстом, требующим обсуждения, может быть стих или предложение, или даже одно слово. Равным образом, это может быть параграф, глава или книга в целом. Независимо от того, большой это отрывок или маленький, обязанность интерпретатора состоит в том, чтобы ясно, просто, точно раскрыть его смысл, показать его актуальность, не привнося при этом ничего лишнего, не упустив ничего важного и не допуская никаких искажений.
Проверка историей.
В немалой степени эта книга возникла в результате длительного изучения деятельности девяноста шести проповедников и рассмотрения четырехсот одиннадцати проповедей, включенных в 13-томный труд Twenties Centuries of Great Preaching /составленный M.Pinson, Jr. и Clyde E.Fant, Jr.,Waco, Texas| Word Books, 1971/. Внимательное изучение образцов проповедей наиболее действенных проповедников от Иисуса, Павла и Августина до Хельмута Тилике, Мартина Лютера Кинга и Билли Грэма показывает, что их проповеди опирались на использование индуктивных элементов, на индуктивные установки и структуру. /См. в Приложении 3 краткий обзор деятельности каждого из 96 проповедников, в котором показана их ориентация на индуктивный метод/.
Практически все эти проповедники, достойные упоминания как выдающиеся мастера своего дела, показывают те или иные сильные стороны индукции.
Через все столетия прошел этот индуктивные метод, с помощью которого учили и проповедовали те христианские миссионеры, которые добились в своей деятельности наибольших результатов. Они всегда начинали развивать свою мысль с того, что было близко всем слушателям и затем вели их к принятию Божьей истины. Они приводили различные примеры, ссылались на жизненный опыт, на результаты научных исследований, стремились пробудить интерес в людях, воздействовать на их воображение, пользовались другими индуктивными элементами. Мой опыт и наблюдения показывают, что в наше время наиболее передовая часть церковных служителей, молодые священники, следуют, в основном, индуктивному подходу, интенсивно используя индукцию в своих проповедях. Для того, чтобы их служение было успешным, они не делают в начале проповеди никаких преждевременных утверждений, постепенно добиваясь убедительности своих выводов и доверия слушателей, и только затем поражают сердца слушателей той евангельской вестью, в которой так нуждаются молодые люди.
Итак, оказывается, что две тысячи лет христианского служения подтверждают обоснованность и полезность индуктивного метода и многому учат нас. Индуктивное проповедование выдерживает испытание историей.
Проверка опытом современной жизни.
В этой книге уже говорилось о том, что мы живем в век электроники, компьютеризации и телевидения, что для нашего времени характерно невербальное мышление и нелинейная логика и что индуктивный подход наиболее полно отвечает этим тенденциям и мировосприятию людей технологического века. Тем не менее есть еще несколько соображений относительно индуктивного метода и современной ситуации.
Когда падает посещаемость воскресных школ и церквей?
Не происходит ли это тогда, когда мы, убирая из системы христианского образования такие элементы индуктивного подхода, как рассказ, драматическое изложение и прочие индуктивные приемы, требуем, чтобы подростки больше изучали теорию, катехизис и тому подобные предметы?
Понимая, что немногие прихожане знают разницу между альфой и сигмой и еще меньше тех, кто хочет это знать, сегодня преподаватели семинарий стремятся к тому, чтобы на уроках больше внимания уделялось практическому богословию, попечительскому служению, пасторскому наставничеству, служению в кризисных ситуациях и теории правильных взаимоотношений. Постоянно растет уверенность в том, что современный служитель должен как следует усвоить основы теологии, библейский и древние языки и соотносить все это с проблемами повседневной жизни, касающимися обычного человека, будь то мужчина, женщина или ребенок из нашей общины.
Растущее понимание того, что запросы индивида представляют собой сложное сочетание эмоциональных, психологических и духовных проблем, не может не сказаться и на самой методике проповедования. Если традиционная гомилетика не приветствует служения, в большей степени ориентированного на личность, и зачастую прямо противоречит ему, то индуктивная проповедь, прекрасно сочетаясь с другими установками на межличностное общение, может объединить все эти аспекты в одно единое целое.
Сегодня церкви и их члены переживают время перемен. Под нашими сводами чувствуется дыхание секуляризма. Сегодня как никогда ранее в истории нашей веры члены церкви все больше походят на тех, кто просто приходит на служение, и поскольку большинство из нас проповедует тем и другим одновременно, нам надо развить стратегию, которая позволяла бы в равной мере учитывать их интересы.
Ею и может стать индукция, так как она не способствует тому, чтобы во время проповеди какая-либо посылка принималась и утверждалась с самого начала. Прежде чем возвестить истину, которая нужна каждому, проповедник, использующий этот метод, стремится показать, что он уважает слушателя, готов найти с ним общую почву, что ему хотелось бы добиться единства взглядов и сделать так, чтобы слушатель ему верил.
В последнее время пасторы-практиканты и коллеги-преподаватели, служащие в местных церквах, сообщают нечто такое, что очень меня увлекает и вдохновляет. Они говорят, что, используя в своих проповедях индуктивную направленность и динамику, они создают такую атмосферу, в которой им отвечают даже те, кто обычно молчал. После служения их поздравляют не только всегдашние доброжелатели, но и совершенно новые люди.
Может ли сегодня индуктивная проповедь способствовать тому, что влияние проповедника будет увеличиваться и ответная реакция собравшихся возрастать? Современные исследования отвечают: да, это возможно.
В заключение еще раз скажем о том, что я много раз и по-разному стремился выразить в этой книге и что составляет саму суть моих взглядов на природу проповеди: проповедь может быть правильной, адекватной с точки зрения принципов гомилетики, библейски точной, доктринально выверенной и все-таки безуспешной, если ей не удается увлечь слушателей. Вовлеченность - ключ к успеху и залог того, что индукция будет только крепнуть.
Библия, проповеди великих проповедников, а также современный опыт, - все это вместе указывает на потенциальную мощь индуктивной проповеди. Не хочу сказать, что индукция - это нечто совершенно новое и революционное, и тем не менее убежден, что вашу проповедь она может преобразить.
Вы можете не принимать моих взглядов и утверждений. Просто попробуйте проповедовать индуктивно. А потом судите сами.